Предисловие автора к русскому изданию


С того исторического момента, когда перед психоло­гами встала практическая задача объяснения поведения отдельного конкретного человека, изменилась и расста­новка психологических проблем. На первое место выдви­нулись проблемы мотивации. Стало ясно, что сложную структуру регуляторных процессов человека интегрирует в одно целое та задача, которую он ставит перед собой. Если такой задачи нет, то нет и программы и цели дей­ствия, нет организованного, строго направленного пове­дения. Процессы инициации и реализации действий, на­правленных на данную цель, процессы, определяющие то, что человек совершает данный поступок, а не иной, и являются мотивационными процессами. Конечно, в этом отношении мотивация неразрывно и сложно связана с процессами отражения действительности, комплексом знаний и умений, с психическими установками, потреб­ностями и биологическими влечениями.

Поэтому всякое изучение мотивационных процессов у человека есть, по сути дела, изучение личности в ее действии, личности, структура которой определена не только прошлым: индивидуальным опытом, результатом жизни в данных социальных и биологических услови­ях, но и будущим. Это значит, что личность человека определена также и тем, к чему он стремится, какие задачи может и хочет ставить перед собой. Личность человека — это система, предназначенная к решению бу­дущих задач; и глубоко ошибается психолог, который хотел бы понять ее на основании только ее прошлого. В этом состоит, между прочим, заблуждение как пси­хоанализа, так и бихевиоризма всех оттенков. Особенно важно учитывать этот факт, приступая к психологиче­ским прогнозам, а также психокорректурным и воспи­тательным мероприятиям.


Таковы вкратце взгляды автора на основы психоло­гии мотивации. Они объясняют способ изложения проб­лемы психологии человеческих влечений.

Мне представилась возможность почти два года близ­ко сотрудничать со многими советскими психологами. Когда я читал лекции в Московском университете, про­водил исследования в Институте им. Бехтерева в Ленин­граде, изучал психологию установки в Тбилиси, я встре­тил не только радушный, дружеский прием, но и настоя­щий серьезный интерес к современным проблемам пси­хологии личности. Горячие и долгие споры не только дали мне возможность расширить и углубить профес­сиональный кругозор, но и позволили высоко оценить на­учные достижения советских психологов. Их мнение об этой книге будет иметь для меня большое значение. По­этому я очень признателен издательству «Прогресс», ко­торое предоставило мне возможность, издавая мою кни­гу, возобновить научные отношения с советскими колле­гами, что я считаю большой честью для себя.


Казимеж Обуховский

Институт психологии Познаньского университета им. А. Мицкевича


Познань, 20 мая 1970 г.

Само существование не является для человека достаточной целью существования и достаточно силь­ным мотивом преодоления действи­тельности.


Стефан Шуман




ОТ АВТОРА


Хорошая книга должна сама защищать себя от на­падок критиков-непрофессионалов. Однако редко автор бы­вает настолько уверен в своем произведении, чтобы по­сле написания последней страницы не начать поисков фразы-заклинания. Той фразы, которая могла бы обес­печить правильное понимание замысла, главных идей, которая могла бы предупредить нападки и вызвать ин­терес, то есть все то, что должно дать само по себе чте­ние работы.

К прискорбию, подобное заклинание все еще остается только мечтой, питаемой, правда, сообщениями о пер­спективах, основывающихся на экспериментах по элект­рической стимуляции мозга. Пока, впрочем, нейрохирур­гов не привлекают к сотрудничеству с издательствами и не поручают им подготавливать читателей к восприятию предлагаемого текста. Автору не остается ничего иного, как ограничиться несколькими замечаниями информационного характера.

Эта книга возникла как результат раздумий психолога-практика, который среди разнородных дефиниций, миниатюрных теорий, строгих фактов и пожеланий, складывающихся в современную теорию мотивации, ис­кал удовлетворительного объяснения невротических форм нарушения приспособления. Стараясь найти возможно более верный путь, я стремился выбрать наиболее обо­снованные элементы и, подкрепив их клиническим опы­том, создать достаточно удобную и не слишком сложную теоретическую схему. По этой причине читатель, кото­рый ждет от монографии проблем, исторических очерков и критических анализов, очевидно, будет разочарован. Книга содержит только то, что я могу сказать, отталки­ваясь от собственных наблюдений, а богатый фактиче­ский материал служит для иллюстрации дефиниций и ги­потез, касающихся условий правильного функциониро­вания человека современного культурного уровня. Я по­лагаю, что читателями моей работы будут люди, кото­рые по роду своей деятельности должны разрешать сложные вопросы мотивации человеческого поведения, то есть, помимо психолога, она заинтересует юриста, вра­ча, педагога, литератора. По этой причине я также по возможности отказался от специальной терминологии и сложных, хотя и интересных анализов в пользу доступ­ности изложения.

В своей книге я хочу представить специфическую точку зрения на деятельность человека и дать достаточ­но точные понятия, которые могли бы помочь в «препа­рировании» деликатной ткани человеческих влечений, — и это все. Вместе с тем этого вполне достаточно, чтобы сомневаться, разрешает ли книга поставленные задачи? Возможно, меня оправдает высказывание Тадеуша Томашевского:

«Заблуждение при попытках решения су­щественных проблем, безусловно, более важно и субъек­тивно более интересно для прогресса науки, чем безуко­ризненная правильность во второстепенных вопросах».


Чтобы обеспечить своей работе научную точность и расшифровать ряд неясных понятий, я пользовался по­мощью многих людей. Всем им, а особенно учителю мо­ему, профессору Анджею Левицкому, а также профес­сору Стефану Шуману, который убедил меня в плодо­творности моих усилий, я приношу здесь горячую и пол­ную уважения благодарность.

ГЛАВА I

МОТИВ ПОВЕДЕНИЯ

1. ВВЕДЕНИЕ


Каждый, кто хочет понять человека, начинает с по­исков причин его действий. Ученик сбежал с уроков. Алкоголик обокрал магазин. Обвиняемый просит высшую меру наказания. Каждый из этих людей поступает так по какой-либо причине. Мы стараемся выяснить ее. В таком случае мы говорим, что хотим понять мотивы, которыми руководствовались эти люди, избирая тот или иной способ поведения. Только зная мотив, мы присту­паем к оценке действий людей и принятию решений. Бегство ученика из школы мы оценим по-разному в за­висимости от того, был ли мотивом страх перед учитель­ницей или пренебрежение своими обязанностями. Когда алкоголик грабит государственный магазин, мы можем допустить, что мотивом здесь была потребность в алко­голе, а в таком случае суд применит особую правовую квалификацию его действий. Мы говорим, что поняли мотив поведения обвиняемого, который просит о высшей мере наказания, когда узнаем, что он психически болен и страдает комплексом вины.

Так и сам термин «мотив» (происходящий от латин­ского movere — приводить в движение, толкать) мы при­меняем для определения всех тех факторов, которые вы­звали какое-либо действие. Термин этот вошел в обиход, и, что весьма важно, несмотря на очень широкий диа­пазон его значения, применение его в повседневной жизни не вызывает принципиальных недоразумений. Трудности возникают при использовании его в качест­ве инструмента психологического анализа. Объясняются они тем, что термин этот вопреки видимости многозна­чен. Прежде чем мы приступим к подробному анализу разных определений мотива, полезно будет в общем, по­знакомиться с теми трудностями, которые вызывает применение этого термина в практике психолога.

Большинство точных данных, касающихся мотива, взято из экспериментальных наблюдений над животны­ми. Исследователи, использовавшие животных для соз­дания упрощенных лабораторных моделей ситуаций, связанных с действиями человека, установили ряд точ­ных критериев описания мотива. Измерялись сила и энергия отдельных мотивов. Вскрывались факторы, вли­яющие на возникновение мотива и изменение силы его действия. Выявлялись закономерности, определяющие действие разных мотивов, и последствия, к которым при­водит трудность их реализации. Продуманное использо­вание экспериментальной аппаратуры, возможность опе­рирования точными показателями, такими, например, как время лишения пищи, величина напряжения элект­рического тока, включаемого для «наказания» живот­ных, число ошибок, сделанных в ходе решения задачи, и прежде всего поразительные аналогии, которые обна­руживались среди явлений, наблюдаемых у исследуемых животных и людей, находящихся в подобной ситуации, содействовали влиянию результатов этих исследований на развитие учения о мотивах. Было доказано, что и у людей и у животных поведение может быть полимотивационным. Причиной действия могут быть несколько мо­тивов, даже противоречащих друг другу, что позволяет осуществлять специфические способы действия, обуслов­ливает непоследовательность поведения или отказ от действия. Доказано также, что наивысшего уровня точ­ности можно достичь в отношении мотивов средней си­лы, а при слишком сильных или слишком слабых точ­ность измерения снижается. Известны закономерности поведения в конфликтных ситуациях, эффекты действия в группе и множество подобных явлений (см., например, Креч, Крачфилд, 1959).

Однако, несмотря на значительные успехи в этой области, они оказываются недостаточными для решения тех задач, которые стоят перед клиническим психологом, пытающимся понять поведение своих больных. Законо­мерности, так просто демонстрируемые на подопытных животных, не всегда можно перенести на ситуации, в которых мы имеем дело с человеком. Встает, например, вопрос: говоря о нескольких мотивах, действующих у Яна, имеем ли мы в виду то же самое, когда говорим о мотивах, действующих у крысы, а если нет, то в чем заключается разница?

Мы знаем, что когда двух крыс с равными физиче­скими данными лишают пищи — одну на пять, другую на десять часов — и затем впускают в клетку, в которой они должны преодолеть одинаковые препятствия, преж­де чем получат доступ к пище, то различие, которое будет обнаружено в их поведении, можно будет объяс­нить разницей в силе мотивов голода. Мы можем до­полнительно усложнить эту задачу, пропуская через пи­щу электрический ток, вызывающий у животных боль, и наблюдать, какой мотив победит — мотив голода или мотив бегства от боли. Если мотив голода будет слабее, а мотив страха сильнее, крыса не будет трогать пищи. Со временем, однако, может наступить момент, когда под влиянием усиления голода крыса будет хватать пи­щу, даже наталкиваясь на боль. Точно зная время ли­шения пищи, силу тока и число предшествующих опы­тов, мы, в общем, можем предвидеть, в какой момент мотив голода перевесит мотив страха и крыса прикос­нется к пище. Мы оперируем здесь численными показа­телями силы мотива. Имея возможность влиять на по­ведение и характер факторов, показывающих силу моти­ва, мы можем вынудить крысу к определенным формам действия. Мотив в этом случае является существенным фактором, побуждающим к действию, и мы знаем, что, когда мотив, есть, крыса действует; когда же его нет или когда два противоположных мотива имеют равную силу, крыса остается пассивной.

Если мы, однако, попытаемся повторить тот же са­мый эксперимент с человеком, нас может постигнуть неудача. Предположим, что на основе наших исследова­ний мы знаем, что у Яна действует слабый мотив голо­да и сильный мотив страха. Будет ли Ян в действитель­ности вести себя в соответствии с прогнозами? Может быть, да, а может быть, нет. Возможно, исследование ста янов, находящихся в аналогичной ситуации, покажет статистически достоверную частоту усиления тенденции к отказу от пищи, вызывающей боль. Это значит, что большинство янов должны вести себя определенным об­разом в определенной ситуации. Нас, однако, интересу­ет, что сделает тот конкретный Ян, с которым мы име­ем дело. Возможно, что Ян откажется от пищи, но он может также устроить нам сюрприз. Он может, напри­мер, обдумать ситуацию и на основе определенных ра­зумных предпосылок решить преодолеть свой страх и добыть пищу. Делается это потому, что Ян как человек осознает свое действие и для него типично то, что его сознание регулирует выбор той, а не иной цели и прог­раммы действий. Поэтому даже очень голодный человек может поделиться своим куском хлеба с другим чело­веком; даже очень сурово наказанный может не отсту­пить от своих действий, если он убежден в правильности своего поведения.

Состояние организма, информация о внешней ситуа­ции и даже опыт не влияют на реакции человека так, как это имеет место у других животных, у которых ре­гулятор — мозг — функционирует в лучшем случае на уровне условных рефлексов по закономерностям, обу­словленным структурой нервной системы. Регуляция, осуществляемая мозгом человека, происходит на качест­венно ином уровне благодаря существованию сознания и связанных с ним возможностей восприятия отражен­ной в абстрактных понятиях действительности и опери­рования этими понятиями по законам, обусловленным не, только структурой нервной системы, но и традиция­ми, элементами культуры, привычками, рациональным или магическим моментом в технике мышления. Созна­тельно проводя свои концепции в жизнь, человек может действовать наперекор собственным желаниям, давлению окружения, реализовать цели, отстоящие на десятки и даже сотни лет и связанные с благом неизвестных ему людей. Осознав идеологические принципы, человек мо­жет руководствоваться ими, полностью отвлекаясь от требований ситуации, например биологической или об­щественной, даже ценой собственной жизни. Сознание — высший эволюционный уровень регуляционных функций, которыми располагает нервная система живущих на Земле существ, не может не приниматься во внимание при решении вопросов мотивации человеческих дейст­вий. Контролирующая функция сознания у человека так важна, что в нормальных условиях мы не можем себе представить направленного, целевого действия без созна­тельной его проверки.

В то время как у животного фактор, динамизирую­щий действие, равнозначен фактору, побуждающему к началу действия и направляющему его, у человека в этой области функционируют два отдельных механизма. Один становится динамизирующим фактором, энергети-зирующим действие, а другой фактор делает возмож­ным само действие, программирует его и вызывает его на­чало. Когда нам необходимо выяснить, почему Ян сме­нил место работы, мы можем сформулировать два на первый взгляд противоречащих друг другу объяснения. Одно из них: «Мотивом поведения Яна было недоволь­ство тем, что его несправедливо обошли при повыше­нии». Второе: «Мотивом поведения Яна была заинтере­сованность в другом виде работы». В первом случае мы определяем мотив на основе знакомства с Яном и его положением на работе. В другом случае мы основыва­емся на объяснении, которое дал Ян. В таких случаях говорится, что поведение Яна было полимотивационным. На одно и то же действие оказали влияние два мотива.

Можно ли их, однако, трактовать как два равнознач­ных мотива? Ведь их регулирующая функция все же различна. В первом случае речь идет об общей неудов­летворенности определенной ситуацией, содействующей изменению этой ситуации, что должно привести к умень­шению неприятного напряжения. Во втором мы учиты­ваем данное Яном объяснение причин действия, то есть того, чем он руководствовался, принимая решение о сме­не работы. В данном случае несущественно, прав ли Ян. Существенно только то, что Ян таким образом устано­вил для себя причины своего действия и, согласно это­му объяснению, принял решение о начале действия. Ес­ли бы мы хотели изменить решение Яна и склонить его к возвращению на старое место работы, мы должны были бы сначала познакомиться с его объяснением не­обходимости действия, а потом (после формулирования гипотезы о так называемых объективных факторах, ко­торые могли склонить его к смене работы) информиро­вать его о том, какие факторы влияли на его постановку вопроса. Мы должны были бы объяснить Яну, почему он должен изменить свое решение. Ян мог бы вернуть­ся на прежнее место работы только тогда, когда сфор­мулировал бы новый мотив. Мы видим на этом примере, к которому будем возвращаться еще много раз, что оп­ределяющую роль в принятии и изменении решения о действии играет так называемый сознательный мотив. Мы видим также, что он не является движущим фактором. Он причина действия в том смысле, в каком, например, нажатие кнопки можно считать причиной полета ракеты.

Как следует из вышесказанного, используя в обычной жизни слово «мотив», мы приписываем ему то первое, то второе значение, хотя второе значение (мотив как объяснение причин действия) имеет более широкое хож­дение в повседневной жизни. Мы говорим, например: «В поведении Яна определяющими были благородные мо­тивы, Ян хотел создать людям лучшую жизнь». Обвини­тель, вынося решение о суровой мере наказания, ссылает­ся на низменные мотивы, которыми руководствовался об­виняемый, например зависть. «Если бы обвиняемый не хо­тел этого сделать, то мог бы удержаться от подобного поступка, ведь в момент совершения действия он был в полном сознании», —рассуждает судья. При таком пони­мании мотива действие является немотивированным, ког­да индивид вследствие психического расстройства или находясь в бессознательном состоянии не может подверг­нуть свое действие контролю рассудка. В таком случае в соответствии с принятыми в нашем обществе мораль­ными и правовыми нормами человек не карается и не награждается за последствия своего немотивированного действия, так же как не наказываются за это животные. Когда такое действие грозит опасными в социальном от­ношении последствиями, общество лишь ограждает себя от возможности дальнейшего нанесения вреда.

Таковы некоторые предварительные замечания. Они в известной степени обосновывают предлагаемое в рабо­те понимание мотива как объяснения причин действия, тогда как для факторов, динамизирующих действие, так­же часто обозначаемых термином «мотив», необходимо, очевидно, другое название. Пожалуй, найти его нетрудно, поскольку богатство терминов всегда было сильной сто­роной психологии. Мы располагаем множеством терми­нов, используемых как эквиваленты слова «мотив». К на­иболее популярным из них принадлежат термины «вле­чение», «потребность» и «инстинкт».