ОСНОВНОЕ: что чистим?

МОРЕ ПСИХИКИ

МОРЕ ТЕЛА

МОРЕ СОЗНАНИЯ

Слой 2. СОЗНАНИЕ В ПСИХОЛОГИИ

Часть 1. ОБЩЕДОСТУПНАЯ АМЕРИКАНСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Глава 2. История американского понимания сознания

В предыдущей главе, размышляя об американском мировоззрении, я между делом привел достаточное количество определений сознания, сделанных американскими психологами, чтобы высветилась некоторая странность. Заметили ли вы, что эти определения, по нашим понятиям, не совсем определения. Они, говоря по-русски, какое-то масло масляное.

Вот почитайте еще раз у Кордуэлла: «Сознание. В самом общем смысле термин, обозначающий состояние осознавания».

Или у Ребера: «Сознание. Вообще— состояние пребывания в сознании, сознательное состояние».

Если исходить из требований к определению, то надо бы написать: сознание есть состояние пребывания в сознании. И тогда это прозвучит совсем глупо. Поэтому авторы словарей применяют хитрость и выносят слово сознание в заглавие. В таком виде их статья звучит как бы через вопрос: что понимается, когда говорят о сознании? В самом общем виде — состояние осознавания.

Иными словами, авторы американских словарей в отношении сознания не просто схитрили и отказались давать определение, но еще и сделали это по-американски демократично — они решили никого не обижать и никому не навязывать своего мнения, а просто перечислить все существующие в их обществе мнения, предполагая, что из их суммы у читателя и родится понятие сознания.

Вероятно, это верный способ ни с кем не поссориться, но означает он одно: американская Психология не имеет определенного понятия сознания. Читателю же предлагается пользоваться тем понятием, которое на его взгляд ему более всего подходит. Это возможный подход, но на деле, как я это постарался показать, во всей американской Психологии правит вот это самое неопределенное определение: сознание есть осознавание.

Конечно, я знаю, что в Америке есть психологи глубоко и серьезно исследующие сознание. Но не забывайте, что мое собственное исследование посвящено возможности очищения с помощью Психологии А еще определеннее, с помощью тех психологических пособий, которые являются общедоступными, иначе говоря, которые можно свободно купить в русском книжном магазине. А там, в основном, русские и общедоступные американские издания, написанные в ключе, так сказать, прагматической психологии. Иначе говоря, товарно написанные. Американцы, пишущие товарно или прагматично, сознание понимают как осознавание.

Можно ли чистить осознавание? Даже если вы хотите его улучшить или восстановить, как сильно утраченную способность, то чистить надо ту среду, загрязнение которой повело к утрате этой способности.

В общем, понимание сознания как осознавания для нас бесполезно. Хотя понимание того, как происходит осознавание, очень нужно — для того, чтобы понять, что такое сознание и как оно устроено или работает. Поэтому задамся вопросом: а почему американские психологи, говоря о сознании, имеют в виду осознавание?

На самом деле ответ очень прост. Эти психологи, даже иногда пишущие о сознании, никогда о нем не задумывались, поскольку писали о сознании не ради его исследования, а ради совсем иных, прагматических целей. А что происходит, когда ты говоришь о чем-то не задумываясь? Я спрашиваю строго в научном смысле. Происходит то, что из неосознанной или ненаучной части твоего сознания выскакивает бытовое понимание явления. Вот и психологи эти просто-напросто повторяют здесь самое общее понимание сознания английским языком.

Как, например, возьмите понимание сознания Харрапским толковым словарем:

Conscious — aware of things around you; consciousness — being conscious; to lose consciousness — to become unconscious.

Все однозначно: не только conscious, то есть сознательный — есть осведомленный, знающий о том, что происходит вокруг тебя. Но и Consiousness — сознание, переводится как быть осознающим. Соответственно, потерять сознание — стать неосознающим. Значит, не случайно и Ребер приписывает к своему определению пояснение: «Это наиболее общее значение термина, и оно подразумевается во фразах, подобно "он потерял сознание"».

Сознание как некое пространство или среда, содержащая какие-то явления, далеко не сразу начинает отличаться народом как то, что обеспечивает способность осознавать, от самой способности осознавать себя и окружающий мир. Но обо всем этом мы поговорим в соответствующих главах. Пока же мне важно обратить ваше внимание на то, что психологи плохо осознают, какой частью своего ума думают о сознании — народной, бытовой или научной.

Естественно, это свойственно не только американцам. В отношении понятийного языка Науки существует международный интернационал психологов. Своего рода договор всех ученых, как что понимать и как это подавать читателям. Благодаря ему, одни ученые прикрывают других, стараясь подать товар лучшим образом. Для нас же, для читателей, этот их договор оказывается заговором искажения. Конечно, когда они пишут работы для себя, для внутринаучного использования, они друг к другу беспощадны, иногда до жестокости. Но стоит им задумать издать какую-то зарубежную книгу в России, как вся их критичность исчезает, а снаружи остается одна забота о товарности.

В итоге русские психологи, издавая американцев, «понимают» их гораздо лучше, чем позволяют сами американские книги. Соответственно, русский читатель, который доверяет своим издателям как учителям и знатокам, оказывается настроен на искаженное понимание. И именно оно оседает в нашем сознании околонаучной грязью. Пример.

Как можно было понять, что бойко продающаяся под соблазнительным ярлыком «Мастера психологии» книга Грейс Крайг «Психология развития» является психологической, если собственное ее название: «Human development» — «Человеческое развитие»?

Наш издатель, кандидат психологических наук, профессор А. Алексеев без труда раскусывает хитрую американку:

«Де-юре, как следует из названия, учебник посвящается не психическому или какому-то иному аспекту развития человека, а именно развитию человека. <… > Однако, де-факто, психология в учебнике Грейс Крайг занимает центральное место, несмотря на изрядный совокупный объем данных других наук о человеке, и выполняет функцию концептуальной опорной конструкции без которой все остальное содержание попросту рассыпалось бы» (Алексеев А.А., с. 10).

Иными словами, задача психолога при чтении другого психолога — понять суть того, что тот излагает, а не следовать слепо за словами, которые тот употребляет. И вот какое любопытное решение в итоге получается:

«Опять же, в силу природы человека, психология занимает в комплексе наук о человеке центральное место, что отмечалось многими видными философами и психологами. Дело в том, что объект (точнее сказать, субъект) развития — Человек разумный— наделен сознанием» (Там же, с. 11).

О каком сознании, о каком понимании сознания говорит уважаемый профессор, объясняя, почему издал книгу Грейс Крайг, у которой все, что она думает о сознании, сводится к единственному вопросу: «Следуем мы велениям разума и осознанным целям или полностью зависим от игры страстей!» (Крайг, с. 60).

А во всей тысячестраничной (!) книге, есть только одно место, посвященное осознаванию. И я его без труда приведу полностью. Оно является описанием одной из стадий развития, которые, как кажется Крайг, проходят дети.

«На пятой, сознательной стадии они обнаруживают, что «правильно» зависит от контекста. Они судят о своих особенностях, достижениях и идеалах, исходя из собственных принципов, обязательно руководствуясь нормами сверстников или авторитетных лиц. В отличие от предыдущих стадий, на этой люди способны к самокритике» (Там же, с. 685).

Вот и все! Так как же профессор Алексеев смог понять, что книга Крайг в сущности не о развитии, а о психологии и сознании? Ну, уж точно не потому, что Грейс Крайг ему в этом помогла и сделала себя ясной. Да она, скорее, все сделала, чтобы никто не заподозрил ее в понимании сознания, и только русский Мегрэ-психолог сумел вывести скользкую американку на чистую воду. Ну и конечно, не за счет знаний психологии, если вы приглядитесь, а за счет того, что на бытовом уровне они понимают сознание одинаково. Тогда при чем тут психология?

Мне, конечно, могут сказать, что, рисуя образ американской психологии как лишенной понятия «сознание», я просто читаю не те книги. Вряд ли такой упрек оправдан в рамках разговора о прагматическом слое той психологии, которой нас кормят с прилавков книжных магазинов. А это значит, упрек не оправдан и в отношении того, что мне нечего вычистить из своего сознания. Пока я исследую именно общедоступные сочинения и тот след, что они во мне оставили.

Это определенно явление культуры и некое содержание сознания тех, кто читает массовую психологическую литературу. И как у явления культуры, у этого отказа американцев говорить о сознании есть своя, точнее, чисто американская история.

У самых истоков американской психологии стоял Уильям Джеймс, человек, которого американцы считают великим психологом. Во всяком случае, он создал экспериментальную психологическую лабораторию, подобную Лейпцигской лаборатории Вундта, лет на пять раньше того. Также считается, что он не только говорил о сознании, но даже создал понятие «потока сознания», породившее впоследствии целое литературное направление.

Миф о великом американском психологе Джеймсе очень сильно засорил мозги многим русским психологам. Я посвящу ему отдельную главу в конце книги, но пока кратко скажу: не говорил Джеймс о потоке сознания, это его так по бытовому перевели. Те же самые русские психологи, что несут Прогресс с Запада. И к сознанию он относился настолько определенно, что в 1904 году заявил, что устал от всех этих сложностей, связанных с сознанием, и отказал ему в праве на существование. А сам после этого бросил психологию и занялся разработкой философии американского прагматизма, став одним из отцов современного американского мировоззрения.

А что такое философия прагматизма, если не вдаваться в философские сложности? А ведь простой американец в них и не вдается. Философия эта проста. Когда-то ее называли чистоганом. На деле же она означает: в обществе возможностей и свободной конкуренции уважают того, кто умеет делать деньги. На психологическом уровне это значит, что любому психологу, как бы хорош он ни был, можно сказать: если ты такой умный, то почему ты не такой богатый? Если ты берешься учить меня жизни, то почему ты сам в ней не преуспел? И не надо мне ничего доказывать словами, просто назови мне размер своего банковского счета. Ну, хотя бы размер официального годового дохода. Вот и все. И нет психолога. Или он начинает думать не о том, что такое сознание, а о том, какие осознанные цели американских обывателей позволят ему продать им свою книгу.

К примеру, то самое, столь частое упоминаемое словарями, когнитивное направление Психологии отчетливо заявляет, что исследует сознание. Но эти заявления делаются в начале книг. А затем идет длительное повествование, в котором сознание упоминается столь же скупо, как у Крайг или у Шиффмана. В чем дело?

Приведу рассказ одного из современных лидеров когнитивной психологии Джона Р. Андерсона. Это начало главы «Психология в Америке» из его исторического очерка развития когнитивной психологии.

«Интроспективная психология Вундта не была полностью принята в Америке. Первые американские психологи занимались тем, что они называли «интроспекция», но это не было интенсивным анализом содержания сознания, осуществленного немецкими учеными. Скорее, это было в значительной степени случайное и рефлексивное самосозерцание, а не интенсивное и аналитическое самонаблюдение.

В "Принципах психологии" Уильяма Джемса отражено лучшее из этой традиции, и многие идеи в этой работе все еще уместны и убедительны сегодня. Настроения в Америке определялись философскими доктринами прагматизма и функционализма. Многие психологи того времени работали в образовании, и практика требовала "ориентированной на действия" психологии, которая была бы пригодна к практическому применению. Интеллектуальный климат в Америке не принимал психологию, сосредоточенную на вопросах о том, основано ли содержание сознания на чувственном опыте» (Андерсон, с. 19).

Как видите, до начала XX века американская психология вполне допускала возможность говорить о сознании, а не только об осознавании. Более того, сознание ими понимается как то, что способно иметь содержание, доступное интроспекции. Иначе говоря, сознание это есть или некая среда или пространство. А это значит, оно способно нести в себе загрязнения, которые являются помехами в жизни человека. Иначе говоря, это именно то сознание, относительно которого наше языковое чувство считает возможным высказывание: очищение сознания. Что же случилось потом?

А та самая революция, после которой естественная Наука победила Метафизику по всему миру. Именно тогда Россия, точнее, победившая в России Наука облагодетельствовала весь мир своим передовым опытом. Америку она наделила рефлекторной теорией Павлова, которая философий не признавала, а живое существо видела четко управляемой машиной. Для простых и «ориентированных на действие» американских мозгов, это было потрясающе заманчиво. Американские психологи уже искали что-то подобное, что научно обосновало бы их собственные позывы.

«Одной из важных фигур ранней американской научной психологии был Эдвард Торндайк, сформулировавший теорию научения, которая была непосредственно применима в школьной практике. Торндайк занимался такими основными вопросами, как влияние награды и наказания на скорость научения. По его мнению, сознательный опыт был просто лишним грузом, который можно в значительной степени игнорировать. Очень часто его эксперименты проводились на котах. Исследования на животных предполагали меньшие этические ограничения, чем эксперименты на людях. Торндайк, вероятно, был счастлив, что испытуемые не могли заниматься интроспекцией.

В то время, как в начале XXвека в Америке интроспекция игнорировалась, на континенте с ней также возникали трудности. Различные лаборатории сообщали о разных типах интроспекции, каждый из которых соответствовал теории той лаборатории, в которой он выделялся. Становилось ясно, что невозможно понять психическую деятельность с помощью одной лишь интроспекции. Многие важные когнитивные процессы не были осознаваемыми.

Эти два фактора, «нерелевантность» интроспективного метода и его очевидная противоречивость, создали основу для бихевиористской революции в американской психологии, которая произошла около 1920 года. Джон Уотсон и другие бихевиористы решительно выступили не только против интроспекционизма, но и против любых попыток создать теорию психических операций. Бихевиоризм основывался на положении о том, что психология должна интересоваться исключительно внешним поведением и не должна пытаться анализировать психическую деятельность, лежащую в основе этого поведения» (Там же, с. 19).

А далее Андерсон приводит цитату из самого Уотсона: «Бихевиоризм утверждает, что сознание — это неопределенное и непригодное к употреблению понятие. Бихевиорист, который всегда экспериментатор, придерживается мнения, что убеждение в существовании сознания относится к древним временам суеверия и волшебства» (Цит. по: Андерсон, с. 19).

Как это похоже на то, что творилось в Советской России после революции! Итогом этого явилось то, что Америка, где маятник революции не качнулся так далеко и «научность» в перестройке общества не напугала так сильно, дольше выходит из болезни. Поэтому, напутанные научной травлей, которая шла и у них в родной Америке и в коммунистической России, американцы до сих пор боятся говорить о сознании открыто. Может, правда, показаться, что когнитивные психологи отличаются от остальных и исследуют сознание по-настоящему. Не обольщайтесь. Они, конечно, сетуют о том, как не все ладно в их королевстве, но основное содержание их сочинений — либо тот же самый замаскированный бихевиоризм, где теория понимания подменяется теорией научения. Либо это неприкрытый прагматизм.

Книга Джона Андерсона как раз прощается с понимающей психологией на том куске, что я привел, а дальше превращается в учебник рефлексологии и сборник полезных поведенческих советов, в которых трудно не разглядеть бихевиоризм и теорию научения.

Примером дикого западного прагматизма для меня является и книга Райана МакМаллина «Практикум по когнитивной терапии».

В предисловии он, почти как Ньютон, заявляет, что теориями не занимается и гипотез не строит:

«Этот клинический справочник предназначен для практикующих психотерапевтов. Это не учебник по теории и не исследование. <…> Размышляя над каким-либо разделом, я старался сохранять "точный прицел": я представлял себе читателя как опытного терапевта, который каждый день сталкивается с массой всевозможных случаев» (МакМаллин, с. 8).

Чем это отличается от установки Кречмера обучать ущербных медиков или установки Торндайка обучать недоумков-учителей? Разве что тем, что теперь недоумками должны стать психотерапевты.

Тем не менее, дав себе заранее отпущение во всех грехах относительно теории, МакМаллин не удерживается и помещает в конце книги главу «Философское обоснование». Я тоже практикующий прикладник и не могу удержаться и не сказать, что основное содержание книги, обучающей «опытных американских психотерапевтов», — просто убого. И я надеюсь, что это мое утверждение доказательно не на уровне мнений больных, которые в Америке любят писать на обложках книг исцеливших их докторов, как эти доктора хороши! Я думаю, что доказательством слабости практики вполне может быть убогость лежащей в ее основе теории. И пожалуйста, не забывайте — то, что я дальше буду показывать, относится к самой передовой и современной части той самой когнитивной психологии, которая, казалось бы, должна строить себя на теории сознания.

Итак, философское обоснование.

«В последней главе явно проговаривается то, что имплицитно подразумевалось во всей книге, — философский фундамент, на котором лежит вся практика когнитивно-реструктурирующей терапии.

В двух следующих разделах я привожу краткое и отчасти персональное описание двух философских принципов. В первом, "Что является рациональным для клиента?", обсуждается использование закона экономии, чтобы помочь клиенту найти наиболее предпочтитаемые из своих убеждений. Во втором, "Что является реальным для клиента?", описывается применение прагматизма, для того чтобы помочь клиенту разобраться в своих разнообразных взглядах на реальность» (Там же, с. 510).

Как вы понимаете, вся философия сводится для прикладного когнитивного психолога к одному вопросу: как ласковому телку сосать двух маток, сохраняя имя когнитивного психолога и применяя узнаваемый любым американским пациентом прагматизм?

И вот изложение «принципов»:

«С тех пор как много лет назад зародилась когнитивная терапия, когнитивных терапевтов обвиняют в навязывании клиентам своих взглядов на то, что является рациональным. Среди законных вопросов, которые часто задавались, были такие: "Почему клиент должен принимать философию терапевта?", "Что делает взгляд терапевта на то, что верно, а что нет, более обоснованным, чем взгляд клиента?", "На чем основаны претензии на правоту взглядов терапевта — на академических авторитетах, профессиональном консенсусе, интуиции, божественном откровении, научном эмпиризме, рационализме или какой другой философской основе?"» (Там же, с. 510–511).

Как, по-вашему, если с самого зарождения вам задают такие вопросы, что надо сделать? На мой взгляд — ответить. Просто взять и ответить и клиентам и себе, на чем же строится твоя убежденность в своих взглядах на мир. И если ты ответишь хотя бы раз, ты непроизвольно и сам задумаешься об этом, а еще и о том, что долгие десятилетия не отвечать на такие вопросы означает врать клиентам, обманывать их ради денег. И тогда мгновенно станет сомнительной исходная установка автора не забивать головы практиков теорией. Как не забивать, если все эти годы вас только и просят объяснить, как вы дошли до того, что делаете?! Причем, с нами делаете!

Думаете, американец пошел этим путем? Нет, ничто не переубедит его в том, что его, как он это звучно называет, философия может быть ошибочной. Он просто еще раз перелистал свое карманное пособие по главной философии жизни и придумал новый вид товара. Он создал подсказку, которую продает психотерапевтам в виде дополнительных глав, появившихся в этом издании: как посылать всех тех, кто задает вопросы.

«В когнитивно-реструктурирующей терапии есть ответ на все эти вопросы. Оценка терапевтом истинности или ложности убеждения клиента основана на законе экономии.

Как я объясняю своим клиентам, закон экономии — один из наиболее полезных инструментов, доступных для определения обоснованности их убеждений. В своей основе закон означает, что все на свете равнозначно, и самое простое объяснение— самое лучшее. Небольшая книга по философии— TheWebofBelief(Сеть веры) (Квин и Илиан, 1978) — хорошо объясняет этот принцип. Закон экономии описывается в ней в мельчайших деталях, также приводится множество общераспространенных примеров из повседневной жизни, которые демонстрируют его силу. Из этой книги один пример я даю своим клиентам.

Представьте, что в один прекрасный день, вы садитесь в свой коричневый 99 «субару» и едете в супермаркет. Вы паркуетесь около стоянки продовольственных тележек супермаркета и идете в магазин. Через час вы возвращаетесь, толкая перед собой тележку, полную продуктов. Вы ищете, где вы оставили свою машину, и видите коричневый 99 «субару». К какому выводу вы приходите?

Ответ настолько очевиден, что большинство клиентов не видят смысла в этом вопросе. Они приходят к тому выводу, что это их машина, и именно та, которую они оставили именно на этом парковочном месте. Клиенты спрашивают: "А что еще это могло быть?" Я отвечаю, что на самом деле там могло быть множество других вещей. Кто-то мог украсть их машину и затем пригнать другой 99 «субару» на это место. Клиент мог воображать себе эту машину, или это могла быть ее голография, или жук, который замаскировался под нее. После нескольких таких примеров клиенты видят смысл: только их воображение ограничивает то, что там могло быть.

Сложность заключается в определении той логики, которой пользуется клиент и все мы, чтобы рефлексивно утверждать, что это наша машина, а не что-либо иное из перечисленных альтернатив. Авторитет? Нет такого авторитета, который бы нам сказал, что это наша машина. Консенсус? Люди на стоянке не голосуют, чтобы определить, нашли это автомобиль. Божественное откровение? Большинство людей усомнилось бы, что Бог озабочен тем, где мы припарковали машину. Научный эмпиризм? Чтобы научно доказать, что это наша машина там стоит, не проводилось ни одного управляемого эксперимента.

Имея все предложенные альтернативы, мы просто автоматически предполагаем, что это наша машина. Что делает нас столь уверенными в корректности нашего ответа, что мы даже не учитываем другие возможности? <…>

Вся эта дискуссия поражает многих клиентов как абсурдная. Они считают, что никто не будет думать о других вариантах и что каждый пришел бы к выводу о том, что машина, которую он видит, — его машина. Они заявляют, что это очевидно, это так и есть, но причина, по которой это очевидно, объясняется законом экономии.

Этот закон, хотя обычно он не называется и не идентифицируется, настолько вживлен в каждого из нас, что в ситуациях, похожих на наш пример, клиент выбирает самое простое, очевидное, наименее запутанное объяснение без всякой задней мысли. <… >

Но этот же закон экономии проявляется, когда клиент воздерживается, оценивая свои собственные разрушительные идеи и установки. Одна из наших основных задач как когнитивных терапевтов — помочь клиенту приложить закон экономии, который он так часто использует в отношении внешних событий, к себе» (Там же, с. 511–513).

Я не хочу разбирать это с точки зрения психологии и психологической слабости автора. Подменив узнавание, то есть психологию восприятия, способностью делать выводы, то есть психологией рассуждения, он всего лишь показывает, что даже когнитивным терапевтам не мешало бы учиться тому, что они преподают. Да и прагматизм не очень работает там, где ожидается понимание сознания. Но бог бы с ним и с его искусственными сложностями. Это сейчас мне не интересно, потому что мне интересно другое.

Пока читали, вы не забыли, с чего начиналось все рассуждение Мак-Маллина, какой вопрос стоял в начале? Напомню — обвинение в том, что когнитивные терапевты навязывают свои взгляды пациентам, и вопрос: на чем основана ваша уверенность в том, что вы правы? И что он на это ответил?

Психология bookap

Во-первых, он на расстоянии в две страницы забыл, с чего начинал. Ответа нет. А во-вторых, если принять все сказанное за ответ, то он звучит так: вот почему вы узнаете, что ваша машина ваша? Потому что вы просто узнаете ее. Это самое простое, что вы можете сделать, поглядев на вашу машину, — узнать, что это ваша машина. Вот так же и мы, когнитивные психологи, имеем право навязывать вам наше мнение, потому что когда глядим на то, что вы нам показываете, мы просто узнаем это как то или иное. Нам так проще и экономнее, просто взять и узнать! Ну не теорию же нам изучать, в конце-то концов, если для зарабатывания на жизнь хватает прагматизма в карманном переложении Квин и Илиана!

Ответил ли я на вопрос, почему современную американскую Психологию прагматического толка будет несложно отбросить в ненужный хлам при поиске той среды, которая позволяет вести очищение своего сознания? Впрочем, здесь речь шла лишь об общедоступной американской Психологии, которая своими яркими обертками заполоняет наши прилавки и сознание. Об остальной еще придется поговорить.