Б. В. Зейгарник

НАРУШЕНИЕ СПОНТАННОСТИ ПРИ ВОЕННЫХ ТРАВМАХ ЛОБНЫХ ДОЛЕЙ МОЗГА[13]

I

Мы начинаем наше описание с анализа нарушений деятельности «лобного» больного в экспериментально созданной обстановке, близкой к жизненным условиям.

На основании многочисленных исследований известно, что наличие мотива личностного отношения индивидуума определяет и характер его действия (Леонтьев, Лурия, С. Я. Рубинштейн, Зейгарник).

Следовательно, можно было ожидать, что изменение мотива-ционной стороны поведет за собой и резкое изменение всей практической деятельности человека.

Для доказательства этого положения мы приводим экспериментальные примеры из материала, который нами более детально описан в статье «Экспериментально-психологические данные при травмах лобных долей мозга»¹⁴.

¹⁴ Сборник трудов сессии Центрального института психиатрии. М., 1948.

Начнем с описания экспериментальной ситуации.

Описание эксперимента — «Возврат к прерванному действию». Испытуемому предлагается выполнить какое-нибудь задание, которое должно варьироваться в зависимости от культурного и интеллектуального уровня. (Задание это должно быть простым: нарисовать, слепить, выложить фигуру из кубиков по образцу и т.д.).

Прежде чем испытуемый эту работу закончит, мы прерываем его просьбой выполнить другую, отличную от первой по содержанию (экспериментатор фиксирует внимание испытуемого на выполнении второго действия «сделайте теперь это», игнорируя по возможности судьбу первого).

Экспериментатор следит за поведением испытуемого после того, как он окончил вторую работу.

Многочисленные исследования нормальной деятельности показали, что после окончания второго задания испытуемый, как правило, возвращается к незавершенному. Этот возврат к прерванной деятельности может быть выражен в виде прямого продолжения действия или только в виде тенденции вернуться к нему.

Обращение к незаконченной работе может принять разную форму, но существенно то, что оно, как правило, имеет место. Чтобы понять, почему испытуемый возвращается к прерванному действию, надо представить себе, что означает конкретно для испытуемого предложение экспериментатора выполнить какое-нибудь экспериментальное задание.

Ситуация эксперимента всегда имеет для испытуемого скрытый смысл: он может приобрести значение «экзамена», где испытуемый хочет проверить или испытать свои силы.

Ясно одно — ситуация эксперимента, требующая выполнения часто бессодержательного задания, становится осмысленной, благодаря пробуждению каких-то, пусть опосредованных мотивов, установок. Отдельное случайное задание перестает носить характер изолированного действия; оно приобретает специфический характер целенаправленной деятельности, обусловленной определенным мотивом.

Несмотря на свой случайный характер, оно может служить средством удовлетворения определенной, специфической в данном случае экспериментально вызванной потребности. И потому, когда мы прерываем это действие, мы нарушаем не его течение, не его структурную сторону, а вторгаемся в судьбу действия, к которому у субъекта создалось известное отношение, которое стало для данного конкретного жизненного отрезка доминантным.

Прервав действие, мы неизбежно касаемся той потребности, которая стоит за ним.

Возвращение к прерванному действию происходит именно в силу стремления больного продолжать начатое действие.

У «лобного» больного нет, как правило, этого возвращения к прерванному действию.

В то время как в норме такое возвращение к прерванному действию выступает в 82% случаев, возврат при поражениях лобных долей достигает едва 21 % (табл. 1)¹⁵.

¹⁵ Это явление нельзя объяснить мозговой травмой вообще, ибо при поражении других областей мозга (височных, теменных) возврат к прерванному действию достигает 66%.

Таблица 1

Возвращение к прерванному действию

Следовательно, мы можем сказать, что психологическая ситуация, которая по своим динамическим механизмам близка к жизненной, не возникает у больного с травмой лобных долей мозга.

Вследствие отсутствия личностного отношения к окружающему, а следовательно, и к ситуации эксперимента, задание, которое было предложено больному, не включилось в круг его личностных установок. Это еще нагляднее выступает в эксперименте, который известен в психологической литературе под названием опыта с «уровнем требований».

Больной не снижает уровня требований к себе после неудачных решений и не повышает его после успешных. Он берет любую задачу, которая ближе к нему. Ситуации выбора, конфликта у него не создается. Каждая отдельная задача не является для него частью всей цепи задач; она аффективно с нею не обобщена.

Таким образом, «активное» поведение «лобного» больного вытекает не из его внутренних побуждений; оно обусловлено не внутренними мотивами, коррелирующими с глубинными установками, потребностями, а является ответом на внешний стимул. Поведение больного обусловлено внешней ситуацией, теми моментами, которые диктуются «психологическим полем».

К аналогичному положению нас приводит еще одна серия фактов. Клиника указывает и на другой симптом «лобных» нарушений — на расторможенность больных. Нередки случаи, когда больные с поражением лобных разделов коры (особенно базальных) выявляют большую речевую и двигательную оживленность. Уже само то, как «лобный» больной реагирует на обход врача, чрезвычайно характерно: несмотря на то, что такого рода больные лежат без всяких движений, не интересуясь окружающим, они чрезвычайно быстро отвечают на вопросы врача; более того, при всей своей инактивности, безынициативности, они часто реагируют, когда врач беседует с соседом по койке.

Эта быстрая откликаемость на внешний раздражитель является часто симптомом расторможенности. Больные вмешиваются в разговоры других, становятся бестактными, многоречивыми, назойливыми.

Это поведение маскирует часто их аспонтанность; больные могут производить впечатление активных, но, по существу, мы видим, что их «активность» вызвана не внутренними импульсами, не внутренними побуждениями.

Расторможенность «лобного» больного является по своей природе лишь иным проявлением той же аспонтанности. Она вызвана внешними моментами; поэтому мы можем поведение больного трактовать как «полевое».

В своем грубом проявлении «полевое» поведение такого больного выступает в виде подчинения случайным моментам, иногда даже вещам.

Нередки случаи, когда больной, который проводит весь день в бездействии и не выполняет просьбы врача прочесть отрывок из книжки, пройдя мимо книжной полки, извлекает книгу и начинает читать; больной, которого просили принести карандаш, начинает этим карандашом писать.

«Полевое» поведение «лобного» больного не всегда принимает такие грубые формы. Оно часто выступает в виде более тонкой подчиняемости психологическим факторам, принимает форму внушаемости. В клинике известны факты, когда больные, которые все время вели себя нормально, вдруг неожиданно для окружающих совершают немотивированные поступки. И наоборот, очень часто больные, которые производят впечатление расторможенных, способны к адекватному выполнению заданий, если внешняя ситуация их к этому побуждает.

Обе эти противоречащие друг другу линии поведения возможны в одинаковой степени, ибо та и другая не являются результатом внутренних мотивов больного или реализацией его потребностей, а лишь ответом на стимулы, доходящие до него извне.