ОСНОВНОЕ: что чистим?

МОРЕ ПСИХИКИ

МОРЕ ТЕЛА

МОРЕ СОЗНАНИЯ

Слой 2. СОЗНАНИЕ В ПСИХОЛОГИИ

Часть 1. ОБЩЕДОСТУПНАЯ АМЕРИКАНСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Глава 5. Гуманистическая и трансперсональная психология. Маслоу, Роджерс

Как вы помните, американские справочники в один голос утверждают, что сознанием в Америке занимается психоанализ и когнитивная психология На самом деле это, конечно, не так, и многие современные школы психологии заявляют, что сознание является их предметом. К примеру, гуманистическая психология, созданная Маслоу и Роджерсом. Однако их понимание сознания вовсе не выходит за рамки общеамериканского понимания. Для меня показательным является то, как характеризовала их в своей книге Грейс Крайг:

«Психологи гуманистического направления придают одинаковое значение сознанию и бессознательному, считая их основными процессами душевной жизни человека» (Крайг, с. 93).

Сознание и бессознательное никак не могут быть процессами, не могут иметь длительность по законам русского языка. Осознавание может длиться, но не сознание и не бессознательное. Но это не случайная оговорка или искажение переводчика. Это отражает действительное понимание сознания американскими психологами, и найти у Маслоу или Роджерса, придающих «такое значение сознанию», что-то о природе сознания, мне не удалось или почти не удалось.

Гуманистическая психология, может быть, и очень хорошее движение, улучшающее жизнь на земле. Но с точки зрения психологии как науки, она занимается не совсем психологическими и уж точно не научными задачами. По сути, гуманистическая психология — это американский прагматизм в мягкой психологической упаковке.

Исторически гуманистическая психология возникла в 50-х годах прошлого века и сразу же, как считается, противопоставила себя бихевиоризму и психоанализу. Уже одно это говорит, что она — чисто американское явление. Естественно, американское явление должно захватывать мировые рынки. И оно их захватило.

Уже на первой международной конференции по проблемам гуманистической психологии Шарлоттой Бюлер был заявлен своего рода манифест:

«С психологической точки зрения гуманизм предполагает изучение человека-индивида как целостность, а не как совокупность его качеств и поступков. Это делается для того, чтобы помочь человеку быть более счастливым. С этической точки зрения, «гуманизм» означает установление таких правил жизнедеятельности, которые основаны на потребностях скорее человека, чем низших животных, заветах Бога или законах неживой природы» (Цит. по: Е. Исенина. Предисловие // Роджерс К. Р. Взгляд на психотерапию, с. 6).

Как видите, это весьма сомнительная позиция, потому что она не научная, а партийная. Иными словами, это программа некоего общественного движения, которое борется не за истину, а за счастье. А кто, предположительно, должен будет определять, что есть счастье? Если это берет на себя американская научная общественность, то я лично весьма насторожусь. Мне американское счастье не нравится.

Профессор Исенина, издавшая Роджерса в России, перечисляет основные принципы гуманистический психологии. Давайте проверим, заявлена ли она хотя бы как наука:

«1. Хотя человеческое бытие имеет предел, человек всегда обладает свободой и необходимой для нее независимостью. Например, даже обреченный на смерть человек свободен по-разному чувствовать и вести себя при ее приближении.

2. Самым важным источником информации является экзистенциальное состояние человека, его субъективный психический опыт, доступный ему через осознавание "здесь-и-теперь".

3. Поскольку человеческая природа определяется не тем, что делает человек, а тем, как он осознает свое бытие, его природа никогда не может быть определена полностью, она всегда стремится к беспрерывному развитию, к реализации возможностей человека.

4. Человек един и целостен. Эта цельность «Я» создает уникальный характер переживаний каждого человека. В человеке невозможно разделить органическое и психическое, осознаваемое и неосознаваемое, чувство и мысль.

5. Сознание человека не может быть сведено ни к его основным потребно стям или защитам, как во фрейдизме, ни к эпифеноменам бихевиоризма» (Исенина, с. 7).

Если вы приглядитесь, то на деле здесь имеется противопоставление себя не только бихевиоризму и фрейдизму, но и традиционной науке. В заявленных принципах нет даже намека на задачу познать истину. Скорее, наоборот, заявляется некий агностицизм, невозможность да и ненужность познания: человеческая природа никогда не может быть определена полностью. Но не потому, что она беспредельна, нет, а потому, что исходная установка гуманистической Психологии этому противоречит.

Вчитайтесь в слова: человеческая природа определяется не тем, что делает человек, а тем, как он осознает свое бытие. Что это? И в каком смысле здесь используется понятие «осознавания»? Я так скажу: в спекулятивном! Никто еще не доказал, что человеческая природа определяется тем, как человек осознает свое бытие. Это игра модными фразами. Никто не доказал и даже не утверждает и того, с чем идет спор: это просто удобно — спорить с тем, что никто не отстаивает. Даже марксистская Психология, развивая теорию деятельности и заявляя, вслед за классиками Марксизма, что труд сделал человека, никогда не утверждала, что то, что человек делает, определяет его природу. Она говорит, что общественное бытие, то есть деятельность, определяет его сознание. Можно сказать и так, что деятельность определяет бытие человека, то есть его быт. Но не природу. Потому что природа просто есть. И ее нельзя навязать человеку. Ее можно только познать.

Задача познания отсутствует в основных принципах гуманистической психологии. Это настораживает. Даже упоминания сознания звучат как надписи на колышках, которыми столбили золотоносные участки. Сознание — как его понимаем мы — шире, чем понимает фрейдизм. И это наше место, наш предмет исследования. Но что это за место? Что такое сознание?

Не думайте, что в общедоступных книгах по гуманистической психологии вы так легко найдете главы, посвященные определению сознания. Нет его и в словарях понятий основных книг этого направления.

Конечно, какое-то понятие сознания можно извлечь прямо из текстов классиков гуманистической психологии, но это нелегкий труд.

Из всех доступных мне работ Маслоу лишь в «Дальние пределы человеческой психики» я нашел сознательно сделанное упоминание сознания. Оно было вынесено в заглавие подраздела главы «О гуманистической биологии». Звучало оно очень заманчиво: «Связь между сознанием и телом». Если бы это писал академический психолог, то он бы обязан был дать хоть какие-то определения тех понятий, которые использует. Но гуманистический психолог занят лишь тем, как увлечь людей на работу над собой, то есть привести читателя к убеждению в возможности самоактуализации или хотя бы того, что он сделает себе хорошо, если послушается Маслоу. Я приведу отрывок, упоминающий сознание, полностью.

«Связь между сознанием и телом.

Мне представляется, что мы вот-вот сделаем скачок к приведению в качественно новое соотношение субъективных показателей нашей жизни и внешних, объективных показателей среды. И в связи с этим я ожидаю мощного прорыва в изучении нервной системы человека.

Следующие два примера могут служить подтверждением тому, что будущие исследования в этом направлении не за горами. Во-первых, исследование

Олдса, теперь уже широко известное, который посредством имплантации электродов в септальную зону ринэнцефалона обнаружил, что данная зона является по существу "центром удовольствия". Когда лабораторная крыса обнаруживала, что может стимулировать свой мозг, она повторяла аутостимуляцию снова и снова все то время, пока электроды были вживлены в этот самый центр удоволъствия. <…>

Теперь у нас достаточно данных, полученных на людях, и они позволяют предположить, что и у человека можно — в известном смысле этого слова — вызывать подобные переживания удовольствия.

Если связать эти данные с другими, например, с теми, которые получил в своих экспериментах Камийя, то перед нами откроются интересные возможности. Камийя, снимая электроэнцефалограммы у своих испытуемых, извещал их, когда частота альфа-волн достигала определенного уровня. Таким образом, испытуемый, имея возможность соотносить внешнее событие, или сигнал о нем, с субъективным ощущением своего состояния, мог произвольно управлять своей ЭЭГ. В сущности, Камийя показал, что человек может приводить частоту альфа-волн своего мозга к определенному желаемому уровню.

Но самая важная и захватывающая часть этого исследования состоит в том, что Камийя обнаружил, и обнаружил совершенно случайно, что приведение частоты альфа-волн к некоторому определенному уровню вызывает у испытуемого состояние безмятежного покоя, медитативности и даже ощущения счастья. Дальнейшее изучение людей, практикующих восточные техники созерцания и медитации, показало, что они спонтанно выдают такие же «безмятежные» ЭЭГ, каким обучал своих испытуемых Камийя.

Из этого неопровержимо следует, что людей можно обучать счастью и душевному равновесию.

Революционные последствия этого открытия очевидны и многочисленны— не только для улучшения человеческой породы, но также для биологической и психологической науки. Одно это открытие таит в себе столько возможностей, что ученым хватило бы работы на все следующее столетие. Проблема взаимоотношения тела и сознания, проблема связи между ними, до сих пор казавшаяся неразрешимой, теперь становится вполне операбельной» (Маслоу, Дальние пределы, с. 24–25).

И что же тут сказано? Во-первых, что счастья можно достичь, просто включив собственный центр удовольствия, скажем, с помощью электростимуляции, медитации или просто наркотиком. Кстати, последнее оказалось действительно самым простым развитием предложенного здесь метода. Разработчики Экстази оказались более удачливыми коммерсантами, чем гуманистические психологи.

Увидеть дело под таким углом очень важно, потому что отсюда видно, что Маслоу в этом вопросе не ученый, а торговец духовным товаром, счастьем. Он радуется не тому, какие возможности открываются для познания природы человека, а тому, как теперь будет просто вести людей к ощущению счастья. Почти как крыс.

Но он говорит, что теперь становится возможным решить «проблему взаимоотношений тела и сознания». Кажется, что это постановка научной задачи. И опять обман. Его не интересует ни тело, ни сознание. Его интересует их взаимоотношение. Почти как Маркса. Иначе говоря, как воздействовать с помощью тела, то есть, раздражая участок мозга, на сознание. А что в таком случае есть сознание?

Да не важно! То, что заставляет тебя чувствовать себя счастливым! А что такое счастье?

Можно ли из этого, простите, исследования, извлечь хоть что-то полезное? Наверное, да. Предположительно, существует связь между телом и сознанием. Причем, двойная. Ты сознательно воздействуешь на свое состояние, вызывая ощущение умиротворения, в итоге у тебя меняется электрическое состояние мозга. А оно в свою очередь усиливает вызываемое чувство. Связаны ли здесь тело и сознание? Или же тело лишь отзывается, переводя в покой само себя, чтобы прийти в соответствие с состоянием сознания? Вот это, пожалуй, и не важно. Важнее то, что сознание в состоянии влиять на электрическую работу мозга. И значит, его природа каким-то образом близка к электрической. Каким?

Ответить на это можно было бы дальнейшими исследованиями природы сознания. Но о них что-то не слышно. Во всяком случае, Маслоу о них будто забывает. Думаю, потому, что природа сознания его и не интересовала. Главное — воздействие на клиента или читателя. Ведь сами по себе идеи гуманистической психологии действительно хороши и действительно обращены к человеку.

Кстати, второй основатель этого направления — Роджерс — так и называл свою школу: терапией, центрированной на клиенте. Иначе говоря, исходно гуманистическое направление прямо потребовало от психологов увидеть человека и послушать его. Это был огромный шаг вперед для американской клинической психологии. Но не для понимания природы сознания. Для понимания не оставалось времени, и тот же Роджерс лечил и лечил людей, используя основные понятия так, как их понимает хороший человек.

Упоминания сознания в его работах редки. Исходно он использует понятие «сознание» в значении близком к психоаналитическому — как задачу психотерапевта помочь клиенту «осознать» то, что ему мешает. Именно от такого понимания, которое в психоанализе страдает тем, что терапевт знает за больного, что в действительности означают все его мысли, Роджерс уходит к гуманистическому отношению к клиенту. То есть допущению, что больной и сам знает, чем болеет и что было причиной его психических сложностей.

Звучит это все как-то странно, ведь для нас и не было этой помехи в виде психоанализа, стоящей между психологом и человеком. Поэтому для европейского человека появление гуманистической Психологии вовсе не ощущается таким уж движением вперед, как это подают американцы. Скорее, это движение назад — к истокам основных положений психологии, задачей которой изначально и было понять, как же устроен человек. Американцы просто опомнились, отступили к началам и стали создавать свою психологию заново. Поэтому и без того молодая американская психология оказалась еще моложе, ей всего полвека. И удивительно то, как она при этом смогла так дорого выставить себя на международном рынке? Просто вершина человеческой мысли!

Я вижу, как важен этот перелом в американской Психологии не только для американцев, но и для русских психологов, увлеченных американской Психологией. Поэтому я приведу рассказ Роджерса о том, как до него дошло, что психолог должен изучать психе, а психе — у человека.

«Третий случай произошел несколько лет спустя. Я научился более тонко и терпеливо интерпретировать клиенту его поведение, стараясь удачно выбрать время для этого и делать это так мягко, чтобы моя интерпретация была принята. Я работал с очень интеллигентной матерью, у которой сын был маленьким чудовищем. Причина, очевидно, лежала в ее отвержении мальчика в прошлом, но на протяжении многих бесед я не мог помочь ей осознать это.

Я старался привлечь ее внимание к этой теме. Я мягко приближал ее к тем обстоятельствам, о которых она мне сама рассказывала, с тем, чтобы она увидела их смысл. Но все было напрасно. Наконец, я сдался. Я сказал ей, что, кажется, мы оба старались, но потерпели неудачу и что нам лучше всего расстаться. Она согласилась. На этом мы завершили беседу, попрощались, и она пошла к двери.

Затем она обернулась и спросила: "А взрослых вы консультируете?" Когда я ответил утвердительно, она сказала: "Хорошо, тогда помогите мне". Она подошла к стулу, с которого только что встала, и начала выплескивать свое отчаяние по поводу замужества, запутанных отношений с мужем, своего смятения и неудач.

Все это так отличалось от стереотипной "истории болезни", которую она преподнесла ранее! Тогда и началась настоящая психотерапия, и в конечном счете она была успешной.

Этот случай был одним из многих, которые помогли мне ощутить, а потом и осознать, что именно клиент может знать, что его беспокоит, в каком направлении надо идти, какие проблемы являются для него существенными, какой жизненный опыт находится у него в глубинах сознания» (Роджерс, с. 52–53).

Как меня потрясает эта американская наивная самовлюбленность: всего лишь наконец дошел до мысли, что человек может знать о себе больше, чем знает, точнее, предполагает о нем врач! И тут же выдал это за открытие мирового значения. И даже продал, всучил куче желающих по всему миру! Какой талант! И что покупали те, кто ухватился за это, как за новое слово в целительстве? Почему у него есть последователи? Ну не потому же, что это действительно открытие?! Что они используют, преподнося нам гуманистическую психологию — вот эти наивные прозрения или брэнд, товарную марку с правильной рекламной надписью?

Ладно, бог с ними, региональными дилерами, маклерами и конечными продавцами. Что там сам Роджерс после такого озарения? Казалось бы, теперь он мог задуматься о том, что сам сказал, произнеся: какой жизненный опыт находится в глубинах сознания/ Но нет, дальнейшее повествование показывает, что даже это прозрение не заставило его по-настоящему заинтересоваться сознанием, как средой, с которой он и работал. Он как бы изначально, исходно знает, что это такое, и перед ним стоит лишь вопрос, как лучше применить это знание к пациенту, как лучше приводить того к осознаванию.

Я приведу еще один кусок из его размышлений, посвященный именно технике осознавания. Это начало подраздела «Чувствование потенциального "Я"» пятой главы его знаменитой книги «Взгляд на психотерапию. Становление человека».

«У всех клиентов во время психотерапии наблюдалось то, что можно определить как "осознание опыта" или даже "чувствование опыта".

В этой работе я назвал это как "чувствование «Я», хотя этот термин также не вполне достигает своей цели. В безопасных отношениях с терапистом, центрированным на клиенте, в отсутствие какой-либо явной или неявной угрозы своему «Я», клиент может позволить себе исследовать различные стороны своего опыта в их чувственной непосредственности так, как они выступают в его сенсорных и висцеральных (относящихся к внутренним органам — АШ) механизмах, не искажая их для того, чтобы они соответствовали имеющейся у него "Я-концепции".

Оказалось, что многие из сторон его опыта находятся в серьезном противоречии с его «Я-концепцией» и поэтому обычно не могут быть прочувствованы во всей их полноте. Однако в этих безопасных отношениях они могут просочиться в сознание без искажения» (Там же, с. 120–121).

Как видите, сознание здесь означает вовсе не те «.глубины, хранящие опыт», которые он увидел при своем первом озарении, а обычную для американских психологов способность осознавать. Сознательное психоанализа. Иными словами, здесь он говорит: если относиться к человеку мягко и душевно, да еще и слушать и пытаться понять, то ему удается осознать многое из того, что он обычно прячет даже от самого себя.

В общем, это пока лишь рождение «новой» психологии, ее первый детский шаг. Что пугает, так это упорное нежелание сделать второй. Даже продвинутые школы в рамках гуманистической психологии предпочитали говорить о сознании громко и уверенно, при этом не вороша общепринятого понимания его как способности осознавать.