Встреча двенадцатая
I. Пищевое насилие
Вас в детстве заставляли глотать пищу, когда вы не хотели и даже не могли есть?
Помните? За папу, за маму, за деду, за бабу...
Думаю, так было у многих.
Вспоминаю детство. Естественно, детсад. Вся группа обедает. Я ем медленно, не люблю суп, потому что в нем застывают жиринки и плавают желтыми кружками. Это — невыносимое фу, до рвотных спазмов! Но воспитательница считает, что должна накормить ребенка любой ценой. И поскольку страхом воздействовать легче всего, она обещает, что не возьмет меня на прогулку со всеми, если я не съем этот гадкий суп. Ну ничего не могу я с собой поделать. Сижу, слезы капают в тарелку: кап-кап. И меня не берут гулять! В общем, преступление и наказание.
Так вот. Пока я там сидела и исходила слезами, составляла программу своей будущей жизни и обещала себе: вырасту большая и никогда, ни за что не буду есть супы. И не ела! Даже выйдя замуж, всем варила, а сама не ела. Долго пришлось мне с собой договариваться, чтобы наконец начать есть первые блюда. Изредка. Этот незначительный эпизод стал, как оказалось, серьезной душевной травмой для меня.
Но кто думает о душевных травмах ребенка?
А, бросьте, что он понимает, мы же для его пользы все делаем.
Увы, хотим-то мы как лучше.
Помню себя в роли молодой мамочки. Мой обожаемый шестимесячный младенец должен быть накормлен в обед протертыми овощами или кашей. Это кормление — спектакль не для слабонервных, поверьте.
Я одна с этим не справлялась никак. Благо муж мой был военным доктором, жили мы близко от госпиталя, и в свое обеденное время он прибегал помочь в спасении нашего сына от голодной смерти. Мы оба были убеждены, что если не впихнем в него миску каши, случится что-то неописуемо ужасное. Надо, кстати, заметить, что к тому времени у нас уже было двое деток, хоть и постарше этого, но тоже маленьких. Итак, прибегал отец. Начиналась операция «бу-ээээ».
Сначала я укутывала отца в пеленку, чтоб не испачкалась его форма. Потом мы обвязывали пеленкой нашего ненаглядного крошку, чтобы он не мог пошевелить руками и не выбил миску с кашей из рук кормильца.
Далее муж отдавал приказ: «Пойте!»
Мы втроем — дочка, сынок и я — начинали представление. Пели, плясали, дудели. Естественно, наш маленький дурачок каждый раз ловился на эту приманку: широко раскрывал свой беззубый рот и улыбался. И тут происходило вероломное нападение: отец с ходу втюхивал ему большую ложку каши.
Вдохновленные успехом, мы пели еще старательнее.
В общем, несколько ложек он проглатывал в эстетическом экстазе.
И вот тут-то нам бы и остановиться.
Поблагодарить малютку за внимание, распеленать и заняться дальнейшими делами.
Но знаете, как устроен человек... Ему все мало... Нам каждый день хотелось, чтоб он съел всю миску. И точка.
Отец впихивал, впихивал, не замечая, что бэби давно уже не глотает питательный продукт.
Правда, для порядку муж иногда встряхивал сына и побуждал: «Ешь давай, глотай давай!»
И вот... Даже сейчас страшно писать, так и вижу...
Щечки у сыночка раздувались от засунутой в его ротик лишней порции каши, и — р-р-раз! — все содержимое (в который уже раз) оказывается на любящем отце. На его лице, вороте рубашки, галстуке и даже брюках (пеленка, в которую я его заботливо укутывала, к этому времени безнадежно сползала).
Ребенок радовался, отец горевал. И так — много дней подряд.
Кто бы нам тогда сказал, что мы совершаем нечто противоправное, очень обиделись бы и не поверили! Мы же делали это любя, ради блага нашего сына.
И тем не менее: то, что мы совершали, называется насилием над личностью, а точнее — пищевым насилием.
Должна сказать, что у нас все же хватило ума прекратить эти танцы-шманцы.
Дошло, наконец, что нет никакого смысла во всех этих действах.
Ведь ребенок так хитро устроен, что ест, когда голоден, и не ест, если сыт.
Представляете?
А зачем же пичкать сытого? Что это даст?
А даст это вот что: наше собственное глубокое моральное удовлетворение.
Мы-де правильные родители — хорошие, все делаем ради ребенка. Мучаемся, пляшем, поем, впихиваем так, что из ушей лезет.
То есть — не ради ребенка стараемся, а ради самих себя.
Сколько раз я замечала случаи такого родительского насилия, причем не раз в папах и мамах разгоралась такая злоба, что они уже начинали вопить на любимое дитя: «Жри, сволочь!» — и много чего еще.
И при этом — парадокс — сказку на ночь ребенку прочитать невмоготу. А впихивать, насилуя по несколько раз в день, подавляя волю и сопротивление, — всегда пожалуйста.
Ради того, чтобы в будущем у вашего дорогого ребенка не было проблем с пищевым поведением, ради того, чтобы он ел умеренно, вел здоровый образ жизни и жил долго — не кормите его насильно!
Не перекармливайте!
Не хвалите за каждый проглоченный через силу кусок.
Это — не впрок.
Не пугайтесь, если он отказывается есть.
Значит, ему сейчас не надо.
В конце концов — это его право: есть только тогда, когда он голоден.
