ОСНОВНОЕ: что чистим?

МОРЕ ПСИХИКИ

МОРЕ ТЕЛА

МОРЕ СОЗНАНИЯ

Слой 2. СОЗНАНИЕ В ПСИХОЛОГИИ
СЛОИ ФИЛОСОФИИ
Слой 3. ОБЩЕДОСТУПНАЯ СОВРЕМЕННАЯ ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯСлой 6. ОСНОВАНИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ МЕТАФИЗИКИ. АССОЦИАНИЗМ — СКЕЛЕТ В ШКАФУ
...

Глава 3. Позитивистская ассоциативная психология. Джон Стюарт Милль

Джон Стюарт Милль (1806–1873) с самого детства воспитывался своим отцом как преемник его философских задач. Отец всю жизнь сражался за права буржуазии и творил Науку в самом общем смысле этого слова, и сын, как предполагалось, должен был поспособствовать научной перестройке мира.

Сын, хотя и старался всю жизнь освободиться от того страшного давления, что обрушилось на него в детстве, все же программу отца постарался выполнить, и всю жизнь создавал труды, которые легли в основу современного англосаксонского буржуазного мировоззрения.

В сущности, увлекшись позитивизмом настолько, что Конт гордился его дружбой, он попытался создать прикладную или социальную физику — учение о нравственности, построенной по образцу точных наук. В предисловии к главному труду своей жизни «Система логики» (1843) он поставил перед собой такую задачу:

«…внести и свою лепту в разрешение того вопроса, который в настоящее время получил, вследствие падения традиционного миросозерцания и общественного брожения, всколыхнувшего до самой глубины весь строй Европы, столь же важное значение для практической жизни, какое он во все времена должен занимать в системе нашего теоретического знания.

Он состоит в следующем: действительно ли нравственные и общественные явления представляют собою исключения из замечаемой во всей природе неизменной единообразности, и до какой степени те методы, при помощи которых сделались окончательно доказанными истинами и получили всеобщее признание так много законов физического мира, — до какой степени эти методы могут служить для созидания подобной же системы общепризнанных истин в нравственных и политических науках?» (Милль, Система логики, с. LXXIX).

Такая громоздкая задача — сделать из общества некое подобие ньютоновского механического и механически надежного управляемого мира — не могла быть поставлена совершенно во всех отношениях.

Поскольку орудием этой перестройки должна была выступить некая «Наука думать», изложенная как очень широко понимаемая логика, Милль не мог обойтись без какого-либо понятия сознания. Все-таки логика, если брать за основу учение Джеймса Милля, — это описание того, как складываются последовательности идей. Описание или предписание о том, как их складывать правильно. Но отец Милля, как вы помните, превратил сознание лишь в имя или тень. Соответственно, это место оказалось слабым и у сына.

Русский издатель Миллевской «Системы логики» и знаток ассоцианизма Владимир Николаевич Ивановский (1867–1939) писал об этой слабости:

«Точно так же у Милля совершенно не определены такие основные понятия, как «сознание», "восприятие внешнего", и т. п. Раз, согласно берклеянской предпосылке Милля, о внешних вещах мы не знаем ничего, кроме состояний сознания ("возбужденных этими вещами"), то единственным содержанием нашего знания могут быть эти состояния сознания, как таковые.

Между тем, Милль без оговорок и дальнейших разъяснений говорит (напр., кн. 1, гл. VIII, § 2) о «восприятии» (perception), противополагаемом им "внутреннему сознанию" (internal consciousness), о "внешнем и внутреннем сознании" (кн. III, гл. XXIV, § 1) и т. п. Как, каким образом из состояний сознания, как таковых, получается "внешнее восприятие", этого Милль не объясняет» (Ивановский. Дж. Ст. Милль и его «Система логики» // Милль. Система логики, с. XXIX).

Замечания Ивановского совершенно верны. Но в первом случае Милль просто идет вслед за отцом, говоря не о сознании как таковом, а о том, что мы можем ощущать снаружи и внутри тела: «…факт или явление (безразлично, относится ли оно к области внешнего восприятия или же к области внутреннего сознания)» (Милль, Система логики, с. 121).

Иными словами ему, как и отцу, просто безразлично, каким образом назвать ту вещь, о которой он говорит. И это воспринимается не более, чем небрежность.

А вот во втором примере, указанном Ивановским, эта небрежность оказывается уже не личной и разрушительной, потому что выливается в слабость всей ассоциативной школы: и слабость эта в основаниях всего рассуждения:

«Существование, поскольку им занимается логика, имеет отношение лишь к явлениям — к действительным или возможным состояниям внешнего или внутреннего сознания (нашего или других людей).

Состояния сознания (feelings) чувствующих существ или возможности таких состояний сознания — вот единственные вещи, существование которых может быть предметом логической индукции, так как только их существование может быть предметом опыта в отдельных случаях» (Там же, с. 549).

Узнаете? Вещи, которые могут быть предметом логической индукции, — это то самое, из чего рождается «назад к вещам» через логику, захватившее Европу век спустя.

Создавать подобные построения, не определив исходные понятия, недопустимо даже при всем уважении к великому отцу. А то, что отец тут присутствует, показывает использование понятия feelings в значении сознание, столь свойственное Джеймсу Миллю.

Правда, попытка поговорить о понятии сознания все-таки делается Миллем в конце книги — в главе «Законы духа». На мой взгляд — это краткое переложение книги отца. Во всяком случае, начинается оно, по сути, с той же мысли Локка, которой Джеймс Милль начинал свой «Анализ»:

«§ 1. Что такое дух? Что такое материя?.. Эти вопросы, а так же и все другие вопросы относительно вещей в себе, в противоположность чувственным обнаружениям, не входят в рамки настоящего сочинения» (Там же, с. 772).

Затем идет переход к тому, о чем писал сам отец Милля:

«Как и во всем нашем исследовании, мы воздержимся здесь от всяких соображений о природе духа и будем понимать под «законами духа» законы психических явлений, то есть различных чувствований (состояний чувствительности, feelingsA или состояний сознания чувствующих существ.

Согласно классификации, которой мы неизменно держались,'Этими состояниями сознания являются мысли, эмоции, хотения и ощущения; последние в такой же степени могут быть названы состояниями духа, как и три первые разряда.

Правда, ощущения принято называть телесными, а не духовными состояниями. Но это только популярное (в бытовом языке — АШ) смешение, в силу которого одно и то же наименование дают как явлению, так и его ближайшей причине или условиям. Непосредственным предыдущим ощущения служит известное телесное состояние, но само ощущение есть состояние духовное. Если слово «дух» вообще имеет какое-либо значение, то им обозначается то, что чувствует» (Там же, с. 773).

Ивановский не приводит здесь английское слово, которое переводит как дух. Но, судя по всему, это mind. И Милль, как видите, склонен проделать с ним то же, что его отец с сознанием — превратить в тень действительного явления, лишив не только значения, но и самостоятельного существования. В любом случае, это его последнее высказывание можно рассматривать определением: mind — это то, что чувствует, являет себя в различных чувствах.

«Итак, духовными явлениями я называю различные состояния нашего сознания (various feeling so four nature)» (Там же).

Я привожу этот двуязычный отрывок, чтобы показать, что русские переводчики XIX века, на мой взгляд, порой «слишком хорошо понимали» английских философов и переводили не то, что было ими написано, а то, что думали о написанном. Но виноваты в этом были, в первую очередь, сами англичане, позволяющие себе множество вольностей и небрежность в использовании понятий. Если автор не дает определения используемому слову, переводчик вынужден его переводить, как говорится, по контексту. И по контексту Ивановский переводит Милля верно.

Что обязательно надо отметить в Милле: он, конечно, ревностный позитивист, но еще совсем не естественник. И пишет он пока, как и его отец, чисто психологическое исследование. Поскольку перед ним не стоит задача притянуть психологию к нервной системе любым путем, он сохраняет и здравый смысл.

«До сих пор спорят о том, порождаются или нет наши мысли, эмоции и хотения через посредство материального механизма: обладаем ли мы органами мышления и эмоций — в том смысле, в каком обладаем органами ощущений. Многие выдающиеся физиологи решают этот вопрос в положительном смысле.

Однако, несмотря на все это, остается бесспорным, что между духовными состояниями существуют единообразия последовательности и что единообразия эти можно устанавливать при помощи наблюдения и опыта. <… >

Таким образом, последовательностей психических явлений нельзя вывести из физиологических законов нашей нервной системы; а потому за всяким действительным знанием последовательностей психических явлений мы должны и впредь (если не всегда, то, несомненно, еще долгое время) обращаться к их прямому изучению путем наблюдения и опыта» (Там же, с. 773–775).

Этим возмутительным заявлением Милль и подписал приговор всей ассоциативной психологии Именно из-за него она была выкинута на свалку истории победившей естественной Наукой. Заявить, что для тебя не существует император, — это не существовать для императора. Победившие психофизиологи всего лишь привели мир в соответствие, очистив свое хозяйство от всего несуществующего.

А то, что Милль здесь обосновал именно метод всей ассоциативной психологии, явствует из следующего его рассуждения:

«§ 3. Итак, предметом психологии служат единообразия последовательности— те законы (конечные или производные), по которым одно психическое состояние идет за другим, вызывается другим (или, по крайней мере, следует за ним). <…> Вот примеры наиболее общих законов.

I. Раз известное состояние сознания было вызвано в нас какою бы то ни было причиною, низшая степень того же самого состояния сознания (то есть состояние сознания, сходное с первым, но уступающее ему по силе) может быть снова воспроизведена в нас при отсутствии всякой причины, подобной той, какая вызвала его в нас впервые. <…>

На языке Юма закон этот выражается в следующих словах: всякое духовное впечатление имеет свою идею.

//. Эти идеи, эти вторичные духовные состояния вызываются в нас нашими впечатлениями или духовными идеями по известным законам, которые носят название "законов ассоциации". <…>

Вот законы идей — законы, относительно которых я не буду здесь распространяться, отсылая читателя к специальным психологическим произведениям, в особенности же к книге мистера Джемса Милая — Analysis of the phenomena of the Human Mind» (Там же, с. 775–776).

Ассоциативная психология отказалась от методов Физиологии, ассоциативная психология была забыта.

А между тем, обойтись без понимания того, как сознание творит образы и связывает их между собой, — невозможно. Даже если законы ассоциации, то есть связи образов в сознании и были описаны ассоцианистами неверно, все же в их трудах начиналась настоящая психология.

Сейчас психологи вынуждены возвращаться к этому предмету и уже несколько десятилетий Психология исследует образную работу сознания… стыдливо умалчивая о том, что была когда-то ассоциативная психология. И уж тем более трудно встретить где-то рассказ об ассоциации. Как-то неприлично это для членов научного сообщества, будто это предательство…

Лично я намерен вернуться к этой теме, но при разговоре о работе ума. Все-таки для меня ассоциации были описанием работы того, что называлось у англичан Mind, a mind — это ум.