Глава вторая. Формирование представлений о "бессознательном" в периоде, предшествующем возникновению фрейдизма и современной психосоматики

§19 Обсуждение проблемы «бессознательного» на Бостонском симпозиуме 1910 г. (Hartmann, Brentano, Munsterberg, Ribot)

Мы располагаем литературными данными, которые позво­ляют восстановить основные тенденции в понимании про­блемы «бессознательного», характерные для непсихоаналитически-ориентированных течений в психологии и психо­патологии начала нашего века. В 1910 г. в Бостоне (США) состоялось совещание, отразившее разные существовавшие тогда подходы к этой проблеме. Труды Бостонского симпо­зиума [18] при опубликовании были дополнены статьями Hartmann, Brentano, Schubert-Soldern и создали выразительную картину пестроты и противоречивости мнений, преобладавших в предвоенные годы по поводу проявлений «бессознательного». Одновременно они показали, что в центре спора оставались все те же коренные вопросы, ко­торые были поставлены в еще более раннем периоде, но к сколько-нибудь уверенному решению которых участники Бостонского симпозиума были не намного ближе, чем их предшественники.

Мы не будем сейчас задерживаться на толковании «бес­сознательного», которое дал Hartmann, хотя в определен­ных кругах иррационалистически настроенной буржуазной интеллигенции конца XIX века эти идеи Hartmann были очень популярны. Являясь типичным представителем иде­алистического понимания «бессознательного», Hartmann пошел по пути спекуляций, заранее исключивших для него возможность сколько-нибудь адекватного толкования про­блемы, анализу которой он посвятил по существу всю свою жизнь. Он явился, если давать оценку в историческом ас­пекте, по существу, последней фигурой среди пытавшихся решать вопрос о «бессознательном» с позиций гегелевского объективного идеализма. Уже на фоне участников Бостон­ского симпозиума он выглядел старомодным натурфилосо­фом, который допущен в общество молодых рационалисти­чески настроенных скептиков и механистических материа­листов гораздо скорее вследствие уважения к патриархаль­ным традициям, чем в надежде услышать от него какое-то подлинно новое слово⁸.

⁸ Характерны высказывания в адрес Hartmann даже некоторых современников. James оценил его теорию как «арену для причуд». Hoffding заметил по поводу этой теории, что «мы можем сказать о ней то же самое, что Галилей сказал об объяснении явлений природы божественной волей: она ничего не объясняет, потому что объясняет все» (цит. по Hart [18]).

Гораздо более характерным для описываемого периода явилось понимание, развитое в ряде работ, опубликованных в начале века Brentano. Этим автором был поставлен в острой форме основной вопрос: какие доводы заставляют признать существование у человека психической деятель­ности, которая является одновременно деятельностью не­осознаваемой. Brentano прослеживает последние (для того времени) фазы старого спора, который велся по этому по­воду, подчеркивает непримиримость выявившихся разно­гласий между теми, кто допускает и отвергает существова­ние подобной активности (относя к первым Mill-отца, Ha­milton, Maudsly, Benecke, Helmholtz, а ко вторым — Lotze, Carpenter, Spencer, Mill-сына, Fechner), и подвергает логи­ческому анализу конкретные аргументы в пользу существо­вания неосознаваемых психологических процессов у че­ловека. Его вывод категорически отрицательный: никаких данных в пользу реальности подобных процессов, по его мнению, нет, «психическое может быть только осознавае­мым». Подобная негативная позиция разделялась в опи­сываемом периоде многими. Не следует забывать, что это было время быстрого развития стихийно материалистиче­ских представлений в биологических науках и подлинных триумфов медицинской практики, которые были вызва­ны реалистическим подходом к вопросам жизнедеятельно­сти. Некоторый телеологический привкус ранних теорий «неосознаваемых умозаключений» (у Helmholtz, напри­мер, реальность подобных «умозаключений» выводилась из их «необходимости» для объяснения процессов орга­низации мыслительных и рецепторных актов) отталкивал тех, кто стремился к выявлению прежде всего строгой де­терминированности, причинной обусловленности исследу­емых процессов. Эти тенденции проявлялись как среди психологов, так и среди клиницистов. Примером такого «скептического подхода среди психопатологов являются работы Munsterberg.

Этот весьма талантливый и известный в свое время кли­ницист утверждал, что вводя представление о неосознавае­мой психической активности для объяснения тех или дру­гих реакций, мы уподобляемся астрономам XVI столетия, которые допускали грубое смешение логических категорий, считая, например, красоту, математическую гармоничность определенных траекторий «причиной» движения небесных тел по соответствующим орбитам. Предположение, что су­ществуют психические явления, находящиеся «вне созна­ния», по его мнению, логически противоречиво. Причиной реакций, которые невыводимы из актов сознания, является, по Munsterberg, только нервная деятельность в ее «чистой» {лишенной связи с сознанием) форме. Все же остальное есть, по его мнению, чисто спекулятивный домысел.

Небезынтересно, что на сходную позицию встал и такой крупный психолог, оказавший значительное влияние на умы своих современников, как Ribot. Он полагал, что так называемая подсознательная деятельность—это просто ра­бота мозга, при которой психические процессы, сопровож­дающие деятельность нервных центров, по каким-либо при­чинам отсутствуют. «Я склонен стать на сторону этой гипо­тезы,—говорит он, — хотя и не закрываю глаз на ее недо­статки и трудности... Я все более склоняюсь в сторону этой физиологической гипотезы и вполне присоединяюсь к мне­нию, высказанному недавно в Америке Jastrownenje более ясно Pirce в его "Психологических и философских очер­ках" (1906). Последний приводит такие убедительные до­воды в пользу физиологического толкования, что все даль­нейшие попытки в этом направлении мне кажутся излиш­ними» [18, стр. 69].

Количество высказываний подобного отрицательного, скептического стиля можно было бы значительно увели­чить. Однако вряд ли это необходимо. Из сказанного до­статочно ясно, что сильной стороной этого негативного, «физиологического» направления являлись простота лежа­щей в его основе логической схемы и единство мнений по главным вопросам среди его сторонников. Приверженцам же реальности неосознаваемой психической активности не хватало именно этих сильных сторон.