Часть вторая. Вехи психологии

Глава четвертая. «Моя философия» (пролог четвертого этапа)

Философия «Я»

Хронологически мы уже приблизились к середине и даже ко второй половине XX века, а вот к «человеку», собственно человеку — как фундаментальной основе всех наук о мире — подхода еще не нашлось. Человек описан, но не понят. Сколь непомерно долгим был путь человека к «человеку»! И не многие смогли пройти его целиком. Чтобы обратиться к «человеку», нужно понять и увидеть то, что отнюдь не бросается в глаза, что, возможно, вообще нельзя «увидеть», потому что оно лишь проявляет себя, но никогда не является нам в качестве самостоятельного бытия. Увидеть «человека» — это почувствовать сущность человека, что непросто, но Карл Ренсом Роджерс оказался ближе всех к этому. Его «путь» вовсе не предполагает, что кто-то к кому-то идет, как, например, во «Встрече» Якоба Морено. Нет, клиент и консультант идут вместе, идут параллельно друг другу. И этот путь называется развитием личности, и именно здесь Роджерс пересекается с Морено. Первое и самое главное в том, чтобы «человек» — тот самый, искомый — увидел самого себя, свои желания и стремления, поместил точку обзора в самого себя и оттуда «взглянул» на мир.

В своей знаменитой работе по пациентоцентрированной терапии «Взгляд на психотерапию. Становление человека» Роджерс цитирует слова человека, прошедшего курс его психотерапии: «Наконец я почувствовал, что просто должен был начать делать то, что хотел делать, а не то, что я думал, мне следует делать, и не зависеть от того, что, по мнению других людей, я должен делать. Это полностью изменило всю мою жизнь. Я всегда чувствовал, что должен делать что-то, потому что этого от меня ожидали или потому что это могло заставить людей любить меня. К черту все это! С сегодняшнего для я думаю, что буду только самим собой — бедным или богатым, хорошим или плохим, рациональным или иррациональным, логичным или нелогичным, известным или неизвестным. Поэтому благодарю вас за то, что вы помогли мне вновь открыть шекспировское: „Будь верен самому себе“».[96]

Карл Роджерс помогает осознать очевидную мысль: человек имеет право делать то, что он хочет, имеет право быть самим собой, он свободен от социальных условностей. И этим обращением Рождерс фиксирует точку обзора в индивидуальности человека. «Терапия, центрированная на клиенте» — это сочетание слов означает признание за человеком (клиентом) точки обзора, а уподобление человека миру (в его бесконечности и кажущейся противоречивости) – это реализация открыто-системного научного подхода.

Роджерс внутренне основывает свой психотерапевтический опыт на идеях и творчестве Сёрена Кьеркегора: «Быть тем „Я“, которым ты действительно являешься»,[97] — цитирует он последнего и, заручившись этой философией, развивает свой метод и «свою философию». Роджерс не побоялся двойственности такой ситуации: «В наши дни большинство психологов считают себя оскорбленными, если их подозревают в приверженности к философии. Я не разделяю эту реакцию. Я не могу не размышлять над смыслом того, что я наблюдаю. И этот смысл, кажется, имеет удивительные последствия для современного мира». «У меня сложилось философское представление о жизни и о цели, к которой движется человек, когда он свободен выбирать».[98]

Такая кажущаяся «воинственность» подхода подвела Роджерса к проблеме «выбора». Причем «выбор» при таком «боевом» настрое понимается как «независимость», как акт независимости. Опору для этой своей идеи Роджерс без труда мог найти во многих произведениях Кьеркегора.[99] Но все не так просто, как может показаться на первый взгляд. Поскольку здесь мы сталкиваемся не просто с ситуацией «выбора», а с каким-то буквально метафизическим принципом «выбора». Только так его и следует понимать, иначе он будет противоречить самому человеку, ведь в таком случае придется «выбирать» и в нем самом, что нарушит целостность, ограничит свободу и вообще — «нарушит». «Суть дела ведь не в самом выборе между добром и злом, а в доброй воле, в желании выбрать»,[100] — говорит Кьеркегор, и именно в этих словах по-настоящему начинает звучать идея естественного, истинного, внутреннего «выбора», внутреннего, а не между частями «внутреннего».

Но ведь человек по сути лишен этой возможности, его ограничивает парадоксальная идея некой абсолютной ответственности. Возможна ли свобода в узде ответственности? Это не философский вопрос по той простой причине, что философия на него ответить не может. В подтверждение этим словам Кьеркегор замечает: «Внутренняя, душевная жизнь индивидуума принадлежит ему одному… В этой-то именно области и царствует абсолютное или — или, но ею-то как раз философия не занимается».[101] Тем самым Кьеркегор словно бы очерчивает границу научного пребывания сущности человека — это психология в ее философском осмыслении — и только. Реализация этого подхода принадлежит уже Карлу Роджерсу.

И все же как примирить принцип индивидуальности человека, выбор и идею ответственности? Что есть «желание выбора», если оно регламентируется ответственностью? Не является ли выбор в такой ситуации профанацией? Как быть со свободой человека, как найти компромисс между социумом, ограничивающим свободу человека, и человеком? Займи мы четко точку обзора — социум, и вопрос разрешится в пользу социума. Если же точкой обзора станет человек, то, соответственно, и решение будет другим — «да» свободе человека, причем несмотря ни на что, ни какие условности. Итак, ситуация не предполагает компромиссного и удовлетворяющего всех решения, значит, остается допустить существование «третьего» пути. Сразу оговоримся, что Роджерс так и не разрешил этот вопрос до конца, он находит полумеру, в каком-то смысле обходной путь, что вместе с тем не делает последний менее значимым.

Необходимо заметить, что отсутствие решения именно этого вопроса во многом изменило научно-практическую ориентацию самого Роджерса. После многих лет увлеченной работы над пациент-центрированной психотерапией он почему-то обратился к групповой работе. Исследователи считают, что эта перемена обусловлена естественным преломлением основного терапевтического принципа Роджерса: «Человек сам по себе терапевтичен». То есть для «терапии» нет необходимости в чем-то еще, кроме человека и его консультанта. Но Роджерс почему-то все-таки обращается к групповой форме работы — к энкаунтер-группам (или «группам встреч»). Причем делает это сознательно, а в своей книге, посвященной групповой работе, недвусмысленно наводит читателя на мысль, что является основателем этой формы работы с клиентами: «В теоретическую основу групповой психотерапии легли, с одной стороны, учение Левина и психология гештальта, и с другой — клиент-центрированная терапия».[102] «Чикагский эксперимент» с участием Роджерса состоялся в 1946–1947 годах. После Роджерс вернулся к индивидуальной работе, но все-таки в 60-х оставляет ее, с тем чтобы снова работать в группе. С чем это связано, как не с этой печальной невозможностью теории Роджерса ответить на вопрос клиента: «Так, значит, мне все можно?» Терапевт с позиций клиент-центрированной терапии должен сказать — «Да». Но может ли? В группе этот вопрос вряд ли возникнет — кругом слишком много тех, которым, как окажется, тоже «все можно».

Но оставим эту тему и вернемся к вопросу «живых понятий». Для Карла Роджерса безусловно главным и ключевым «живым понятием», буквально одухотворяющим его теорию, являются «глубокие» отношения. Этот принцип был с Роджерсом с самого начала, его часто так и называют — «принцип роджеровского принятия». У Роджерса глубокие отношения между людьми — это деятельностный принцип, который даже приводит к определенному смещению в точке обзора (и если Морено потихоньку соскальзывает с точки обзора «социум» к человеку, то у Роджерса обратная динамика). И, видимо, нет ничего странного в том, что вторым после Кьеркегора любимым философом Роджерса был Мартин Бубер.

Исследуя эту проблематику, Карл Роджерс открывает по сути великое философское противоречие психологии человек — уникальность, но ситуация выбора, который осуществляется в самой глубине его души, есть некий сознательный суицид ради социума, ради другого. Отказ от себя ради того, чтобы увидеть Другого и благодаря этому найти самого себя.

Мы можем отказаться от самих себя, чтобы превратиться в «персону» и играть роли, обеспечивая тем самым защиту себя от «агрессивного социума», а можем, напротив, отказаться от себя, чтобы увидеть других, которые также пытаются защититься от социума, видя теперь уже в нас «агрессивное» начало. Разумеется, этот опыт открывает нам новый, особенный взгляд на себя, и в этот момент мы сами становимся другими, настоящими. Но этот опыт становится возможным только в том случае, если рядом присутствует тот «Другой», который демонстрирует нам (фактом своего принятия нас такими, какие мы есть), что он лишен агрессивности, напротив, он желает нас и нуждается в нас, но не прежних, а настоящих — умерших и воскресших.

Методологически важно, что именно философское осмысление психологического опыта подвело Карла Роджерса к подобному пониманию глубинных внутренних противоречий, скрытых в психологии человека. Более того, именно это позволило ему превратить эту «философию», эту теорию в объективную практику помощи, практику содействия личностному росту. Содействовала этому четко выбранная точка обзора, и, поместив ее в человека, Роджерс не сошел с этого пути, выстраивая свою систему последовательно и непротиворечиво. Наконец, методологически важно, что такие исследования — основанные на философском осмыслении психологического опыта, соблюдающие четкость в определении и удержании точки обора — позволяют видеть «живые понятия». Последние же носят не столько закономерный, сколько принципиальный, над-содержательный характер. Они, как принципы, могут служить основой для исследования и понимания любого нового опыта, они позволяют осмыслять совокупный материал опыта, а не только его сектор или какие-то части. По сути это новый инструмент в руках исследователя и практика.