Заключение

Эта книга началась с обсуждения феномена мировоззрения эпохи. Эпохи сменяют одна другую, и это не просто некая историческая номенклатура, это фактическое изменение человека — того, как он мыслит, как ощущает себя в окружающем мире, как он определяет себе себя, осознает свои цели, задачи и смыслы. Мировоззрение эпохи — это, грубо говоря, тот способ осмысления действительности, которым мы обладаем на данный момент. Мы, конечно, не замечая этого, проецируем наше представление о настоящем на прошлое и на будущее. Для нас человек мифа мало чем отличается от какого-нибудь католика, исламиста или даже атеиста, но это совершенно другой мир, другое мировоззрение и другое миропонимание, мироощущение, в конце концов. Об одном и том же событии представитель власти и оппозиционер, строитель и архитектор, математик и искусствовед говорят совершенно по-разному, словно речь идет о разных событиях. Дело в том, что они проецируют свое специфическое, часто узкоспециальное знание, свой способ думать о вещах на то, что они наблюдают. Они привносят самих себя в предмет. То же самое делаем и все мы, когда рассуждаем об эллинах, древних египтянах, человеке средневековья и будущем человечества.

В мировоззрении эпохи современности есть несколько основных содержательных осей — религия, культура, наука и проч. Причем последняя из перечисленных — одна из самых мощных и значимых в настоящее время, а вот самая слабая — это «гуманизм». Под гуманизмом мы понимаем здесь то пока лишь нарождающееся движение, цель которого — сохранение жизни как таковой, сохранение ее первозданности, естественности и красоты. Гуманизм многолик — это экологические и пацифистские движения, это общества охраны пушного зверя, выступающие против использования его шкур в производстве одежды, это набирающее силы вегетарианство, это организации защиты детства, попечительства над инвалидами и душевно больными и так далее и тому подобное. Несложно заметить, что роднит их одно — стремление сохранить жизнь.

Постепенно эта тенденция проникла в и психологию, а возможно, и выросла из нее, превратившись в ней самой в мощную силу с одноименным названием — «гуманистическое направление в психотерапии». Феномен, который связан в нашем сознании с именами К. Юнга, Я. Морено, А. Маслоу, К. Роджерса, Ф. Пёрлза, Р. Ассаджиоли и других. В чем его особенность? За человеком признано право жить, жить так, как он считает это нужным, жить свободно и независимо, повинуясь тем глубоким внутренним тенденциям, которые живут в нем. Сущность человека — позитивна, человек изначально хорош, а его недостатки, проявления агрессии или слабости — это, считает гуманизм, вещи вторичные, наносные, не отражающие подлинной природы человека.

Но сама эта тема становится актуальной, если человек стремится реализовать все те положительные потенции и задатки, которые есть в нем, если он страстно желает инвестировать себя, свои чувства и мысли в жизнь. В противном случае рассуждать о том, каков человек «на самом деле», уже не имеет ровным счетом никакого смысла. И наука, учитывая ее роль и значение в современном мировоззренческом пространстве, должна была бы оказать в этом помощь и поддержку гуманизму. Но, к сожалению, этого не происходит. Наука обеспечивает материальное, но не внутреннее, не психологическое качество жизни людей. Сами люди, которые вроде бы являются и заказчиками, и производителями интеллектуальных, психологических и духовных ценностей, игнорируют себя и свой внутренний мир. Возможно, этот парадокс объясним с точки зрения психологии масс, с точки зрения социальной психологии и психологии экономических процессов, но с позиций здравого смысла ему нет и не может быть никаких объяснений. Ситуация, формирующаяся под давлением этих процессов, страшная и удручающая.

Человечество нуждается в способе реконструкции научного здания, этой огромной информационной махины, оно нуждается в том, чтобы научное знание не формально, но сущностно обратилось в сторону человека. А для этого человек должен быть не номинально, а фактически поставлен в центр этого здания. Именно эту задачу и ставит перед собой психософия — наука, где психологический опыт подвергается системному философскому рассмотрению, что позволяет, реализуя подходы новой методологии, решать задачи познания бытия и психологической помощи человеку.

Еще С.Л. Франк затеял замечательную свою науку о «душевной жизни», назвав это учение «философской психологией», – вне всякого сомнения, ход его мысли совершенно верен, поскольку изучается то, что есть (он назвал это «природой души»), а не то, что подсказывает формальная логика, – выхолощенные от «непознаваемой» «души» «познаваемые» «душевные явления». И метод исследования также достаточно удачен, так как естественен, а не надуман: «самонаблюдение в подлинном смысле, как живое знание».[172] Но есть одно «но»: не выделив «душу» в качестве предмета познания, он дает ей определение (не лучшее, но не в этом дело) – этим он разделил мир и, что самое главное, знание — на знание «о душе» и на знание «не о душе», на чем методологически честное исследование следовало бы завершить.

Но что мы можем знать, кроме психических фактов или фактов, данных нам через психические факты? Ничего не можем знать, но этим мы ведь не отрицаем существование «внешнего» — с одной стороны, и не гиперболизируем значения психического — с другой. Точно так же как и то, что мы считаем, будто ходим ногами, вовсе не ущемляет «достоинства» нервной системы, ответственной за этот процесс. Просто отвечая на поставленный вопрос честно, мы получаем возможность правильно понять то, что находится вне нас, и то, что есть мы. А мы — то есть та самая пресловутая «душевная сфера», – таким образом, это все, с чем мы входим во взаимодействие. Но разве это не так? Разумеется, «душой» все это не является, и даже «душевным явлением» это назвать нельзя — это опыт, но не естественный, как опять же принято полагать, а психический. А это вместе с тем и в свою очередь избавляет нас от достаточно сомнительного метода исследования — «самопознания».

Итак, предмет психософии — это психологический опыт, которым является все, что взято нами непосредственно. Психософия предлагает простой, емкий, а главное — естественный путь построения научного знания, основа которого заключается в использовании лишь первозданного психологического опыта, что не успел еще видоизмениться в когнитивных системах уже наличествующего в сознании опыта и знаний. «Психологический опыт такой, какой он есть» — вот что лежит в основе психософии, поскольку все, чем мы обладаем, – это наш психологический опыт хотя бы потому, что о чем бы мы ни говорили, что бы ни изучали, что бы ни представляли — это будет развернуто в координатах времени, пространства, модальности и интенсивности, что обеспечено мозгом и чуждо всей неживой и большей части живой природы.

Психологический опыт неограничен, а поэтому не он ограничивает и систему науки. Он процессуален, поскольку существует только в момент непосредственного взаимодействия поставщика информации и воспринимающего, что, как уже отмечалось, крайне важно, поскольку не допускает ни языковых, ни интеллектуальных спекуляций.

С другой стороны, психософия пользуется понятиями, которые обозначают то, чего, как кажется, нет в психологическом опыте. Таковы ее «принципы». Но, во-первых, это не совсем так (о том, почему «не совсем так», мы рассказываем в книгах «Развитие личности» и «Индивидуальные отношения»). А во-вторых, принципы универсальны — в том смысле, что они позволяют корректно описать и структурировать психологический опыт как в рамках личностных отношений, так и в плане его анализа с целью построения научной или какой угодно другой гносеологической модели. Они — то, что делают психологический опыт материалом исследования. Иными словами, новая методология, и в частности принципы, – это способ корректного взаимодействия с психологическим опытом, способ превращения его в знание.

Психология bookap

Одна восточная легенда гласит: в древности жил великий император. У него было три сына. И вот пришло время передавать бразды правления государством в руки одному из них. Старый император призвал сыновей к себе, желая испытать их. Он дал им сроку — три дня, сравнительно небольшую сумму и задание: в течение этого времени и на эти деньги наполнить свои огромные дворцы так, чтобы в них не осталось пустого места. Старший из сыновей приказал свозить в свой дворец весь мусор столицы и окраин; средний скупил на все деньги низкопробного дешевого сена. А чем занимался младший сын императора, никто не знал, ходили даже слухи, что он вовсе не собирается соревноваться со своими находчивыми старшими братьями, а еще было известно, что он выносит из своего дворца всю мебель и утварь, а также раздает нищим деньги. Настал означенный срок, и старый император отправился на осмотр дворцов своих сыновей. От дворца старшего сына доносился столь ужасный помойный запах, что император даже не смог подъехать к нему близко, а слуги донесли, что дворец заполнен лишь наполовину. Дворец среднего сына также был пронизан неприятным запахом от гниющего сена, но император все-таки смог осмотреть его и лично убедился, что и этот его сын, которому не хватило отведенных денег, также с заданием не справился. Во дворце младшего сына не было ни одной вещи — казалось, совершенно пусто. Но эту гармонию пустоты нарушал свет. Множество горящих свечей наполняли весь дворец светом, пустой дворец был полон…

Теория возможности, принципы новой методологии, описывающие механизм этого перехода от потенции к существованию, есть инструменты работы с психологическим опытом, вездесущность и значимость которого психософия считает неоспоримым фактом. Принципы организуют мир, вдыхают в него жизнь, проявляя себя во всем — наполняя «дворец» и вместе с тем являясь ничем. Принцип — не сила, не энергия, не даже закон в привычном понимании; это механизм, реализующий возможность, это способ существования возможности. Понятие квантового поля, к которому пришла современная физика, формулирует сходную по форме модель, полагая, что в основе всего лежит фундаментальный континуум — поле, пронизывающее все пространство, одним из частных проявлений которого является частица.