ГЛАВА IV ФОРМЫ ОПЫТА

4. ДНЕВНИКИ И ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ

Против возможного забвения виденного, слышанного, замеченного, которое в один прекрасный день может оказаться очень важным, у писателя есть одно верное средство — это дневники, записные книжки, мемуары и всякого рода сборники документов и материалов. Где память оказывается слабой, там описание, внесённое вовремя, быстро приходит на помощь. И практика многих писателей показывает, что, безусловно, полезно фиксировать то, что по своей природе является чем-то текучим или трудно восстановимым. В этом отношении особого внимания заслуживают дневники, письма и беседы Гёте, занимающие несколько томов его сочинений. Как исключительно богатая натура, автор «Фауста» находил время и желание вносить в свои дневники с 1775 по 1832 гг. всё из опыта и размышлений, касающихся его интересов, прежде всего его работы над поэтическими произведениями. За этими краткими заметками о пережитом и передуманном стоят подробные теоретические исследования и конкретные наблюдения Гёте по вопросам эстетики, охватывающие не только литературу, но и искусство в целом, в частности скульптуру и живопись, например в ряде статей и в огромной переписке, главным образом с Шиллером с 1794 по 1805 гг. Как возникает художественное произведение, каково соотношение в нём между действительностью и вымыслом, каковы направления созерцания и изображения, как форма соответствует содержанию, что такое стиль и что является специфическим для различных литературных родов и видов, как созревают идеи собственных романов, драм или баллад, через какие этапы проходят вдохновение и равнодушная критика, первичные записи, переработки или поправки, пока не будет достигнут желаемый результат? Вот об этом размышляли два друга в своих письмах, а также и в незаписанных беседах. Но если последние утеряны для нас, то сохранены другие беседы, столь же важные как источник прослеживания житейского опыта и творческого труда, а именно беседы с Эккерманом, Риммером, Боасере, Мюллером и другими близкими людьми, верно схватившими и передавшими (хотя и в субъективной окраске) услышанное о пережитом, мечтаемом и созданном Гёте. Сам Гёте многократно использовал свои личные записки и свои письма или чужие сообщения, когда необходимо было документировать то, что память его не сохранила достаточно свежо и полно.

Во французской литературе также существуют поучительные примеры, а именно писатели XIX в., которые стремятся правдиво изображать окружающее, свои личные впечатления и переживания. Какой бы сильной ни была способность к фиксации впечатлений, что-то неизбежно утрачивается и невозможно спустя много лет точно воспроизвести детали обстановки или нюансы ощущений. Следовательно, необходимы записные книжки. Разве мог Бальзак всегда помнить название той или иной улицы провинциального города? Разве можно сразу вспомнить когда-то услышанное меткое слово? Поэтому до конца его жизни на столе лежал большой, роскошно переплетённый альбом, на первой странице которого каллиграфическая надпись: «Сюжеты, Фрагменты, Мысли». Это сборник планов к сочинениям из подслушанных разговоров или выражений, из анекдотов и цитат различных авторов, из коротко высказанных мыслей и т.д. Здесь записаны заглавия или сюжеты проектируемых вещей, как, например: Артист, Князь (трагедия), Дворяне, Заговор, Старость Дон Жуана (драма), Битва (роман) и др. Здесь хранятся неоценимые документы по истории творческих замыслов, внутренней жизни, наблюдений и мыслей Бальзака²⁹⁹.

²⁹⁹ Balzac, Pensées, Sujets, Fragments, ed. J. Crepet, 1910; ср.: Z. J. Arrigοn, Les Années romantiques de Balzac, 1927, p. 98, 207.

Стендаль, основатель психологического романа, начиная с 1801 г. ведёт «Дневник», в который на протяжении долгих лет вносит свои путевые впечатления, новости политической и общественной жизни, мысли о философии нравов, искусства и литературы, различные самонаблюдения и догадки, большая часть которых ложится в основу рассказов, романов и его путевых заметок. Не столько «историей собственной жизни», как проектировалось вначале, сколько отрывочными заметками о виденном, пережитом и обсуждённом являются эти материалы, которые помогали писателю вспоминать чувства, идеи, эпизоды, нужные ему для «Красного и чёрного» (1831), «Пармской обители» (1839), потому что, хотя он и говорил, что обладает «отличной памятью», он всё же понимал, что что-то неизбежно забывается ³⁰⁰.

³⁰⁰ Ср.: Жан Прево, Стендаль. Опыт исследования литературного мастерства и психологии писателя, М.—Л., 1960.

Густав Флобер также имеет особые «Записные книжки» и каждый вечер записывает туда пережитое и продуманное, что может оказаться полезным для его литературной работы. Этот великий психолог и социолог обладает способностью наблюдать не только внешнее, но и внутреннее, он ведёт самонаблюдение, он анализирует свою душу и малейшие волнения, и впечатления он записывает с той же педантичностью, с какой заботится и о впечатлениях от встреч, разговоров, прогулок. Из опубликованных выдержек ³⁰¹ видно, с какой заботой автор «Мадам Бовари» и «Саламбо» заносит черты современных нравов, интимные признания, мысли о религии и философии, литературные факты и темы будущих романов и пережитое за день. Записи Флобера такого характера счастливо дополняют его столь ценную корреспонденцию, в которой, как и письмах Бальзака, психолог творчества находит богатый материал для изучения.

³⁰¹ Louis Bertand, Revue des Deux Mondes, juillet, 1910, p. 371.

Той же практики придерживается и другой французский реалист, Альфонс Додэ, хотя и он обладает феноменальной памятью. Ещё с молодых лет Додэ имел привычку носить с собой маленькую записную книжку и вносить туда всё, что на него производит впечатление, все мысли и чувства ³⁰². Эти факты и материалы без связи между собой носят отпечаток момента. Но именно благодаря им герои романов Додэ оказываются живыми людьми из плоти и крови. Здесь есть и много лишнего, но знает ли человек, что может оказаться нужным и что ненужным? Так, для своих романов из жизни Южной Франции он использует записную книжечку зелёного цвета, озаглавленную «Le Midi». Она годами пополнялась массой заметок, характеризующих родину поэта, «климат, нравы, темперамент, говор, жесты, буйства и мечты под нашим солнцем и ту неодолимую потребность лгать, которая проистекает от избытка воображения» ³⁰³. Наблюдения велись как над самим собой (поэт берёт себя как мерило для других), так и над родственниками и близкими, в них входят и воспоминания детства, «сохранённые странной памятью, где каждое впечатление тут же углублялось после его испытания». В зелёной книжечке можно найти народные песни, пословицы, крики продавцов воды, сладостей и яблок, стоны больных, преступные подвиги южан и многое другое. «Из этой книжечки я извлёк «Тартарена из Тараскона», «Нуму Руместана» и недавно «Тартарена в Альпах». Другие книги, всё оттуда же, в проекте: фантасмагории, романы, психологические очерки: Мирабо, Маркиз де Сад, Руссе-Бульбон и «Мнимый больной», принесённый Мольером, конечно, с юга». В одной из своих книг (с воспоминаниями) писатель признаёт, что его роман «Фромон-младший и Рислер-старший» (1874) написан с натуры:

³⁰² A. Вinet, L’année Psychologique, I, p. IV.

³⁰³ A. Daudet, Souvenirs d’un Homme de Lettres, «Histiore de mes livres».

После смерти Додэ были опубликованы выдержки из этих тетрадей под заглавием «Записки о жизни» (1890), которые были известны раньше и его сыну Леону. Последний также говорит о записях, касающихся мимики и характера виденных лиц, схваченных в «суровых выражениях и проницательных наблюдениях», или отрывков из плана некоторых драм и той «квинтэссенции конкретного, которая заменяет всякую абстракцию у его отца» ³⁰⁵.

³⁰⁵ Leon Daudet, Quand vivait mon père, 1940, p. 28, 124.

Нечто подобное этим записным книжкам «французского Диккенса», как некоторые называют Додэ, представляют «Тетради» одного из его больших поклонников, Мориса Барреса, которые он вёл с 1896 но 1923 г. Автор романа «Вдохновенный холм», который умеет так хорошо передавать дух своей лотарингской родины, намеревался к концу своей жизни написать мемуары, чтобы изложить в них, как он сам говорит, «все свои воспоминания детства и юношества, всё своё богатство мечтаний, хороших образов и сновидений в сумерках». Так он хочет подвести итог уроков, полученных от жизни, о путях своего развития, своих экспериментов в том или ином направлении. «Хочу рассказать о часах, которые правильно сохранил среди стольких других в жизни, исчезнувших из виду и сердца». Баррес применяет метод Руссо, который, как подчёркивает Бурже в разговоре с Барресом, «обладает памятью только для того, что он почувствовал». Но, к несчастью, из проектируемых мемуаров были написаны только первые страницы. Компенсацией являются именно «тетради», которые сейчас публикуются в нескольких томах. На протяжении стольких лет Баррес записывает свои впечатления, мысли, настроения, удивительно богатые и разнообразные, и прежде всего с намерением использовать их в своих произведениях. Произведения остаются ненаписанными, но папки с исследованиями о Байроне и Гёте, набросками романов и новелл или религиозно-философских и политических очерков и сейчас лежат перед нами как доказательство неисчерпаемой документации в жизни и в искусстве ³⁰⁶. Такой характер носят и дневники Поля Валери. Отличаясь сравнительно слабой и недисциплинированной памятью, которая не сохраняла точную картину прошлого, но прочно удерживала некоторые идеи, полезные для фиксирования собственного мировоззрения, поэт на протяжении полувека (после 1892 г.) каждое утро записывал свои мысли и впечатления. Так накапливается большое число «тетрадей», из которых он прямо извлекает рассуждения по различным вопросам, отрывки, напечатанные, как они есть, или соображения по написанию ряда заказанных произведений. Первого рода, то есть почти неизменившимися дневниками, являются его книги: «Тетрадь Б» (1910), «Аналекта», «Сюита, Ромбы», «Другие Ромбы», «Моралите», «Умолчания», «Злые мысли» и т.д. ³⁰⁷

³⁰⁶ Maurris Barrés, Mes cahiers, I (1896—1898), Paris, 1929, Introduction, IV—V.

³⁰⁷ Вerne-Joffroy, Présence de Valéry, 1944, p. 48, 51, 100—104.

Значительным явлением среди произведений этого рода во французской литературе является, несомненно, «Дневник» братьев Жюля и Эдмона Гонкур, начатый 2 декабря 1851 г., когда они опубликовали свою первую книгу; он издавался под общей редакцией до 1870 г. и под редакцией одного из них, Эдмона, — до 1895 г. Сродные по уму и темпераменту, авторы смотрят на мир как будто одними глазами, так что их впечатления и мнения поразительно сходны. «В этой автобиографии, — пишет Эдмон Гонкур, — изо дня в день выходят на сцену люди, которых случай поставил на нашем жизненном пути. Мы портретизировали этих людей, мужчин и женщин… Нашей целью было правдоподобно оживить перед потомством своих современников посредством стенографирования разговоров, жестов, мелких страстей, в которых раскрывается личность, передать те необъяснимые детали, из которых складывается образ времени, наконец, зафиксировать ту лихорадочную возбуждённость, столь присущую головокружительному Парижу» ³⁰⁸. Программа выполнена блестяще, и мы имеем налицо не только мысли и наблюдения, легшие в основу романов двух братьев, но и живописные снимки знаменитых современников — Бодлера, Флобера, Жорж Санд, Готье, Сент-Бева, Тэна, Ренана и др. (Баррес передаёт нам в своих «тетрадях» беседы и характеры представителей следующего поколения — Бурже, Золя, Додэ, А. Франса и других своих друзей). Историк французской литературы едва ли мог бы найти в другом месте столько материала для характеристики мысли и темперамента Флобера, сколько, например, в этих отчётах о встречах и беседах. Перечисляя разнообразные темы в разговоре Флобера, а именно: развитие мира, религия, буддизм, восточные легенды, лирика Гюго, Гёте, тайны чувства, фантазии и безрассудности любви, вкусы и темпераменты людей и т.д., — братья Гонкур очерчивают и содержание своих собственных мемуаров со всем социально-историческим, литературно-анекдотическим и типично человеческим в них. Однако заметим, что философ Тэн, задетый каким-то замечанием, открывает известную ограниченность в культурном горизонте братьев. Он утверждает, что они передают некоторые из разговоров то весьма нескромно, то извращённо и тем самым искажают картину выбранной духовной среды³⁰⁹.

³⁰⁸ Journal des Goncourt. Mémoires de vie littéraire (éd. définitive), t. I, Préface, t. II, p. 28.

³⁰⁹ Taine, Savie et sa correspondance, IV, 1907, p. 258.

Аналогичный пример в немецкой литературе представляют «Дневники» Фридриха Геббеля. Это пёстрая смесь афоризмов, личных признаний, литературных планов, писем и биографических подробностей, для которых нет другой объединяющей нити, кроме хронологической последовательности. Но если эти два француза вращаются в светском обществе и интересуются преимущественно социальным и внешним, то немец чаще всего роется в своей собственной душе и предпочитает не снимки виденного, а настроения и мысли, пережитые им самим. Кроме того, эти «Дневники» теснее связаны с творчеством писателя, чем «Дневник» Гонкуров, они приближаются скорее всего к точке зрения Барреса. Записки являются верным зеркалом состояний, из которых вырастают поэтические произведения; они содержат большую долю сырого материала, использованного для стихотворений; они указывают и на житейские обстоятельства, сопутствующие литературной работе. Ведомые на протяжении 26 лет (25/III —1835 — 2/Х — 1863) «Дневники» Геббеля, этот «блокнот сердца», как он сам их называет ³¹⁰, представляют собой чрезвычайно важный источник для общей психологии творчества, и из них мы неоднократно черпаем материал для наших исследований.

³¹⁰ Friedrich Hebbel, Tagebücher, Historisch-kritische Ausgabe von R. M. Werner, Berlin, 1903.

В русской литературе известны записные книжки Гоголя. Ещё с шестнадцатилетнего возраста он ведёт «Записные карманные книжки», и многое из внесённого туда приходит потом на страницы его повестей и романов. Здесь мы находим описания сельских праздников, анекдоты, разговоры простолюдинов, пословицы, различные выражения, народные лекарства, факты из области домашнего хозяйства, описание видов собак, а также многое другое, интересное для художника-реалиста.

Подобные «Записные книжки» ведёт и Лев Толстой, собирая в них замеченное или пришедшее ему на ум во время прогулок или в бессонные ночи, при утреннем пробуждении или в различных других случаях. «Он (сообщает его жена в своих дневниках) записывает в разные записные книжечки всё, что может быть нужно для верного описания нравов, привычек, платья, жилья и всего, что касается обыденной жизни, особенно народа и жителей вне двора и царя. А в других местах записывает всё, что приходит в голову касательно типов, движения, поэтических картин и прочее. Эта работа мозаичная»³¹¹. То отдельные наблюдения жизни, то общие идеи по различным вопросам и конкретным фактам в связи с каким-либо литературным сюжетом. Книжки образуют только дополнение к огромному своду мыслей и сообщений об искусстве и литературе, а часто и о личном творчестве в «Дневнике», начатом в 1847 г. Этот дневник Толстой вёл до самой смерти в 1910 г., неуклонно преследуя задачу, сформулированную вначале так: «Теперь, когда я занимаюсь развитием своих способностей, по дневнику я буду в состоянии судить о его ходе». Со стороны богатства материала о проблемах эстетики, художественного вкуса, техники поэзии и прозы, тайны творчества, особенностей изображения, истории собственных литературных замыслов (при продолжительной работе над текстом до окончательного завершения данного романа или повести) записи и мнения здесь отличаются замечательной ясностью. В переписке автора с видными писателями этот род сообщений занимает также значительное место, как об этом свидетельствуют соответствующие примеры из дневника и сочинений в сборнике «Толстой об искусстве и литературе» 1958 г., где особенно важны темы: сущность искусства, реализм и идейность, художественная форма, творческий процесс (с обильными наблюдениями над собственным творчеством), язык и стиль и т.д. Высказывания Толстого по затронутым вопросам соперничают по искренности и тонкости проникновения с мыслями, высказанными Бальзаком и Флобером в их переписке о высоко ценимых ими романистах.

³¹¹ Л. Н. Толстой, Об искусстве и литературе, т. I, М., «Советский писатель», 1958, стр. 262.

Достоевский также имел «Записную книжку», большая часть которой сохранилась. Как Толстой прослеживает внутреннюю и внешнюю историю крупных и более мелких своих произведений и специально «Войну и мир», «Анну Каренину» и «Воскресение», так Достоевский излагает генезис своих романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы», останавливаясь на плане, характеристике лиц, особенностях сюжета и стиля и т.д. ³¹² Пока он находится в Сибири как ссыльный, Достоевский записывает в свой особый блокнот слова и выражения или признания ссыльных, использованные позже при написании «Записок из мёртвого дома».

³¹² Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского, Спб.. 1883.

Чехов, по свидетельству Куприна, также вёл дневники. «Голый факт, редкое имя, техническое название надо внести в записную книжку, иначе забудется, рассеется», — говорил автор юмористических рассказов (1887)³¹³.

³¹³ Ср.: А. Куприн, Сб. «Знание» за 1904 г., кн. III, Спб., 1905 стр. 36.

Эти примеры показывают, насколько важны для писателя точно отмеченные впечатления и какую услугу могут они сослужить в тех случаях, когда нужно образно и точно воспроизвести фактическое. Верная память является источником, без которого нельзя обойтись, но она не лучше всего сохраняет всё, и на помощь ей приходит вовремя записанное. Конечно, все случайные данные, напоминания, идеи были бы, наконец, мёртвым капиталом без содействия оригинального духа, чувства и воображения, которые в подходящий творческий час оживляют их и воссоздают нечто целостное и последовательное. Но об этом процессе пойдёт речь ниже.