Глава четвертая. Проблема неосознаваемых форм психики и высшей нервной деятельности в свете современной теории биологического регулирования и психологической теории установки
III. О взаимоотношении сознания и "бессознательного"
§92 «Вытеснение» и диалектика противоречивых отношений между сознанием и «бессознательным»
Главным принципом взаимоотношений между сознанием и «бессознательным» фрейдизм объявляет принцип «вытеснения» и обхода этого «вытеснения» на основе «символизации». Благодаря такой трактовке все многообразие и разнородность связей между осознаваемыми и неосознаваемыми формами высшей нервной деятельности, между сознанием и «бессознательным» из рассмотрения фактически устраняются. При более же широком подходе именно с изучением полиморфности и противоречивости этих отношений связаны наиболее важные направления дальнейшей теоретической, экспериментальной и клинической разработки всей проблемы.
Есть, действительно, много оснований думать, что в определенных случаях неосознаваемые формы высшей нервной деятельности выступают как функциональные антагонисты тех мозговых процессов, которые лежат в основе сознания, т.е. выступают как активность, препятствующая работе сознания и в свою очередь этой работой дезорганизуемая. Яркие примеры такого функционального антагонизма можно видеть хотя бы при попытках осознанного воспроизведения двигательного навыка, принявшего благодаря частому повторению, форму «автоматизма». Концентрация внимания на таком автоматизированном действии нередко его грубо нарушает. Иногда основой антагонизма «осознанного» и «неосознанного» может явиться, как это подчеркивает С. Л. Рубинштейн, аффективная напряженность переживаний, иногда здесь примешиваются и разнообразные другие факторы.
Вместе с тем у нас нет никаких оснований рассматривать подобные антагонистические отношения как единственную и нормальную форму связи между сознанием и «бессознательным». Представление о подобных антагонистических отношениях, как об отношениях доминирующих, вступает в противоречие прежде всего с теорией эволюции. Неосознаваемые формы высшей нервной деятельности являются результатом развития, которое на протяжении тысячелетий стимулировалось естественным отбором.
Поэтому они должны играть принципиально ту же роль в биологическом и социальном приспособлении, что и формы высшей нервной деятельности, обусловливающие сознание.
Действительно, почти все упоминавшиеся выше экспериментальные исследования неосознаваемых форм высшей нервной деятельности, все экспериментальное изучение неосознаваемых «установок» говорят не только об антагонистических взаимодействиях между сознанием и «бессознательным», не только о взаимном их торможении, приводящем к распаду содружественной координации осознаваемых и неосознаваемых приспособительных процессов и выступающем наиболее ярко в условиях клинической патологии (а в особых ситуациях — при аффективном напряжении, утомлении, мешающих воздействиях, при обстановке «стресса» и т.п. — и в условиях нормы). Эти работы не менее убедительно указывают и на синергические взаимоотношения между сознанием и «бессознательным», доминирующие в обычных условиях и способствующие адекватной организации самых различных форм адаптивного поведения.
И наконец, третий момент, который необходимо учитывать, если мы задаемся целью наметить общую схему отношений между сознанием и «бессознательным». Мы имеем в виду изменчивость этих отношений, приводящую к неустойчивости, к лабильности конкретного содержания осознаваемых и неосознаваемых форм мозговой деятельности. Напомним, что для психоаналитической концепции «бессознательным» («unconscious», по Beliak и многим другим) является лишь то, что из-за особенностей своего психологического содержания «неприемлемо» для сознания. Такое понимание наглухо привязывает одни содержания к «бессознательному», другие к сознанию и разграничительная линия между сознанием и «бессознательным» оказывается одновременно линией демаркации между двумя несообщающимися сферами конкретных психологических содержаний. Этой статической, «жесткой» психоаналитической трактовке теория неосознаваемых форм высшей нервной деятельности противопоставляет схему, носящую диаметрально противоположный характер: подчеркивающую гибкую изменчивость отношения к сознанию любого конкретного содержательного переживания. То, что в какой-то момент времени выступает в форме осознаваемого психического феномена, может затем, утратив качество осознания, проявиться в форме неосознаваемого и непереживаемого процесса, в форме неосознаваемой установки, чтобы спустя какое-то время вновь выступить в своем первом психологическом обличии и т.д.63
63 Касаясь близкой темы, В. Л. Какобадзе приводит [71, стр. 323] два следующих характерных высказывания Freud: «Представление, в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным... Каким оно было в промежуточный период, мы не знаем, можно сказать, что оно было скрытым, подразумевая под этим, что оно в любой момент способно было стать сознательным». И второе высказывание: «У нас не может возникнуть никаких предположений относительно того, в какой форме оно (представление. — Ф. Б.)могло бы существовать в душевной нашей жизни, оставаясь латентным в сознании». Эти формулировки могут дать повод для неправильных толкований и поэтому требуют пояснений.
63 Совершенно очевидно, что первая формулировка имеет для Freud ограниченный смысл, относясь только к тем содержаниям, которые не являются «вытесненными» («вытесненное» не может, по Freud, стать в обычных условиях осознанным; это — одно из основных положений его концепции). Что же касается второй формулировки, то из нее видно, насколько Freud был далек от понимания того, что позже стало ясным благодаря Узнадзе. Никаких предположений о специфической «форме», которую принимают «латентные для сознания представления», Freud действительно не высказывал. Именно поэтому Д. Н. Узнадзе имел право утверждать, что бессознательное для Freud — это «те же наши мысли и чувства, только лишенные качества осознанности». Всю ценность понятия «установка» Д. Н. Узнадзе видел именно в том, что она и только она позволяет нам понять, какую «специфическую форму» принимает переживание (представление, чувство, стремление), после того как оно перестает непосредственно осознаваться и переживаться.
Признание этой изменчивости, этой диалектики отношений имеет не только психологическое, но и глубокое философское значение, поскольку оно больше, пожалуй, чем что-либо другое, подрывает идею принципиального антагонизма сознания и «бессознательного», как выражения несовместимости двух разнородных психологических «сущностей».