Глава 8. Свобода ценой утрат 


...

«А все хорошее и есть мечта»



Не далее как в начале этой главы уже рассказывалось о губительных последствиях неумеренного фантазирования — всякая там псевдология, мифомания… А из названия данного раздела что следует? Что мечтать-таки не вредно? Да, мечтать не вредно, а вот фантазировать небезопасно. Разницу между «мечтать» и «фантазировать» вы сейчас сами увидите.

Мечты и фантазии на первый взгляд кажутся одной и той же материей: плоды грез, которые в небе летают, землю не видят и далее по тексту песни в исполнении Валерия Меладзе. Хотя мечта есть прогнозирование возможного, а вот фантазия — не что иное, как замещение реального невозможным. Когда человек мечтает, он в некотором смысле старается отыскать пути, ведущие к исполнению мечты. Скорее всего мечта изменится по мере развития самой личности. И все-таки навыки, полученные в ходе поисков заветной фата-морганы, могут быть чрезвычайно полезными.

Года три назад нам пожаловалась одна наша знакомая, Алла. Убираясь в комнате дочери, она наткнулась на ее дневник. Надо сказать, что тетрадка в прочном дерматиновом переплете не была выужена из анналов шкафа-купе из-под груды отвергнутых джинсов и морально устаревших футболок, а спокойно лежала на письменном столе в открытом виде. Очевидно, легкомысленная Машка сорвалась на тусовку и забыла убрать дневник в ящик. Таким образом вещдок, полный тайных излияний юной души, был обнаружен родительницей. Как она справедливо решила, это были не совсем чужие тайны. То есть это были родственные тайны — а именно дочкины. Думаем, мамы всего мира поймут нашу знакомую: дочь-подросток — лучшее средство от деликатности и ненавязчивости.

Раскрытая страница пестрела разноцветными надписями. «Орландо!!!!», «Орландо, ты мой!», «Орландо, я тебя люблю!». Далее — вариации на ту же тему. Алла покраснела, будто ее застукали врасплох на месте преступления, и машинально перевернула страницу, чтобы убрать этот стыд с глаз долой. К ее ужасу, на другой странице было все то же самое. Вообще, содержание дневника было до отвращения однородным и посвящалось Леголасу всех времен и народов, актеру Орландо Блуму. Помимо надписей тетрадка изобиловала картинками, виньетками и вырезками из журналов «Орландо — Леголас», «Орландо — педераст», «Орландо — пират Карибского моря», «Орландо в обнимку с Кирстен Данст», вокруг шеи которой была нарисована петля, а рядом жирным красным маркером выведено «Сука!». Алла стояла соляным столбом перед дневником дочери и вспоминала, как в последнее время Машка ленилась учиться, забросила чтение и до дыр засматривала одни и те же фильмы. И что теперь, скажите, делать бедной матери? Психологи, между прочим, пишут: если подросток крепко-накрепко увязнет в обожании актера или певца какого, вся личная жизнь может наперекосяк пойти. А вдруг и моя Машка однолюбом окажется? И всю жизнь проведет, сгорая от страсти по какому-то Блюму! И откуда это у нее? В нашей семье фанатов отродясь не было. Да и Машка не дурой одномерной росла: театры, музеи, путешествия, культивирование здорового юношеского снобизма. И вдруг ее так заплющило, словно она «девушка фабричная».

— А еще недавно, — добавила Алла, — Машка попросила ей найти преподавателя по английскому. Якобы хочет язык выучить. Но я-то знаю, что это все из-за него!

— Из-за Блума? — удивились мы.

Оказалось, что несколько страниц дневника были исписаны обещаниями непременно приехать к объекту вожделения и дать ему возможность насладиться Машкиным обществом.

Спустя несколько месяцев мы снова встретились с Аллой. Оказалось, что Машка усиленно занимается английским и собирается поступать в Московский Лингвистический Университет. В своем любовном безумии девушка оказалась страшной реалисткой. Рассуждала она приблизительно так: вот приедет она к любимому-неповторимому, и как они, скажите, будут разговаривать? Блум точно из-за нее русский учить не будет, он вообще, бедняжка, дислексией страдает. Значит, учить английский придется ей. Несправедливо, но ничего не поделаешь. А во-вторых, вот приедет Машка к Блуму, вот познакомятся, и что она ему скажет? Я девочка Машка, мамина-папина дочка, английский выучила, если что, могу в официантки пойти. Как-то не круто. Круто — когда студентка престижного вуза. Ну, там перспектива и все такое… В сочетании с Машкиными ногами и немереным обаянием должно сработать. Во всяком случае, так Машка будет чувствовать себя намного увереннее. И Машка честно пахала, приближая миг достижения заветной цели. Сейчас Машка студентка того самого Московского Лингвистического Университета, а мама Алла беспокоится о ее отношениях с мальчиком со второго курса. Вадимом, кажется, зовут.

Теперь представим, что случилось бы с этой Джульеттой, начни она не мечтать, а фантазировать. Вероятно, вообразила бы целую череду романтических свиданий с актером О. Блумом или прямо уж с эльфом Леголасом — а чего мелочиться-то? Через некоторое время фантазии бы поблекли, Блума-Леголаса сменил бы неотвратимо взрослеющий Г. Поттер, он же Д. Редклифф. Или простой и понятный сокурсник, что более продуктивно: о жизни самого богатого и популярного подростка Великобритании ничего достоверно узнать нельзя, а из жизни Петра Двукопытникова, ботана из параллельной группы, узнать можно все. Какой простор для фантазий!

Но в обоих случаях от субъекта грез — то есть от влюбленной особы — требуются не способности к языкам, а нечто гораздо более опасное. Умение открывать двери в иные миры, как сказал бы специалист в этом вопросе, фантаст Макс Фрай. Если в этом мире романтическое приключение с эльфийским принцем недоступно, можно повторить попытку в другом мире — в виртуальном. А окружающую действительность заклеймить презрением как бесперспективную. Или вообще испугаться холодного равнодушия со стороны вселенной, не желающей менять своих законов ради влюбленных подростков, мечтающих о неземной страсти. Страх вызовет желание спрятаться в свой кокон, закуклиться и ждать волшебного превращения гусеницы в бабочку.

Сами видите, насколько важно вовремя остановиться между «обнаружить и развить» и «испугаться и замкнуться». Игра разума начинается как поиск и эксперимент, а заканчивается как прятки и бегство.

Следовательно, необходимо не идти до конца, что бы тебе ни говорили безбашенные романтически настроенные храбрецы. Им, между прочим, ничего не грозит. В силу наличия чудного природного «средства контрацепции», а именно безбашенности. Это качество, вероятнее всего, сопутствует толстокожести и бесчувственности. Следовательно, и раздражители требуются мощные, чтобы насквозь пронимали. И вот, пожалуйста — носорог дает мимозе советы насчет того, как ей вернее ощутить полноту жизни!

Кстати, чувствительная, яркая и темпераментная натура особенно рискует перейти роковой Рубикон. И даже не заметить. Просто чуть больше страшилок в ряду воображаемых ситуаций, чуть дальше виртуальный мир от реального, чуть выше уровень дезориентации — и все. Скоро между этим миром и тем ляжет пропасть, а не какой-то там плевый Рубикон, в котором воды-то — аккурат лошадке напиться. Таскаться через эту психологическую пропасть туда-обратно уже не получится. Вот почему людям эмоционально неустойчивым, дезориентированным, наделенным, помимо прочего, богатым воображением стоит держаться подальше от дверей в другие миры.

В качестве примера приведем, с некоторыми предварительными пояснениями, цитату из романтического произведения, созданного И.В. Киреевским на одном дыхании в предновогоднем настроении 30 декабря 1830 года. Это монолог удачливого, воинственного, богатого и прославленного правителя, которого хитроумный колдун заставил все бросить и проиграть решающую битву, возмечтав о несбыточном. И вот, потеряв трон, власть и все свои сокровища, бывший правитель и воитель сетует: «Когда дорожил я властию, богатством и славою, умел я быть сильным и богатым. Я лишился сих благ только тогда, когда перестал желать их, и недостойными попечения моего почитаю я то, чему завидуют люди. Суета все блага земли! суета все, что обольщает желания человека, и чем пленительнее, чем менее истинно, тем более суета! Обман все прекрасное, и чем прекраснее, тем обманчивее; ибо лучшее, что есть в мире, это — мечта»[103].

В общем, получается, что в действительности ничего прекрасного не существует, а все, чего стоит хотеть — сплошной обман и непонятки. Если пожелаешь «недостойного», может, и будешь этого «недостойного» иметь вдосталь, до отрыжки и изжоги. Но помни, смертный: счастье твое, вплоть до побочных эффектов, есть не что иное, как суета сует, все суета! Значит, чем ты счастливее, тем ты суетнее, ничтожнее, ординарнее. Ибо глубокие натуры счастья не достигают, поелику им слишком многого хочется. Их мечты, согласно Киреевскому, «чем прекраснее, тем обманчивее». То есть в абсолюте все выдающиеся люди прямо в детстве должны захотеть прогуляться к краю Вселенной и заглянуть в ничто, в зазеркалье, в инобытие или еще в какую-нибудь разверзшуюся бездну. Если же пресловутая бездна поддастся и позволит в себя пялиться кому ни попадя, ее надо с презрением оставить для туристов и искать для себя новых, невиданных рубежей… И так по кругу до бесконечности.

Надо признать, что вся эта брусчатка из желаний и грез, которой дорога жизни вымощена, имеет для личности далеко не последнее значение. Но почему тогда записные фантазеры вместо дороги стараются создать завал, нагромождая целые горы бессмысленно наваленной «брусчатки»? Пытаются переосмыслить и воссоздать произведение политически грамотного скульптора «Булыжник — развлечение идиота»[104]? Или стараются компенсировать общее чувство рутинности, которое, надо признать, периодически охватывает даже весьма успешных людей? Не говоря уже про неуспешных. Для них погружение в фантазии — уже не бегство от реальности, а, наоборот, возвращение к жизни. Своеобразная инверсия, когда отдых и деятельность меняются местами. А что из этого выходит?

Сказочник рубежа XIX–XX веков Н.Д. Телешов чрезвычайно емко описал упоительные ощущения, производимые фантазией — то есть мечтой без примеси действия: «Мечтания для него были сладким отдыхом, они наполняли его душу радостью, бодрили его и волновали кровь. Нередко он фантазировал: случись, например, нашествие врагов на родину, он явился бы перед войском, повел бы его на неприятеля, победил бы его непременно, потом попался бы в плен, где его стали бы мучить, а он убежал бы однажды. Или, случись гонение на веру, — он постоял бы и здесь. Или, случись какой-нибудь суд или следствие, — сколько удовольствия было бы для Терентия Васильевича! Как попало бы от него обвинителю и председателю! Лежа на сене, он весь отдавался любимым мечтаниям, но так как он до сего дня не был замешан ни в каком деле, то приходилось поневоле выдумывать какую-нибудь небывалую историю, воображать себя перед грозным исправником, перед судьями и прокурорами и от души ругаться с ними, забрасывая их текстами из писания. Мечтая, он представлял себя вездесущим героем, таким героем, которого можно убить и замучить, но переспорить которого — невозможно»[105].

Кстати, герои обеих сказок извлекли из своих снов диаметрально противоположную информацию: герой Киреевского так и помер в нищете и безвестности, любуясь заветным зазеркальем; зато герой Телешова, увидев очередной фантастический сон про Страшный суд, обнаружил, что ему совершенно нечего предъявить в качестве позитива — он не только не герой, но еще и бесчувственный эгоист! Благодаря этому неприятному открытию персонаж решил исправиться и изменить свою жизнь и личность к лучшему. Вот что значит конструктивный подход!

Для некоторых людей фантазирование является полноценной заменой самореализации. Но есть люди, которым сфера фантазий с ее непреодолимым притяжением и мнимым всемогуществом не мешает жить земной жизнью. Пусть даже им время от времени кажется: «самосочиняться» куда легче, чем самосовершенствоваться. В момент, когда человек поддается страху, возникает опасность раствориться в чувстве беспомощности: ну что я могу поделать с этой грубой, жесткой, несуразной действительностью? Значит, черт с ней, с жизнью, когда есть виртуальность! Для писателя «сновидческий» подход, может, и есть «дорога в облака», но, тем не менее, дорога эта вполне реальна. И многие прошли по ней с большой пользой для мирового искусства. Между тем отношения с «летающей мечтой» у деятелей иного профиля, не имеющих отношения к искусству, складываются иначе. Им все-таки приходится повышать квалификацию на осязаемом материале, а не на призрачных видениях. Да и творческая натура, замечтавшись насчет грядущего заоблачного житья-бытья, легко переходит из категории деятелей в категорию сновидцев и «самосочинителей». А проще говоря, записных вралей.

Итак, вот мы и обнаружили корень проблемы, он же решающий фактор успеха: мечтай, но не фантазируй! Ура! К счастью (или к сожалению), мы не верим в панацею. Так же, как не верим в благотворный совет, данный заочно всем поголовно и всем помогающий отныне и во веки веков, аминь. А все потому, что ни одна проблема не обходится настолько примитивной «корневой системой»: ей всегда мало одного корня. Даже в природе любые, в том числе и стержневые системы обильно ветвятся, пуская отростки во все стороны. Так же ведут себя и психологические схемы: модели поведения, мышления, восприятия «отпочковываются» от основной идеи, как от центрального стержня — и пронизывают все сознание личности. Поэтому выдернуть одним махом ложное убеждение и жить дальше как ни в чем не бывало — это даже не фантастика, друзья мои. Это утопия. Провести замену всех разрушительных паттернов на конструктивные — все равно, что перебрать «Оку» и сделать из нее гоночный болид. Нехилая работенка?

Словом, не стоит браться за невыполнимые задачи. Лучше уж научиться тому, чему реально научиться: в частности, защите от саморазрушения. Дабы таланты и амбиции не сделали из вашей жизни то, что искусствоведы называют прогрессирующей руиной, их надо уметь направить и ограничить. Например, передоза мечты, как и любая передоза — гибельная вещь. Она заставляет выпасть из действительности в виртуальность и похоронить свои планы и надежды в груде фантазий и грез. Зато мечты, направленные на развитие личности — бесценный стимул. Они помогают выявить реальные потребности человека. Но, отправляясь за этой бесценной информацией, вы наверняка споткнетесь об очередной «корень проблемы»: человек начинает фантазировать именно потому, что еще не научился мечтать.

Вначале эта мысль кажется парадоксальной, если не сказать глупой: что значит «не научился мечтать»? Мечтать умеют все — даже умственно отсталые! Да, безусловно. Разница лишь в качестве мечты. Представьте себе, что мечты — это своего рода приборная панель вашего сознания. Вы держите курс по показаниям приборов. То есть в конечном итоге прибудете именно туда, куда вам укажут мечты. Конечно, хотелось бы иметь максимально достоверные и максимально подробные показания, ведь от них зависит слишком многое, практически все… Чего доброго, ложные мечтания заведут вас на край небес, а оттуда швырнут на край земли — и настанет ваш личный конец света. Исправные, но примитивные приборы заставят изворачиваться, действовать по наитию, доверять интуиции и прочим не слишком надежным материям. Понимаете теперь, каково значение мечты в человеческой судьбе?

Ну, а теперь вообразите себе другую картину, гораздо более умилительную: вот мечтает маленький ребенок, не достигший пятилетнего возраста. З. Фрейд считал, что желания, сформированные на протяжении этой «пятилетки», становятся для личности подсознательным ориентиром на всю оставшуюся жизнь. Удовлетворение или отсутствие удовлетворения базовых потребностей заставляет взрослого индивида совершать те или иные поступки — и часто такие, каких он и сам от себя не ожидал. Но чего может хотеть двух-, трех-, четырехлетний малыш? Разумеется, речь не идет о конкретных «симптомах успеха», принятых в обществе, — о всяких там красных феррари, Нобелевских премиях или запредельных рейтингах. В детском сознании все гораздо проще: счастье складывается из ощущений безопасности, родительской любви, удовлетворенного любопытства и удовлетворенного аппетита. О чем-то в этом роде мечтают все дети. Вот только способы достижения счастья «по младенческим образцам» по мере взросления малышни начинают отличаться друг от друга.

Если человек не поработает над своими мечтами сознательно, он будет искать все тех же невинных детских радостей, хотя средства достижения желаемого будут уже вполне взрослыми и отнюдь не невинными.

Скорее всего, средства, которыми он воспользуется, будут… случайными. Действуя спонтанно, без предварительного осмысления целей и задач, индивид, как правило, хватается за первое, что под руку подвернется. Хорошо, если под руку подвернется конструктивная идея, ориентированная на оптимальный выбор — и в личном, и в профессиональном плане. А если нет? Ведь тут как повезет! Выдали приборы ошибку — и готово: «пилот» уже обламывает свое неповторимое «Я» согласно стандарту успешной, перспективной, благополучной… посредственности; или пытается возлюбить начальство как отца и мать свою в едином лице; или путает личное с общественным так, что только щепки летят; или вообще приходит к выводу, что самый короткий путь к счастью — это искусственный сон, желательно непрерывный.

Первые удовлетворения, первые удачи, первые приятные ощущения формируют основу для дальнейшего научения. Личность привыкает к тому, что счастье есть последовательность определенных действий и событий. Стараясь повторить тот самый первый прилив эйфории, человек снова и снова совершает заветные действия и провоцирует знакомые ситуации. Цепочка закрепляется, маршрут уточняется, пилот превращается в автопилот — то есть, соответственно, перестает реагировать на приближение опасности и просто выполняет заданную программу.

Но однажды сознание наконец-то проснется и примет участие в безумном полете. Вероятнее всего, это будет ужасное пробуждение. Вопросы вроде «Куда это меня занесло?» и «Что я здесь делаю?» не получат ответа и не изменят положение дел, поскольку неверная установка, укоренившись в мозгу, проросла в подсознание всеми своими корнями и закрепилась намертво. Ее уже нельзя выкорчевать целиком, без остатка: часть ее «корневой системы» непременно застрянет в подсознании. Логические объяснения типа «так же нельзя» и «это неправильно» никакого результата не дадут. Человеческая психика — не компьютер, отмена последних действий и возвращение в точку исходной ошибки здесь не предусмотрены. Трудно бывает смириться с тем, что полное исправление ситуации невозможно — так же, как и возврат к себе прежнему. И значит, приходится не «начинать все заново», а пересаживать то, что выросло, на новую почву и с трепетом ждать: приживется, не приживется? Вот в какую переделку можно попасть, пренебрегая совершенствованием техники мечты.

Мечтать качественно, «по-взрослому» мы начинаем по мере накопления опыта. Можно даже сказать, что в первую «пятилетку» своего земного существования человек еще не мечтает, а только хочет. Потом он учится фантазировать, как бы нащупывая особенно привлекательные направления для того, чтобы с возрастом составить маршрут вполне самостоятельной, детализированной, адекватной мечты. Вот она-то и должна служить в качестве стимула и ориентира, а вовсе не младенческое хотение и не подростковое фантазирование. В идеале, конечно. Поскольку множество людей так никогда и не выйдет из пубертатного периода, что бы они себе там ни воображали. Их желания, их стремления, их амбиции навсегда останутся в рамках инфантильного, незрелого сознания. Их жизнь будет крутиться волчком, насаженная на этот стержень, производя больше шума, чем пользы.