Глава пятая. Роль неосознаваемых форм высшей нервной деятельности в регулировании психофизиологической активности организма и поведения человека

§105 Проблема символики и перипетии ее постановки

Проблеме символики как своеобразной форме выражения содержаний сознания очень не повезло в литературе. Хорошо известно, какую роль играет эта проблема в тео­рии психоанализа. Один из французских лингвистов, поддерживающих психоаналитическую концепцию, Benveniste с полным правом мог заявить, что «весь психо­анализ основан на теории символа» [112, стр. 13]. Теория символики является центральной для всего ответвления психоаналитической школы, созданного Jung. И, пожа­луй, нигде, ни в какой другой из затронутых фрейдизмом проблем не проявилась так отчетливо идеалистическая направленность психоаналитического подхода и его (ска­жем прямо, как бы резко это ни прозвучало) характер­нейшая тенденция настойчиво защищать положения без должного внимания к степени их доказанности, как в раз­витом им представлении о природе и роли символа.

В советской литературе психоаналитическая концеп­ция символики многократно подвергалась особенно ост­рой и обоснованной критике. Результаты последней ока­зались, однако (по-видимому, это какой-то часто прояв­ляющийся «закон» дискуссии), двойственными. С одной стороны, эта критика полностью предотвратила проник­новение широко распространенной за рубежом фрейдист­ской концепции символа в советскую психологическую, психиатрическую и художественную литературу, с дру­гой — интерес к проблеме символики, понимаемой как своеобразная форма выражения содержаний нормального и измененного сознания, был в нашей литературе на многие годы заметно ослаблен.

Прослеживая судьбу всего этого вопроса, следует указать еще на одно обстоятельство, сыгравшее досад­ную роль в формировании относящихся сюда представ­лений. В 20-х и 30-х годах был проведен ряд исследова­ний особенностей мышления, характерных для народно­стей, стоящих на низком уровне культурного развития. Основные из этих работ связаны с именем Lévy-Brühl] [196], автора теории «прелогического мышления», в кото­рой значительное место было уделено анализу роли символов⁷⁹. Данные этого направления, изначально ха­рактеризовавшегося серьезными методологическими ошибками, были в дальнейшем широко использованы некоторыми из зарубежных исследователей для построе­ния откровенно расистских социологических систем и реакционных социально-психологических концепций. А это обстоятельство не могло, естественно, не вызвать повторную волну отрицательного резонанса к злополуч­ной теме символики в советской литературе.

⁷⁹ В описании фактов, характеризующих мыслительную дея­тельность людей, находящихся на низком уровне культурного раз­вития, Lévy-Brühl пошел дальше других крупных этнологов (на­пример, таких, как Durkheim или Fraeser). Им был накоплен мате­риал, ярко отразивший особенности представлений и толкований, наблюдаемые в разнообразных изучавшихся им этнических груп­пах. На основе этого материала Levy-Bruhl было, однако, создано теоретически совершенно неправильное представление о «прелогическом мышлении» (при котором увязывание смыслов определя­ется якобы не законами логики, а принципом «партиципации», имеющим непосредственное отношение к символообразующей и символиспользующей активности сознания). Когда же возникла необхо­димость широкого социологического и философского истолкования выявленных факторов, Lévy-Brühl придал разработанной им кон­цепции откровенно иррационалистический и мистический характер.

⁷⁹ Мышление первобытного человека, по Lévy-Brühl, это нечто та­кое, что «непроницаемо для того, что мы называем опытом, т.е. для выводов, которые могут извлечь наблюдение из объективных связей между явлениями»; это нечто имеющее «свой собственный опыт, насквозь мистический» и т.д. [196, стр. 303].

Вряд ли, однако, необходимо доказывать, что все эти отклонения от методологически адекватного развития на­учных представлений не снимают проблему символики как одну из своеобразных и функционально очень важ­ных форм выражения содержания сознания. Скорее даже наоборот: эти отклонения только подчеркивают настоя­тельную необходимость строгого анализа проблемы символики, которому в нашей психологической и клинической литературе до настоящего времени уделялось значительно меньше внимания, чем эта проблема заслуживает.