Часть первая: Ухаживания, любовь и секс
Глава 6: Дарвиновская тактика семейного счастья
Брачные бонусы для мужчин
С точки зрения среднего мужчины конца 20-го века, дарвиновская тактика не получает высоких оценок за выполнимость. Возможно, чуть больше реальных ключей к пожизненному единобрачию можно найти в жизни Дарвина. Давайте начнём с его трёхшагового подхода к браку: (1) решить, рационально и систематически, — жениться; (2) найти кого-то, кто наиболее практично отвечает вашим потребностям; (3) женится на ней.46
46 хочу обратить внимание, что здесь неявно предполагается, будто женщина — это вещь, и своего мнения о выбравшем её мужчине у неё нет, и быть не может. Приходится ещё раз ссылаться хотя бы на главу 2 и напоминать, что выбирающим субъектом на самом деле является женщина. Стало быть, в этом плане отсутствует один из главных и непредсказуемых пунктов (назовём его пунктом "два с половиной") — добиться согласия избранницы. Пункт "два с половиной" практически выпадает лишь для весьма узкой прослойки высокопривлекательных мужчин; в общем же случае — этот алгоритм итеративен. Почему этот пункт не фигурирует в записях самого Дарвина, который никак не относился к наповал неотразимым мачо? На то возможны несколько объяснений, начиная от неискренности записей, кончая особенностями викторианской эпохи — А.П.
Один биограф раскритиковал Дарвина за этот формалистический подход, жалуясь на "эмоциональную пустоту его раздумий о браке". Возможно, это и так. Но стоит отметить, что Дарвин был любящим мужем и отцом на протяжении почти полувека. Мужчины, желающие сыграть эту роль, могли бы извлечь пользу пристального взгляда на "эмоциональную пустоту" размышлений Дарвина о браке. Они могут понять урок, перенеся его в современное время.
А именно: длительная любовь — это чувство, на переживание которого человек должен решиться. Пожизненная моногамная преданность точно неестественна, ни в случае женщин, ни, тем более, в случае мужчин. Для этого требуется то, что за отсутствием более подходящего термина мы назовём волевым актом. Отсюда вытекает правомерность несомненного отделения Дарвином вопроса о браке, от вопроса о брачном партнёре. Выработка им своего, в конце концов, твёрдого решения жениться, взять от брака максимум, была столь же важна для него, как и выбор супруги.
Это не означает, что молодой человек не может надеяться на то, что он будет охвачен любовью. Сам Дарвин ко дню свадьбы, безусловно, был во страсти. Но является ли открытая страстность чувств мужчины точным мерилом их вероятной стойкости — другой вопрос. Страсть, конечно, рано или поздно исчезнет, и брак будет тогда жить (или нет) на основании уважения, практической совместимости, простой привязанности и (особенно в те дни) принятом порядке вещей. Благодаря этим чувствам, кое-что, достойное слова «любовь», может длиться до смерти. Но это будет уже другая любовь, не та, с которой начинался брак. Будет ли эта любовь богаче, глубже и духовнее? На это есть разные мнения. Но одно безусловно — это будет более впечатляющая любовь.
В заключение нужно сказать, что браки совершаются не на небесах. Есть один большой соблазн в пользу развода — вера многих мужчин (и немалого числа женщин) в то, что они женились (вышли замуж) на «неправильном» человеке, и в следующий раз у них будет «правильный». Вряд ли это верно. Статистика разводов подтверждает утверждение Самюэля Джонсона, характеризующего решения человека вступить в повторный брак, как "триумф надежды над опытом".
Джон Стюарт Милль придерживался аналогично трезвого взгляда. Милль настаивал на терпимости к моральному разнообразию и подчёркивал долгосрочное значение для общества экспериментов различных нонконформистов, но не рекомендовал моральный авантюризм, как образ жизни. Радикализм в книге Милля "На свободе" зиждется на его вере в сдерживание наших импульсов устойчивым сознательным контролем. Он написал в письме, что "большинство людей имеют лишь очень умеренные способности для счастья". "Ожидание… от брака намного большего счастья, чем люди обычно находят, и незнание того, что промах происходит из скудости собственных способностей для счастья. Они предполагают, что должны быть счастливее с кем-то ещё". Его совет несчастливому: сидите спокойно, пока ощущение не пройдёт. "Если они остаются вместе, то чувство разочарования через некоторое время уходит, и они идут по жизни вместе, имея столько же счастья, сколько они могли бы найти поодиночке или в любом другом союзе, при этом не подвергая себя тяготам повторных и неудачных экспериментов".
Многие мужчины и некоторое число женщин наслаждались бы открытыми стадиями этих экспериментов. Но, чаще всего, они бы, в конце концов, понимали, что манящий свет длительной радости второй попытки — это всего лишь поддержанная их генами иллюзия, имеющая главную цель (как мы помним) — сделать нас плодовитыми, но не длительно счастливым (и что, ни так, ни эдак, не актуально в нашей обстановке. В современном обществе, где многобрачие нелегально, импульс многобрачия может причинить больший эмоциональный ущерб всем причастным лицам, (особенно детям) чем естественный отбор "предполагал"). Остаётся вопрос — перевешивает ли мимолетная радость зелёных нив ту боль, которую вызывает уход с золотисто-рыжих? Это непростой вопрос — совсем не такой, ответ на который можно легко заменить сильным желанием. Этот ответ бывает отрицателен гораздо чаще, чем многие люди (особенно — мужчины) предполагают.
Во всяком случае, вопрос о том, можно ли поминутным суммированием удовольствия и боли уладить проблему, — спорен. Возможно, совокупная связность жизни кое-что значит. Мужчины многих поколений свидетельствовали, что долгая лямка жизни с другим человеком и несколькими маленькими человечками, при всех её разнообразных хлопотах, приносит награду, недосягаемую другими способами. Конечно, мы не должны придавать бесконечный вес уверениям старых женатых мужчин. На каждого из них, утверждающего, что жизнь прожита не зря, найдётся, по крайней мере, один холостяк, утверждающий, что был счастлив в серии его завоеваний. Но примечательно, что множество этих стариков прошло в молодости через сексуальную свободу и соглашаются, что наслаждались ею. Ни один из тех, кто стоит по другую сторону дебатов, не может сказать, что знает — каково оно, создать семью и остаться в ней до конца.
Джон Стюарт Милль рассмотрел этот вопрос в расширенном контексте. Даже Милль, глашатай утилитаризма, упорно утверждавший, что "удовольствие и свобода от боли — только и есть желательные цели", не разъяснял, что это значит. Он полагал, что удовольствие и боль всех людей, на которых влияют ваши действия (безусловно включая людей, с которыми вы создали семью) подлежат вашей моральной калькуляции. Далее, Милль обратил внимание не только на количество, но и на качество удовольствия, придавая особое значение удовольствию привлечь "высшие способности". Он писал: "Немногие человеческие существа согласились бы поменяться с любым из низших животных ради перспективы получения полнейшего набора удовольствий животного…. Лучше быть неудовлетворённым человеком, чем удовлетворённой свиньёй; лучше быть неудовлетворённым Сократом, чем удовлетворённым дураком. И если дурак или свинья имеют другое мнение, то это потому, что они знают только их сторону вопроса. Другая часть сравнения знает обе стороны".
