Глава 3

Cто тысяч «почему»

Уловки подсознания

Хорошо изучено действие защитного механизма рационализации, который характерен для шизоидов.

Борис отличался исключительной пассивностью и нерешительностью. Он не два, а двадцать раз думал перед тем, как задать кому-то обычный вопрос. Когда-то его назвали недогадливым, и эта психологическая травма привела к тому, что он во всем пытался разобраться самостоятельно. Вместо того чтобы проконсультироваться у коллег, он искал ответа в специальной литературе, что далеко не всегда было лучшим вариантом.

Свое нерациональное поведение Борис объяснял тем, что все вокруг недостаточно компетентны и поэтому искать помощи не у кого. На самом деле он просто стеснялся обратиться к коллегам за советом, боялся, что его вопрос покажется смешным и неуместным.

Рационализация состоит в попытке сохранить хорошую мину при плохой игре, не утратить самоуважение при неудаче. Человек не осознает, что принимает решение подсознательно, и ищет логичное оправдание, чтобы убедить себя и окружающих в том, что поступок был вполне разумен. Так хитрое подсознание обманывает своего хозяина, и он может долго оставаться в неведении.

Знаменитый пример рационализации — басня «Лисица и виноград». Многие люди ведут себя подобно персонажу басни, утешаясь тем, что, дескать, незачем тратить напрасно время и силы, овчинка не нуждается в выделке.

Еще один защитный механизм, который используют застенчивые люди (чаще всего шизоиды), – примитивная изоляция. Человек уходит от взаимодействия с реальностью.

Елена жаловалась на то, что иногда муж не реагирует на ее слова. «Я выхожу из себя, а он возится с пультом телевизора и ничего мне не отвечает! Никогда бы не подумала, что Иван станет таким бесчувственным, ведь когда-то он понимал меня с полуслова».

Слова женщины очень интересны. Люди, использующие примитивную изоляцию, часто отличаются повышенной чувствительностью. Несмотря на отсутствие склонности к выражению собственных эмоций, они бывают восприимчивы к чувствам других и часто являются хорошими имитаторами.

Когда я спросил у Лены, в чем проявлялось такое «понимание с полуслова», она ответила:

Ну как же! Подхожу к нему на работе сзади и говорю: «Иван!» А он, не оборачиваясь, продолжает с моей интонацией: «Ты опять все сделал не так…» И ударение делал на последнем слове, как я. Мы тогда так смеялись…

Защитное фантазирование – форма примитивной изоляции. Дети, обладающие развитым воображением, начинают пользоваться этой формой защиты довольно рано. Например, школьник, которого отчитывает преподаватель, может в этот момент «витать в облаках» фантазий. К этому виду психологической защиты склонны эгоисты, которых мучат неудовлетворенные амбиции (вспомните «подпольного человека», который мог мечтать месяцы подряд).

Американский психоаналитик Дональд Каплан считает, что крайние формы застенчивости присущи людям, страдающим нарциссизмом:

«Оставаясь в одиночестве, болезненно застенчивые люди предаются непомерным фантазиям. Они грезят о славе и величии. Эти мечты доставляют им огромное удовольствие. Продолжительные и яркие грезы наяву являются способом существования клинически застенчивых пациентов».

Из всех застенчивых людей наиболее несимпатичны те, стеснительность которых вызвана нарциссизмом.

Они убеждены в собственной уникальности и желают, чтобы окружающие ими восхищались. «Нарциссы» болезненно переживают свои неудачи и при этом безразлично относятся к страданиям людей, даже самых близких.

Девиз «нарцисса»: «Мои желания — прежде всего». Эти люди не признают моральных ограничений и запретов, их сверх-«я» бездействует. По сути, это рабы собственного подсознания, которые могут поступать хорошо или дурно в зависимости от своей прихоти.

Конечно, фантазиям о собственном величии могут предаваться не только эгоисты. Вспомним милого застенчивого подпоручика Ромашова из купринского «Поединка», погруженного в мечты о своем славном будущем.

После обиды, нанесенной ему в присутствии подчиненных полковым командиром, Ромашов представляет себя блестящим офицером, полковником, героем, знаменитым шпионом, спасителем Отечества.

Писатель очень хорошо передает состояние человека, вернувшегося от сладких грез к постылой реальности: