ГЛАВА IX

ПОТРЕБНОСТЬ СМЫСЛА ЖИЗНИ

7. ФАЗЫ РАЗВИТИЯ СПОСОБОВ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

Теперь следует рассмотреть проблему способов удов­летворения потребности смысла жизни и их развития. От стадии возникновения самой потребности в период созре­вания до ее стабилизации у взрослого человека она под­вергается большим изменениям. Остановимся на периоде, когда молодежь еще не способна к созданию интеллекту­альных концепций смысла собственной жизни, хотя сама проблема смысла жизни уже возникла. Если принять во внимание экспансивность познавательной потребности и связанный с ней настрой на поиски смысла всех вещей, можно считать, что разрешение этой проблемы становит­ся потребностью в том ее понимании, какое принято в данной работе.

Поведение молодежи в этот период еще полностью под­чинено потребности эмоционального контакта, которая от­ходит на второй план только после возникновения новой потребности. Действия и навыки, однако, сохраняются, и в связи с этим, как и следует ожидать, потребность смыс­ла жизни удовлетворяется в этом первом периоде, также как и потребность эмоционального контакта, то есть пу­тем идентификации, поисков в своем окружении готовых образцов и подражания этим образцам. Следовательно, с точки зрения интеллектуальных возможностей и навыков поведения этого периода это естественная, первая фаза удовлетворения потребности смысла жизни. О том, как ин­тенсивно в этот период стремление молодежи к подража­нию таким образцам поведения, которые послужили бы основой для ее собственной деятельности и придали бы смысл этой деятельности, свидетельствует страсть, с ка­кой ищутся эти образцы, выписываются «золотые мысли», проглатываются книги о людях, которые знали, чего они хотят. Именно поэтому Павка Корчагин стал героем даже для молодежи, не признававшей той идеологии, за кото­рую он готов был отдать жизнь. В этот период постепенно сам факт борьбы уже перестает ей импонировать. Начинается выяснение, имелась ли цель борьбы и какая. Уважают тех и тем завидуют, кто борется за какое-либо дело. Я беседовал с юношами 14—15 лет, которые, зная из литературы об ужасах войны и связанных с ней стра­даниях, признавались, что, несмотря на это, жалеют, что родились так поздно. Они тайно мечтают о том, чтобы сно­ва вспыхнула война, чтобы они могли вступить в парти­занский отряд и драться с врагом. Дело тут не только в романтике приключений, на первый план выдвигалось желание обладать ясной, благородной, конкретной целью действий, долженствующей дать смысл их жизни.

«Героев» чаще всего создают историки, а такие образ­цы, которые молодой человек хотел бы видеть в своем ближайшем окружении, в общем, найти нелегко. Отсюда нетерпимость молодых в отношении этого окружения, тем большая, чем дальше от действительности их идеалы. Иногда за героев принимаются такие люди, которые ге­роями отнюдь не являются. Типичным примером служат разные формы юношеской любви, а особенно так называ­емое преклонение, где, по-видимому, играет также роль развивающаяся в это время сексуальная потребность (Бейли, 1932, стр. 96; Уолл, 1960, стр. 230). Объектом та­кого преклонения может стать учитель, киноактер, поли­тический деятель, всякий, чье общественное положение позволяет сделать его олицетворением всего того, что мо­лодой человек хотел бы в нем видеть. Огромное желание найти идеал приводит к тому, что он сам создает себе ге­роев из того материала, который дает ему окружение. Объ­ект преклонения становится наивысшим авторитетом, об­разцом для подражания в мельчайших деталях. Это состо­яние доходит до эмоционального напряжения, зачастую патологического, когда «опьянение» приводит к попыткам самоубийства или к преступлению, если оказывается, что объект преклонения явно не имеет ничого общего с при­писываемыми ему свойствами.

Это состояние неуравновешенности, чувство потерянно­сти и вытекающие отсюда расстройства в поведении не являются для молодых людей столь приятными, как ду­мают, видимо, некоторые воспитатели. Об этом свидетель­ствует факт, что молодой скандалящий человек почти ин­стинктивно стремится к порядку и дисциплине, более строгому режиму и лишь в таких условиях хорошо себя чувствует. Он ненавидит только принуждение, несправедливость и вмешательство в его дела извне (это не ознп чает, что он не будет благодарен за тактичную помощь). о чем лучше всего знают те, кто близко соприкасался с группами, организованными молодежью, или сам принад­лежал к таким группам. Дисциплина в подобных группах часто бывает жесткой, но зато она придает им индивиду­альность и способствует сплоченности, а это ведет к тому, что группа и принятые ею нормы поведения могут быть взяты за образец, подобно конкретному человеку. Тра­диции, ритуалы группы, стабилизация которой возможна лишь благодаря дисциплине ее членов, определяют спо­соб поведения и его оценку, так же как это делает пове­дение принятого за образец лица.

По мере развития личности идентификация перестает быть достаточной. Делаются попытки анализа проблемы, первых синтезов, создания первых концепций смысла жизни вообще, а тем самым и собственной жизни. В это время разум оперирует еще лишь немногочисленными ре­альными фактами, в школе он был начинен огромным ко­личеством часто не имеющих ничего общего с жизнью све­дений, жизнь еще не ставит перед человеком конкретных требований. ⁴⁷ В таких условиях, под давлением напряже­ния не удовлетворенной, все более доминирующей потреб­ности возникает иногда лихорадочная, некоординирован­ная активность. К тому же упомянутые перед этим труд­ности уточнения собственной концепции жизни, появляю­щиеся, по-видимому, в разных формах и с разной интен­сивностью в зависимости от среды, имеют ту общую осо­бенность, что ведут к конфликтам со взрослым окружени­ем, которое уже «приземлило» свои идеалы и не позволя­ет вывести себя из равновесия. В результате этих столк­новений молодые люди вместо того, чтобы приблизиться к действительности, бегут от нее в область дел, более важ­ных и принципиальных для них, более им близких. Это бегство не должно иметь антиобщественного характера и вести к изоляции. Как и каждый конфликт, оно может быть «канализировано» с общественной точки зрения по­зитивно или негативно. Но в наших условиях конфликт, безусловно, возникает. Авторы большой работы «Психоло­гия мировоззрения молодежи» (Шуман, Петер, Верыньский, 1933) говорят об этом так: «Болезненное чувство контраста между идеализированным сверх-Я и убогим Я направляет усилия на формирование собственной души. Это приводит к познанию собственной души, что в свою очередь способствует познанию самого себя, работе над собой». Эта ситуация до настоящего времени не претер­пела больших изменений.

⁴⁷ Я не имею здесь в виду работающей молодежи, с самых ранних лет чувствующей тяжесть проблем реальной жизни. Со­ответствующие исследования отсутствуют, тем не менее можно допустить, что весь процесс развития потребности смысла жизни проходит у них иначе.

В приведенной выше цитате был упомянут еще один источник конфликта: в сопоставлении с собственными идеалами все чаще навязываемая оценка собственных воз­можностей, к сожалению небольших, вызывает дальней­шее эмоциональное осложнение и часто толкает к риско­ванным формам компенсаторного поведения. Это состоя­ние, когда, по определению Петера (1938), мысль молоде­жи «лихорадочно работает в пустоте», имеет свои преи­мущества. Подобно детским манипуляционным играм, оно является прекрасной тренировкой абстрактного мышле­ния, которое, развиваясь, позволяет совершить скачок к познанию все более общих и трудных проблем. Скачок, однако, как утверждает Шуман (1934), слишком большой, чтобы это не отразилось отрицательно на существующем в данное время состоянии приспособления.

На этом я заканчиваю рассмотрение периода созрева­ния, поскольку он не является основной темой работы. Я затронул некоторые аспекты периода созревания исклю­чительно с целью оттенить фон для возникновения второй фазы развития потребности смысла жизни. На этой фазе начинают появляться общие, скроенные по «космическим» масштабам, часто подвергающиеся изменению, туманные концепции, касающиеся смысла жизни вообще. У челове­ка в этот период отсутствуют не только знания, но и кон­кретные практические общественные обязанности. Можно, следовательно, позволить себе очень общие философские рассуждения, оторванные от реальности повседневной жизни.

Вторая фаза продолжается иногда очень долго, а иног­да очень недолго. Как я мог установить на основе изуче­ния студенческой молодежи, студенты первого и второго курсов, в общем, находятся в фазе «космических» решений, в то время как работающая молодежь быстро прохо­дит через этот период или, как мне случалось наблюдать, задерживается на первой фазе. В таких случаях молодые люди идентифицируют себя с каким-либо коллективом или более «опытным коллегой» или же бездумно прини­мают ту или иную, обычно простую формулировку, навя­занную извне, и с нею непосредственно переходят из пер­вой в третью фазу.

Третья фаза обычно начинается тогда, когда общий вопрос о смысле жизни уступает место конкретному во­просу, который ставит перед собой взрослый человек: «В чем смысл моей деятельности?» Период «мировой скор­би» кончается, и начинается практика обычной жизни. Зрелость и условия жизни взрослого человека дают воз­можность более спокойно делать выводы из собственного и чужого опыта и вместе с тем принуждают к этому. Зрелый ум позволяет, по крайней мере частично, освобо­диться от влияния эмоциональных предпосылок и осно­вывать свои суждения на более реальном анализе дейст­вительности. На этой фазе подвергаются конкретизации и закреплению способы удовлетворения потребности смыс­ла жизни у данного индивида, которые часто, если в его жизни не произойдут какие-нибудь драматические изме­нения, определяют направление его деятельности на бу­дущее. Когда способы эти определены правильно, челове­ку обеспечена радость постижения смысла жизни; когда же они определены неверно или не определены вообще, по­ведение человека, который задержался на первой или второй фазе развития этой потребности, будет характе­ризоваться неустойчивостью или незрелостью. Правда, некоторые психологи, например Шуман, полагают, что «каждый крестьянин и каждый рабочий так или иначе философствуют, создают свою личную философию жизни и философию общественного устройства» (Шуман, 1947, стр. 12), однако, к сожалению, это нечасто встречается в действительности. Практика показывает, что многие люди по разным причинам не установили для себя осмысленно­го пути с помощью реальной и действенной «философии счастья» и «философии жизни» или задержались в своем развитии на первой фазе, осудив себя на постоянную эмоциональную зависимость от противоречивых и непо­следовательных требований, которые ставят перед совре­менным человеком многочисленные виды общественной деятельности.

Заканчивая рассмотрение потребности смысла жизни, я хотел бы еще обратить внимание на важность выделения проблемы смысла жизни из исключительной компетенции философов и формулировки ее в терминах психологии приспособления, что позволит осуществить научную верификацию. Последнее особенно заманчиво. Поэтому я и решил включить проблему потребности смысла жизни в свою работу, уделив ей столько внимания, несмотря на то, что подробные исследования этой проблемы находятся только на начальном этапе. Как и все проблемы психологии личности, она связана с проблемами развития человека и с анализом патологических нарушений психики.