Глава 3. Архетип младенца

МЛАДЕНЕЦ КАК ПЕРВОЗДАННАЯ ФОРМА

В данном случае слово «форма» — это полезная метафора. Это и контейнер, который создает какой-то образ, и вместе с тем формирующая этот образ энергия. Если «младенец — это отец мужчины»⁶⁴, как заявил Вордсворт⁶⁵, то первозданная форма всегда присутствует, предоставляя энергию, отвечающую архетипической идее. Подобно тому как у Платона в основе реальности лежит Форма, или Идея, метафора младенца представляет собой архетипический формообразующий процесс. Что касается первозданной формы, это — и сама первозданность, и ее идея, и паттерн, и паттернообразующий фактор, вместе взятые.

⁶⁴ "Ode: Intimations of Immortality", The Norton Anthology of Poetry, p. 551.

⁶⁵ Уильям Вордсворт (1770-1850) — английский поэт-романтик, выдающийся представитель «озерной школы». Поэт с открытым сердцем, в простоте воспевавший обыкновенную жизнь в гармонии с природой. — Примеч. пер.

Когда мы видим в младенце будущность, возможность, фактор развития, то тем самым мы признаем архетипическую основу нашего бытия. Откуда у нас берется склонность охать и ахать при виде младенца? Почему мы не смотрим на него как на дорогостоящее вложение, которое обязательно закончится его смертью? В своей короткой новелле «Поцелуй» Роальд Даль⁶⁶ рассказывает о бедной женщине из Австрии, которая после нескольких выкидышей борется за то, чтобы дать жизнь хотя бы одному беспомощному младенцу, и готова на все ради новой «инвестиции» в жизнь. Читатель невольно сочувствует и симпатизирует этой женщине и вместе с ней испытывает желание, чтобы выжил этот хрупкий фетиш, этот беспомощный, кричащий обрубок человеческой плоти, этот младенец — Адольф, который впоследствии станет главным убийцей Третьего рейха. И что же, чью же или какую же основу мы тогда нашли? Основу возможности, обновления, надежды, — и это несмотря на то, что все исторические факты свидетельствовали об обратном.

⁶⁶ Роальд Даль (1916-1990) — валлийский писатель, автор романов, сказок и «черных» новелл, мастер парадоксального рассказа. — Примеч. пер.

И вместе с тем жизнь — это обновление перед лицом смерти и всей истории, и каждый младенец изначально пускается в странствие. Младенец, каждый младенец, — это потенциальная реинвестиция в человечество, — на радость или на беду.