Глава четвертая. Проблема неосознаваемых форм психики и высшей нервной деятельности в свете современной теории биологического регулирования и психологической теории установки

II. Основные функции неосозноваемых форм высшей нервной деятельности (переработка информации и формирование установок)


...

§60 Проблема неосознаваемости психических явлений и непереживаемости процессов мозговой переработки информации

Анализ разных степеней выраженности феномепа «отщеп­ления» и различных клинических форм нарушения осоз­нания помогает лучше понять и многое другое, относящее­ся к существу проблемы «бессознательного».

Данные этого анализа подчеркивают прежде всего (как это ни удивит, возможно, наших психоаналитических оп­понентов) упрощенный схематизм решения проблемы «бессознательного», предложенного в свое время фрейдиз­мом. Действительно, психоаналитической концепцией предусматривается только строгая альтернатива:   либо адекватное осознание переживаемого, либо отсутствие по­добного осознания («вытеснение»). Следовательно, весь огромный диапазон переходных состояний между этими полюсами, представленный разнообразными клинически­ми формами извращения осознания (т. е. совокупность со­стояний, при которых говорить об адекватности осознания определенных психических явлений столь же неправиль­но, как и о полном отсутствии подобного осознания), из основной психоаналитической схемы выпадает. А такое выпадение ни к чему, конечно, иному, как к досадному обеднению картины фактически существующих отноше­ний, не приводит.

Можно сформулировать множество доводов в пользу того, что клиника любой функции мозга всегда указывает на наличие разнообразных вариантов частичного пора­жения, болезненного изменения, извращения этой функ­ции, которые предшествуют ее полному выпадению. Чем сложнее в структурном отношении функция, тем обычно полиморфнее картина подобных патологических извраще­ний. Принимая же психоаналитическую трактовку, мы вынуждены допустить, что наиболее сложная функция — осознания — является почему-то единственным исключе­нием из этого чрезвычайно широкого правила. Вряд ли нужно обосновывать, насколько упрощенным является такое понимание. Ограничившись несложной альтерна­тивой «или осознание, или вытеснение», фрейдизм факти­чески упустил из виду всю клиническую патологию процессов осознания. Неудивительно поэтому, что трактуя эту патологию, он пришел к односторонним и потому глубоко неправильным общим выводам.

Это первое обстоятельство, которое мы хотели бы под­черкнуть. Второе же относится к психологическому харак­теру и к физиологической природе процессов, выступаю­щих в условиях «отщепления», а также к вопросам тер­минологии.

В условиях развитого «отщепления» мы оказываемся перед лицом очень своеобразной мозговой деятельности. Эта деятельность выступает при объективном анализе как бесспорно относящаяся к высшей нервной деятельности, ибо она использует элементы индивидуально приобретен­ного опыта и иногда наиболее сложные из доступных для ее субъекта приемов переработки информации. В то же время ответить на вопрос, в какой степени эта активность является «психической», т.е. в какой мере в момент ее реализации она сопровождается определенными, пусть не­осознаваемыми, переживаниями, не так просто. Наиболее вероятной гипотезой является то, что при разных степе­нях «отщепления» эта выраженность субъективной модаль­ности переживания также должна варьировать.

Такое понимание выявляет всю сложность природы «бессознательного» и заставляет допустить качественно разные формы его проявления. Как на это справедливо обращает внимание С. Л. Рубинштейн, при нерезко выра­женном «отщеплении» «неосознаваемость» определенных форм мозговой деятельности отнюдь не сопряжена с их непереживаемостью как субъективной данности. Перед нами в подобных условиях поэтому неоспоримо психи­ческая активность, отличающаяся от обычной лишь тем, что при ее развертывании отсутствует адекватное со­отнесение субъективных переживаний с миром объектив­ных вещей. Если же, напротив, «отщепление» принимает грубые формы, то мы оказываемся перед лицом нервных процессов, которые выступают только лишь как своеобраз­ные проявления высшей нервной деятельности, обеспечивающие сложные процессы приспособления, осно­ванные на тонком учете особенностей объективной ситу­ации, в то время как «переживание» этих процессов как некоей субъективной данности может, по-видимому, быть предельно редуцировано или даже полностью отсутство­вать.

Принимая такое толкование, мы должны вполне ясно представлять, что оно основано лишь на логической экстра­поляции. Мы лишены возможности непосредственного анализа переживаний, например, эпилептика, выполняю­щего целенаправленное объективно действие, сопровож­дающееся последующей амнезией. Однако в подобных случаях перед нами активность, указывающая, что в про­цессе ее развертывания мозг больного выступает как ме­ханизм, способный к усвоению и логической переработке информации. Поскольку в настоящее время благодаря ус­пехам кибернетического моделирования психических функций не возникает сомнений в том, что даже наиболее сложные формы логической переработки информации мо­гут осуществляться материальными структурами, деятель­ность которых менее всего сопровождается субъективной тональностью (способностью к переживаниям), мы и экстраполируем это представление на мозг.

К этому можно добавить, что независимо от всяких аналогий с моделями технических устройств, приспособ­ленных для переработки информации, мы должны считать­ся с фактами, выявленными за последние годы в резуль­тате изучения процессов научного и художественного творчества, особенно — в результате анализа логики мыс­лительной деятельности, проводимого современным эвристическим направлением33. Эти данные убедительно говорят в пользу того, что в основе многих форм умственной дея­тельности лежат нервные процессы, развертывание кото­рых остается во время этой переработки «за порогом» со­знания и которые дают о себе знать только результатами своей деятельности, становящимися на какой-то более поздней фазе доступными сознанию. И одним из самых значительных достижений нейрофизиологии за последние годы следует считать то, что она продвинулась в какой-то мере в моделировании некоторых особенностей этой слож­нейшей латентной нервной основы сознания.


33 На характеристике этого направления мы остановимся ниже (§ 73).


Все сказанное не может не возвращать нас вновь и вновь к мысли, насколько были далеки альтернативные схемы Freud от трудно представляемой сложности отно­шений, с которой мы сталкиваемся, как только начинаем анализировать качественно разнородные проявления «бес­сознательного». В результате такого анализа становится очевидным, что под «бессознательным» следует понимать мозговые процессы, которые при разной выраженности «от­щепления» не в одинаковой степени могут претендовать на звание «явлений психических». Именно поэтому целесообразно сохранить для обозначения определенной категории подобных процессов (как это было предложено в свое время А. В. Снежневским) название неосознаваемых форм высшей нервной деятельности. Таким названием лишний раз к тому же подчеркивается важное (особенно при споре с фрейдизмом) обстоятельство, что почти при всех условиях единственной формой проявления «бессоз­нательного» служат выражающие его объективные реак­ции34


34 На Всесоюзном совещании по философским вопросам высшей нервной деятельности и психолоrии 1962 г. Б. М. Тепловым и др. было высказано мнение, что термин «неосознаваемая высшая нервная деятельность» неточен, ибо высшая нервная деятельность как таковая всегда является неосознаваемой (осознается окружающая действительность, а не нервные процессы, обеспечивающие восприятие этой действительности). Формально это критическое замечание правильно. Нам представляется, однако, что пользование выражением «неосознаваемая форма высшей нервной деятельности» становится целесообразным, если указывается, что под этим понятием подразумеваются высшие формы приспособительной активности мозга, характеризуемые отсутствием не только их осознания, но и их отражения в системе переживаний субъекта. Это отсутствие «модальности переживания» позволяет ограничить «неосознаваемые формы высшей нервной деятельности» от «неосознаваемых форм психики», являющихся результатом мозговой деятельности, при которой модальность переживания, напротив, сохраняется, а сама деятельность не осознается.

34 Отсутствие специального названия для той категории процессов, которую мы обозначаем как «неосознаваемая форма высшей нервной деятельности», уже долгое время выступает как пробел в научной терминологии, тормозящий дальнейшее развитие представлений. Можно будет только приветствовать, если в дальнейшем для обозначения этой формы работы мозга будет предложен какой-то более адекватный термин. Но не иметь вовсе соответствующего понятия уже нельзя.