Глава 2. Дюжина приемов остроумия

2.5. Смешение стилей

Со времен античных исследований и до наших дней исследователями выделяется отличительный конструкт комического — противоречивость. В противоречивости проявляется двойственная природа остроумия. Анализируя теории остроумия, существовавшие к началу ХХ века, Т. Рибо приходит к выводу, что их можно объединить в две группы: причина смеха — несовместимость одновременно воспринимаемых объектов внешнего мира, и вторая группа теорий выводит смех из чувства превосходства над окружающими. Ученый предлагает объединить обе группы теорий. Психические состояния, выражающиеся смехом, заключаются в осознании какого-то несогласия, противоречия, в сознании того, кто смеется, своего превосходства над людьми и неодушевленными предметами, считает Т. Рибо (1898). А. Бергсон подчеркивает, что «Всякий комический эффект должен заключать в себе противоречие в каком-либо отношении» (2).

Анализ психологической сущности комического, особенностей его многообразных функций в человеческих взаимоотношениях подтверждает тесную связь с внутренними механизмами смещения оценок (обесценивания и повышенной оценки), описанной многими исследователями (Г. Спенсер, А. Бергсон, З. Фрейд, А. Кестлер, А. Лук, А. Розов и др.). Ф. Ницше, описывая Н. Шамфора в «Веселой науке» как человека, богатого душевными глубинами и подоплеками, подчеркивает, что Н. Шамфор считал «смех необходимым лекарством от жизни и полагавший едва ли не потерянным каждый день, когда он не смеялся» (6). В этом фрагменте мы эксплицитно наблюдаем действие механизма смещения оценок через область комического. Этот механизм проявляется во всех формах комического. Само комическое является тем зеркалом, которое

держит в руках человечество в процессе самопознания. При этом иногда наблюдаем картину, описанную В. Вишневским: «В этих буднях великой жути/ Все смешалось — и штампы отказывают:/Все страшнее физики шутят,/ Все смешнее чекисты рассказывают». В этом фрагменте для создания комического эффекта использован прием остроумия «смешение стилей». Что, по сути, является одним из многочисленных частных случаев реализации двойственной природы комического.

Данный прием наиболее полно и рельефно (с нашей точки зрения, простите за невольный каламбур смыслов) очерчивает амбивалетность жизненных проявлений. При этом нас, вслед за А.С. Пушкиным, интересует не остроумие как «шуточки, столь любезные нашим веселым критикам, но способность сближать понятия и выводить из них новые правильные заключения» (8). Этому в значительной степени способствует прием «смешение стилей», описанный А. Бергсоном в работе «Смех»: «… комический эффект может получиться всякий раз, когда мы переложим естественное выражение какой-нибудь мысли на другой тон» (1).

Формы представления или способы создания комического эффекта посредством приема «смешение стилей» весьма разнообразны. Это намеренное смешение речевых стилей; контраст между темой и формой изложения; несоответствие стиля речи и обстановки, где она произносится; перенос терминологии; пародия; объединение элементов пословиц и поговорок; перестановка элементов в устойчивых словосочетаниях; намеренное нарушение законов сочетаемости слов; преднамеренные обрывы; рождающие новый смысл; псевдоглубокомыслие. Прием «смешение стилей», или «совмещение планов», как его иногда называют, пожалуй, самый разноплановый, из известных способов создания комического эффекта. Рассмотрим способы создания комического эффекта посредством данного приема. Намеренное смешенье речевых стилей реализуется в форме последовательного нарушения грамматической или логической правильности речи (анаколуфа). Покажем это на следующих примерах. «Гамсахурдиа, между прочим, интеллигенция. Этот интеллигенция хорошо знал, на что шел». Или такое потрясающее выражение, как: «Наш паровоз вперед лети, кажется, прибыл на в коммуне остановку». Чувства, испытываемые при восприятии данных выражений, явно относятся к разряду гедонических. Происходит явное возвышение собственной личности и обесценивание личности «творца» этих строк. Таким образом, налицо факт работы психологического механизма смещения оценок (обесценивания и повышенной оценки).

Аналогичное действие мы можем наблюдать и при таком способе намеренного смешения речевых стилей, как сближение возвышенного с узкопрактическим. Г. Гейне в «Путевых заметках» как-то обронил такую фразу: «Пирожки с яблоками составляли в то время предмет моей страсти, теперь же это — любовь, истина, свобода и раковый суп». Или же фраза И. Ильфа: «Бога нет!» «А сыр есть? — грустно спросил учитель». Время идет, а вопросы, как видим, все те же. Ответы, впрочем, тоже. Так А.П. Шполянский утверждает, что «легче найти смысл жизни, чем пансион за 25 франков».

Должное данному приему остроумия отдано и таким выдающимся мыслителем, как К. Маркс. Он писал, что при рассмотрении вопроса о контрасте между формой и содержанием большой интерес представляют произведения Лукиана. По остроумному замечанию К. Маркса, «богам Греции, однажды уже трагически обреченным на смерть в „Прикованном Прометее“ Эсхила, пришлось еще раз умереть комически в „Разговорах Лукиана“» (4). В «Разговорах богов» и «Морских разговорах» комический эффект достигается прежде всего использованием приема «совмещение планов». Это делается посредством перенесения мифологических образов в область быта. Боги у Лукиана ссорятся друг с другом, беспрестанно жалуются на Зевса, сплетничают. Так, например, Гермес требует у Харона возврата долга, торгуется с ним, жалуется на обилие работы и т. п.

О признании данного способа создания комического образа свидетельствует наличие филологического понятия-инверсии — бурлеск (бурлеска), понимаемого как контраст между темой и характером ее интерпретации. В этом случае либо заведомо возвышенная тема получает тривиально-бытовую трактовку и излагается подчеркнуто «низким» стилем; либо «низкая» тема воплощается посредством традиционно «высокого штиля» — так называемая «ироикомическая поэма» («Енеида, на малороссийский язык переложенная» И.П. Котляревского). В Европе бурлеска была особенно распространена в 17 — начале 18 веков, а в России — в конце 18 века в качестве реакции на условную торжественность героической поэмы классицистов (поэма «Переодетый Вергилий» французского поэта П. Скаррона, ироикомичекая поэма «Елисей, или Раздраженный Вакх» В. Майкова, травестия «Вергилиева Енеида, вывороченная наизнанку» Н. Осипова).

К способам создания комического эффекта посредством смешения стилей как формы существования двойственности остроумия относятся также приемы «псевдоглубокомыслие» и «псевдоцитация». Рассмотрим это на примерах: «Мне в размышлении глубоком/ сказал однажды Лизимах,/ что зрячий зрит здоровым оком,/ слепой не видит и в очках» (Д. Минаев). Двойственность достигается за счет совмещения ожидания, возникающего от ссылки на большого мыслителя и совершеннейшей банальности. Столкновение этих двух противоположных планов в одной «картине» и вызывает комический эффект. Очень ярко, рельефно двойственность остроумия проявляется при приписывании какого-либо выражения лицу, не имеющему к нему никакого отношения (псевдоцитация). Мать говорит сыну: «Еще великий Гете считал, что валенки нельзя сушить на плите». Или такое выражение: «Про эмиграцию еще Галилей сказал: „А все-таки она вертится“» (А.П. Шполянский). Выражение по поводу сушки валенок обладает большим комическим эффектом в силу наличия большего контраста между рассматриваемыми планами. И, как следствие, вызывает более сильную эмоциональную реакцию.

Другим вариантом приема смешения стилей является зевгема — от греч. «связь, объединение разнопланового», при котором происходит намеренное нарушение законов сочетаемости слов. В зевгеме сочетаются формально тождественные, но семантически различные понятия, функциональное предназначение такого сочетания — создание двойственности в процессе целостного осмысления данного выражения. Например: «он пил чай с женой, лимоном и удовольствием». Или такой вариант, вышедший из-под пера Г.К. Лихтенберга: «Его рвет секретами и вином». Или же фольклорное: «Шли двое: студент и дождь; один в пальто, другой — в осенний вечер».

Совмещение планов может осуществляться также следующими приемами: нарушение законов сочетаемости слов (охромела на один зуб, беру собаку под уздцы); преднамеренные обрывы, рождающие новый смысл (как говорится, я встретил вас, и все); нестандартное распространение или совмещение поговорок — контаминация (что с воза упало, то не вырубишь топором; сколько волка не корми, насильно мил не будешь); сближение возвышенного и узкопрактического (когда я окончу семилетку и овладею всей культурой человечества, я стану кассиршей); перестановка в устойчивых словосочетаниях — гипалаг (лучше никогда, чем поздно, морально здоров и физически устойчив). Значительное количество способов создания комического эффекта, являющихся разновидностями «смешения стилей», также наличие значительного количества филологических понятий-инверсий (анаколуф, бурлеск, псевдоцитация, контаминация, гипаллаг, метабазис, зевгема) свидетельствует о важности данного механизма в процессе самозащиты и самооздоровления, а также в процессе осмысления действительности.

Ряд способов из батареи «смешение стилей» известен «от Ро-мула до наших дней». К таким способам относится популярный в Древнем мире центон. Значение греческого слова центон — «покрывало, платье, сшитое из различных лоскутков». В центоне совмещаются с определенным смыслом отдельные фрагменты произведений одного автора или различных авторов. Достаточно широкую известность получили центоны из басен И.А. Крылова. Повышенная эмоциональная привлекательность центонов, полученных из материала известных произведений, объясняется когнитивным эффектом несоответствия, между прошлым опытом личности от знакомства с «первоисточником» и новой формой предъявления.

Возникновение нового смысла накладывается на прошлый когнитивный опыт субъекта. Возникает двойственность, приводящая к комическому эффекту.

Интересный вариант приема «центон» был реализован в журнале «Огонек» в 1925 году, где опубликовали роман 25 писателей «Большие пожары». Среди авторов романа, созданного по технологии «ножницы и клей» как варианта «смешения стилей», были Леонид Леонов, Исаак Бабель, Константин Федин, Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Вениамин Каверин, Михаил Кольцов и др. Серьезные эпизоды, особым образом повернутые в общем сюжетном контексте, оказывались откровенно комичными.

Классическими примерами активного использования когнитивной функции двойственной природы остроумия в литературе и драматургии следует назвать «Иван Васильевич» М. Булгакова, «Янки при дворе короля Артура» М. Твена. Двойственная сущность остроумия активно используется не только в вербальных формах. Прием «смешение стилей» особенно эффектно использовался звездами немого кино: Бастером Китоном, Чарли Чаплиным. К примеру, герою ничего не стоило оказаться в пустыне, на санях, запряженных лайками. У Сергея Эйзенштейна в статьях по монтажу есть фраза: «Сопоставление двух монтажных кусков больше похоже не на сумму их, а на произведение». Этот монтажный принцип широко употребляется при создании различных комедийных эффектов.

Исследователями особым вниманием отмечен такой способ создания комического эффекта, как «перенос терминологии». Данный способ реализуется в двух вариантах: «макаронический стиль» — насыщение речи искаженными иностранными словами (книга на импортном языке) и «канцеляризмы» — слова и речевые обороты, взятые из официального, делового стиля и перенесенные в речь иных стилистических характеристик (Дело о влетении и разбитии стекол вороною (Д.И. Писарев). У канцелярита, пишет редактор и переводчик Нора Галь, есть точные приметы. «Это — вытеснение глагола, то есть движения, действия причастием, деепричастием, существительным… Это нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего длинные цепи существительных в одном и том же падеже — родительном, так что уже нельзя понять, что к чему относится… Это обилие иностранных слов там, где их вполне можно заменить словами русскими. … Короче говоря, канцелярит — это мертвечина» (3). Модальность канцелярита весьма широка: от мягкости в приведенном примере Писарева до саркастической жесткости в следующих строчках И. Губермана: «Я Россию часто вспоминаю,/ думая о давнем дорогом./ Я другой такой страны не знаю,/ Где так „вольно“, „смирно“ и „кругом“». Данный фрагмент интересен в нескольких планах. Смешение стилей идет по двум направлениям, фрагмент широко известной песни «Я другой такой страны не знаю», вызывающей теплые чувства, переходит в строчки прямо противоположного плана, связанного с другим ассоциативным рядом. Так завершающая четверостишие строчка по своей сути является строевыми командами и определенными ассоциациями, связанными с периодом 30–50-х годов теперь уже прошлого столетия в нашей стране. Вследствие этого возникает сильное эмоциональное напряжение, переходящее в разрядку смехом, после восприятия всего многопланового авторского замысла в целом.

Считаем целесообразным отметить, что со времен античности не уменьшилась популярность и такого способа создания комического эффекта, как «пародия», основой которого также является смешение стилей. Так, одной из первых пародий явилась античная пародия на Гомера «Батрахомиомахия» («Война мышей и лягушек», от греч. Batrachomyomachia, где вatrachos — лягушка), авторство приписывалось Пигрету (издана на русском языке в 1936). В этом произведении вместо Ахилла и Агамемнона, а также прочих доблестных героев сражались друг с другом мелкие представители фауны, причем победили лягушки, коим на помощь в решающий момент олимпийские боги (какое резкое смещение плана) направили раков. В средние века многочисленны пародийные литургии («Литургия пьяниц», «Литургия игроков» и др.). Двойственность реализуется уже в самом названии. «Литургия» в дословном переводе с греческого означает «общенародное дело». В этом контексте особенное внимание привлекает словосочетание «Литургия пьяниц». Контраст усиливается, соответственно возрастает когнитивный диссонанс при восприятии данного словосочетания в соответствии со вторым словарным значением слова «Литургия» — богослужение Православной церкви, в котором, кроме молитв и песнопений Господу, приносится бескровная жертва за спасение людей. И вот с такими святыми обрядами связывается картина совершенно иного плана, чем в значительной степени увеличивается аффективное воздействие текста. В этот же период создавались также пародийные завещания («Завещание свиньи», «Завещание осла»), пародийные эпитафии, пародийные постановления соборов. Такое разнообразие жизненных сфер, описываемых рассматриваемым приемом, свидетельствует о его значительном аффективном и когнитивном воздействии.

Пародия и в нашем отечестве пользовалась большой популярностью. Аффективно — когнитивные особенности пародии использовались А.П. Сумароковым при написании «вздорных» од как продолжение теоретических споров с М.В. Ломоносовым. Отмечая высокую значимость данного приема, В. Новиков в предисловии, названном им «Мастера умного смеха» (весьма и весьма «говорящее» название), пишет: «Пародия моментально схватывает характерные черты стиля настоящих мастеров, издевается над штампованными приемами эпигонов, а главное — веселит читателей, убеждая их в том, что литература не музей, что ни один шедевр не защищен табличкой „Руками не трогать“» (7). В высказывании В. Новикова в русле нашего исследования особый интерес представляет подмеченное им эмоциональное состояние читателей или слушателей при восприятии пародии. Смеховая разрядка наступает вследствие совмещения так называемого «первоисточника» с новой версией происходящего. И еще одну функцию пародии очень точно подметил В. Новиков, написав, что пародийную «тренировку» прошли почти все значительные мастера Серебряного века. Нам юмор и, как частный случай, пародия, даже больше интересен с той точки зрения, что он дает простому читателю. Вывод напрашивается сам собой: во-первых, эмоциональная разрядка; во-вторых, когнитивная тренировка мыслительных процессов. Каждый компонент сам по себе является очень значимым, а их совместный эффект, в принципе, трудно переоценить.

Двойственная сущность когнитивной природы остроумия проявляется в различных формах. Одной из характерных форм реализации противоречивого характера комического является рассмотренный в статье прием остроумия «смешение стилей». Наличие большого количества филологических понятий-инверсий этого приема свидетельствует о важности аффективной и когнитивной функции двойственной природы остроумия в речевом общении.

Библиографический список

1. Бергсон А. Введение в метафизику. Смех// Творческая эволюция. Материя и память: Пер. с фр. — Минск: Харвест, 1999. — С. 1355.

2. Бергсон А. Смех // Французская философская эстетика ХХ века. — М.: Искусство, 1995. — С. 93.

3. Галь Нора. Слово живое и мертвое. М., 1987. — С. 14–15.

4. Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Полн. Собр. Соч. — Т.1. — М., 1955. — С. 418.

5. Литературная пародия. Анталогия Сатиры и Юмора. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. Т.9 — С. 8.

6. Ницше Ф. Веселая наука. — М.: Изд — во ЭКСМО-Пресс, 1999. — С. 146.

Психология bookap

7. Литературная пародия. Антология Сатиры и юмора России ХХ века. — М.: Изд — во ЭКСМО-Пресс, 2000. — Т.9. — С. 8.

8. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т., т. 7. — С. 141.