Часть 4, ЛОКАЛЬНОЕ САМОУБИЙСТВО

Глава 2. Членовредительство

Сразу хочу предупредить читателя, что речь пойдет о вещах малопривлекательных. Порой сама мысль о болезненных ощущениях более отвратительна, чем разговор о совершившемся самоубийстве, хотя непоправимость в последнем случае очевидна. Врачи, привыкшие к неприглядным сторонам своей профессии, нередко забывают о том, что большинство людей предпочитают не обсуждать многих негативных явлений, анализ которых могут позволить себе лишь те, кто не ограничивает область своих интересов рамками условностей. Во всяком случае, эта глава — не для детей (хотя в учебнике для третьего класса, взятом на вооружение системой образования моего штата, можно обнаружить рассказ о классическом членовредительстве [животного], напоминающем многие примеры из моей практики).

С самого начала следует иметь в виду, что в случаях членовредительства суицидальный импульс сосредотачивается на отдельном участке тела, являющемся для пациента своего рода заменой целого, подлежащего уничтожению.

Тридцатилетний директор средней школы свыкся с мыслью о том, что жизнь — это юдоль скорби, а ложная уверенность в том, что корень зла кроется в нем самом, послужила причиной прогрессирующего депрессивного состояния. Во время стационарной терапии появились некоторые признаки улучшения, но в один прекрасный день в клинику пришла его мать и заявила, что ее сын здоров и, вне всяких сомнений, не нуждается в лечении. Через несколько дней после того, как сын по настоянию матери покинул больницу, произошло следующее. Проснувшись среди ночи и убедившись, что все домашние спят, он до смерти забил молотком собственного двухгодовалого ребенка, приговаривая, что тот должен разделить страдания своего отца. По приговору суда он был помещен на принудительное лечение в больницу штата. Во время лечения он неоднократно пытался нанести себе увечье, и в конце концов ему это удалось. Он засунул правую руку в работающий механизм. Рука оказалась покалеченной настолько, что ее пришлось ампутировать. После этого случая пациент быстро пошел на поправку и окончательно выздоровел.

Несмотря на то, что этот случай не стал предметом психоаналитического исследования, мы попытаемся реконструировать клиническую динамику поведения данного пациента. Задача облегчается тем, что в случаях психопатического расстройства (по сравнению с невротическим) пациент ведет себя более открыто и, таким образом, возможные искажения клинической картины сводятся к минимуму.

По всей видимости, в данном случае расплата за содеянное была такой же «эффектной», как само преступление. Пациент заплатил столь ужасную цену за смерть собственного ребенка. В этой связи он поступил согласно библейской заповеди (Матф.5:30): «И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». При этом убитый им ребенок считался его любимцем, и, несмотря на слова поэта о том, что «человек убивает то, что любит», в любви этого убийцы ощущается заметный привкус (подсознательной) ненависти. Разрушение является плодом ненависти, но не любви.

Сразу же встает вопрос о том, что пробудило в отце такую ненависть, что он пошел на убийство? Вскоре после его выздоровления у нас состоялась беседа. Казалось, его абсолютно не волновала потеря руки. Однако, когда я завел разговор о ребенке, он не удержался от слез и сказал: «Знаете, меня не оставляет мысль о том, что ответственность за случившееся разделяет со мною моя мать. Мы всегда с ней жили как кошка с собакой».

Полагаю, что именно последнее признание является ключевым. Мать пациента была очень агрессивной и жестокой женщиной. Именно она, отвергнув все советы специалистов, настояла на преждевременной выписке сына из клиники. Нетрудно понять ненависть сына к такой деспотичной матери. В то же время известно, что подавленная ненависть к одному объекту неизбежно проявляется по отношении к другому. Из психиатрической и психоаналитической практики также известно, что больные меланхолией, а этот пациент принадлежал к их числу, просто кипят в котле собственной ненависти, которая в любой момент может выплеснуться на любой внешний объект.

В данном случае объект ненависти вторичен; им могла стать вовсе не малолетняя дочка, а мать пациента. Очевидно лишь то, что ненависть этого мужчины была так сильна, что он пошел на убийство с последующим членовредительством во искупление содеянного. В его подсознании произошло частичное отождествление себя, дочери и матери. Убивая дочь в стремлении наказать ее бабушку, он затем намеренно уничтожает собственную руку, желая наказать себя самого.

В приведенном примере психологический механизм подобен состоянию самоубийцы в том смысле, что ненависть, направленная на внешний объект, разворачивается против собственной личности и усиливается стремлением к самонаказанию. От самоубийства такое поведение отличается двойственностью и незавершенностью исполнения. С одной стороны, человек подвергает себя лишь частичному уничтожению, а с другой — его ненависть распределяется между двумя объектами, ребенком и собственной рукой.

Сравните вышесказанное со следующей газетной заметкой. «Тридцатишестилетний итальянец из Гавардо Джузеппе Маззолини подписал обязательства, согласно которым должен был погасить долг нескольким из своих друзей по первому их требованию. Оплатив последний вексель, он положил на стол руку, которой подписывал злополучные бумаги, вооружился садовым ножом и отрезал ее». — «Тайм» от 3 октября 1932 г.

В этом случае мы также имеем дело с ненавистью, направленной на Других, но экстраполированной на себя самого.

Еще одним отличием от классического суицида является отсутствие доминирующего желания умереть.

Читатель может посчитать мою интерпретацию логичной, но несостоятельной в смысле доказательств ее корректности.

Подобные возражения вполне оправданы. В данном случае у меня не было возможности получить более подробные сведения, позволявшие делать корректные выводы на фактической основе. В дальнейшем мы будем рассматривать более благодарный материал для психоаналитического исследования.

А. Невротическое членовредительство

Начиная с описания членовредительства, носящего невротический характер, я облегчаю себе задачу по двум причинам. Во-первых, подобные случаи знакомы любому психиатру, и о них много написано.

Привожу лишь несколько наиболее примечательных психоаналитических отчетов по этой теме: А. Старке. Комплекс кастрации. «Международный психоаналитический журнал», июнь 1921 г., с. 179; К . X о р н и. Генезис комплекса кастрации у женщин. Там же, январь 1924 г. с. 50-65; И.П.Фэрроу. Комплекс кастрации. Там же, январь 1925 г., с. 45-50; К.П.Оберндорф. Младенческий комплекс кастрации. Там же, июль 1925 г., с. 325-325; Д . Брайен. Речь и кастрация: два часа необычного психоаналитического опыта. Там же, июль 1925 г., стр 317-323; Н.Д.К.Левис. Дополнительные наблюдения за реакцией кастрации у мужчин. «Психоаналитический вестник», апрель 1931 г., с. 146-165; Франц Александер. Комплекс кастрации в формировании характера. «Международный психоаналитический журнал», январь-апрель 1923 г., с. 11-42.

Во-вторых, поведение невротиков сродни поведению нормальных людей и поэтому легче для понимания. Психоаналитическое лечение пациентов, страдающих неврозами, позволяет в полной мере выявить истинные мотивы искаженного поведения и использовать самые передовые методики для определения способов реабилитации.

В данном случае выбор правильной методики совершенно необходим, так как невротики, в отличие от психопатов, умело скрывают истинные мотивы членовредительства и в этом смысле напоминают симулянтов. Впрочем, это и неудивительно, так как человек, страдающий неврозом, более адекватно воспринимает реальность, чем психопат. Он редко идет на крайние меры и предпочитает наносить себе увечье «чужими руками», например, настаивая на хирургическом вмешательстве, эти случаи мы обсудим несколько позднее.

Согласно теории психоанализа, природа невротического заболевания предполагает компромисс, своего рода защиту личности от окончательного разрушения. Эго, выступающее главным инструментом критического мышления, в определенной степени нейтрализует подсознательное стремление к самонаказанию. Порой результат такого влияния выглядит нелепо, но это все, на что способно самосознание невротика. В отличие от последнего, психопат не способен сознательно контролировать свои побуждения, и поэтому его деструктивные поступки принимают крайние формы членовредительства.

Способность к компромиссу — своего рода сделке между разрушительными импульсами и сознанием — является главной характеристикой, определяющей существо вопроса. Обычный человек нормален именно в силу того, что, в отличие от невротика, обладает большей способностью к заключению такой сделки; он может до определенной степени не зависеть от диктата неумолимой совести, и это же качество в какой-то мере нейтрализует деструктивные импульсы. По сравнению с нормой невротик заключает неудачную сделку, хотя и более выгодную, чем полная капитуляция психопата.

Например, в приведенном выше случае мужчина лишил себя правой руки, убившей ребенка. Иными словами, удержавшись от самоубийства, он пошел лишь на частичное искупление совершенного преступления. В то же время в первой главе приведено немало примеров, когда люди реализовывали стремление к самонаказанию, убивая себя. Проще говоря, этот пациент был «не так глуп», чтобы свести счеты с жизнью. Абсолютное нежелание жить делает стремление к наказанию бессмысленным, и, напротив, видимость искупления вины позволяет человеку обрести мир с самим собой.

Католический священник, накладывающий на кающегося заведомо невыполнимый обет, профанирует саму идею покаяния. Отпущение грехов подразумевает, что, однажды преступивши закон и раскаявшись, человек должен жить дальше, не испытывая постоянного чувства вины за содеянное.

То, что сделал отец-убийца, можно назвать заменой самоубийства членовредительством; сохраняя себе жизнь, он Жертвует рукой, что вполне логично, ибо именно рука наносила смертельные удары. Однако такая логика свойственна лишь тем, кто подсознательно персонифицирует свои органы и части тела. «Виноват не я, но рука моя; если я пожертвую ей, то спасу себе жизнь и искуплю вину». (Вспомним, как быстро он поправился, совершив «искупительное жертвоприношение» .)

Однако очевидно, что нормальный человек нашел бы другие способы успокоить собственную совесть. Его аргументы свелись бы примерно к следующему: «Нет слов, чтобы выразить то, как я сожалею о случившемся, но самобичевание не исправит сделанного. Убитого ребенка не воскресить, но я могу вырастить другого, приложить все свои усилия, чтобы обеспечить его будущее. Кроме того, я буду бороться с заблуждениями по поводу природы психического расстройства, чтобы никто впредь не совершал ошибок, подобных той, что сделала моя мать, забрав меня из клиники». Так рассуждать мог бы человек, более здравомыслящий, чем наш пациент, не способный совладать с собственной совестью и преисполненный ненависти.

В большинстве случаев компромисс, который невротики заключают с собственной совестью, не принимает столь крайние формы, как в приведенном примере. Но, с другой стороны пациенты также далеки от вышеописанных трезвых рассуждений. И все же время от времени и невротики идут на членовредительство. Как уже говорилось, такие поступки могут носить скрытый характер, а объяснения самих пациентов отличаются непоследовательностью и даже нелепостью.

Рассмотрим классический пример, когда человек грызет ногти. Такое занятие может показаться безобидным, но в конце концов именно мотивация поступков, а не их значимость определяет принадлежность человека к тому или иному психологическому типу. В этом явлении психиатры усматривают устойчивое стремление к членовредительству. Я наблюдал больных, которые, обкусав ногти до основания, принимались непосредственно за пальцы.

Я знал одну маленькую девочку, имевшую привычку грызть ногти. Обкусав ногти на руках, она начинала грызть ногти на ногах и при этом входила в такой раж, что однажды полностью сорвала ноготь с пальца на ноге. В результате возникло заражение, ребенок перенес мучительную хирургическую процедуру. Девочка вела себя при этом на удивление стойко, не проронив ни единой слезы. С видимым неудовольствием она рассматривала лысину хирурга и, когда он закончил перевязку, заявила: «Мне не нравится ваша стрижка».

В данном случае примечательно то, как неистово девочка отдавалась широко распространенной привычке грызть ногти, результатом которой стало фактическое членовредительство. Не менее очевидным было полное безразличие к боли, как при нанесении себе телесного повреждения, так и при его лечении. Это еще более удивительно тем, что вполне согласуется с поведением взрослых людей, обладающих психопатическим складом характера. Их психологические мотивировки настолько сильны, что позволяют полностью игнорировать физическую боль, испытываемую во время актов самонаказания.

И наконец, нельзя обойти вниманием реплику ребенка по поводу лысины врача, которую девочка подсознательно отождествляла со своим изуродованным пальцем. Она не случайно решила, что отсутствие волос является результатом стрижки. Ребенок, проявивший видимое безразличие к последствиям своего увечья, не мог смириться с явным ущербом, наблюдаемым на голове хирурга. Она восприняла этот недостаток с очевидной брезгливостью.

Стоит только вспомнить, с каким негодованием матери относятся к этой привычке своих детей, интуитивно чувствуя ее изначальную порочность.

Привычка грызть ногти или кусать себе пальцы многими родителями рассматривается как некий каприз, за который ребенка следует наказывать. В этом поступке матери не усматривают очевидного стремления ребенка к самонаказанию. Они считают, что то же самое происходит, когда ребенок, собираясь стащить из буфета конфеты, как бы понарошку хлопает себя по шкодливой руке. В действительности наказание усугубляет чувство вины, которое само по себе становится привычным.

Клинические исследования со всей определенностью доказали тесную взаимосвязь привычки грызть ногти и детского онанизма, который считается такой же «дурной», хотя и тайной привычкой. В обоих случаях аналогичность механического воздействия очевидна; в первом случае пальцы тянутся в рот, стимулируя лабиальную область [губы], во втором — стимулируют гениталии. При этом лабиальная стимуляция предполагает элемент наказания (кусание).

Каковы же основания для подобных выводов? Прежде всего хотелось бы отметить, что существует немало матерей, которые воспринимают такое поведение своих детей без паники. Кроме того, наши заключения подтверждаются исследованиями специалистов по детскому воспитанию.

В е к с л е р (Дэвид Векслер. Детская привычка грызть ногти и ее значение. «Психоаналитический вестник», апрель 1931 г., с. 201- 209), обследовавший около 3000 детей в возрасте от одного до семнадцати лет, отметил прямую зависимость пристрастия грызть ногти от возраста ребенка. Эта тенденция имеет склонность к усилению в период полового созревания, когда у подростка активизируется ранее дремавший эдипов комплекс. Через пару лет отмечается резкое снижение этого стремления. По словам автора, более чем сорок процентов девочек в возрасте от 12 до 14 лет и мальчиков от 14 до 16 лет грызли ногти. Дети, которые б%1ли двумя годами старше этих возрастных групп, резко избавлялись от дурной привычки, так что общее количество ее приверженцев уменьшалось до двадцати процентов и более. Таким образом, разница в два года между мальчиками и девочками, объяснялась естественным временем полового созревания.

И наконец, мы знаем об этом по опыту своей работы со взрослыми невротиками, которые во время сеансов вспоминают события юных лет и ассоциируют привычку грызть ногти с мастурбацией.

Так, одна из моих пациенток при прохождении курса психоаналитического лечения почувствовала неудержимое стремление к игре на фортепьяно и так сильно принялась барабанить по клавишам, что у нее заболели пальцы рук. В то же время она неоднократно сетовала на то, что никак не может отучить свою дочь от привычки грызть ногти. Она часами могла разглагольствовать о пагубности и недопустимости этого занятия. При этом она была абсолютно уверена, что дочь занимается и онанизмом!

Я ее спросил, каким образом она пришла к такому умозаключению, и она призналась, а скорее припомнила, что в детстве сама отчаянно грызла ногти, за что подвергалась нападкам со стороны матери, не имевшей представления о ее тайных занятиях онанизмом. Затем она с видимой неохотой добавила, что совсем недавно вновь испытала сильное побуждение к мастурбации. Для меня было очевидно, что этот импульс ассоциировался в ее подсознании со стремлением наказать свои пальцы (игра на рояле до боли в суставах); пациентка оказалась достаточно умна для того, чтобы понять, что такие совпадения не случайны.

Существует еще одно объяснение, которым мы обязаны доктору Роберту Найту. Как известно, у хищных животных существует прямая ассоциативная связь между лапой и когтем, которые в сочетании с клыками помогают добывать пищу или рвать на части врага. В нашем случае речь идет о ногтях и зубах в связи с их рудиментарной функцией. В своих фантазиях ребенок также уничтожает придуманных врагов с помощью ногтей (когтей) и зубов, что было отмечено Мелани Кляйн и другими педиатрами. В рассматриваемом случае происходит бессознательное уничтожение одного орудия наказания другим.

И все же далеко не все побудительные мотивы этого явления достаточно изучены. Например, совсем недавно, экспериментируя с собаками и их щенками, Дэвид Леви

Дэвид Леви. Сосание пальца и сопутствующие действия в раннем младенчестве. «Американский психиатрический журнал», 1928 г.,т- VII, с. 881-918; Сосательный рефлекс и поведенческие реакции собак. «Американский журнал ортопсихиатрии», апрель 1934 г., с. 203-224.

доказал, что детеныши, не получающие достаточно молока, ищут ему замену и пытаются сосать предложенный им палец, не упуская случая его погрызть. Точно так же ребенок, оторванный от материнской груди, начинает искать ей замену. Впрочем, это не исключает возможность мастурбации, так как последняя является своего рода компенсирующим вознаграждением. Другими словами, нормальный ребенок, лишенный привычного удовольствия сосать материнскую грудь, учится мастурбировать. Ребенок с невротическими отклонениями прекращает занятия онанизмом из страха перед наказанием и, компенсируя утраченную возможность получения удовольствия, начинает грызть ногти, что является своего рода возвратом к оральным рефлексам младенчества, когда рот берет на себя функцию гениталий. При этом поощрение и наказание идут рука об руку, что приводит к взаимному ослаблению интенсивности их проявления.

Теперь перейдем к рассмотрению более жестоких форм членовредительства, когда объектами невротической атаки становится кожа; дерматологи называют такое поведение невротической экскориацией [расчесыванием]. Иногда люди действительно испытывают кожный зуд, или им кажется, что почесыванием они устраняют воображаемых паразитов, но чаще такие манипуляции происходят как бы инстинктивно. Доктор Джозеф В. Клаудер упоминает случай, когда его пациентка яростно скребла ногтями кожу, не в силах терпеть зуд, который появился за два дня до кончины ее супруга.

В моей практике самым примечательным примером невротического стремления к членовредительству был случай с тридцатипятилетним наладчиком паровых котлов. Первые симптомы проявились в возрасте двенадцати-четырнадцати лет и выражались в непроизвольном подергивании и почесывании, которое было диагностировано как признак хореи. С возрастом симптоматика становилась все более отчетливой, но врачи терялись в догадках по поводу истинной причины заболевания. (Возможно, это была болезнь Жиля де ля Турэ.)

Через двадцать лет после появления первых признаков заболевания клиническая картина приобрела странные черты. Время от времени пациент впадал в некое конвульсивное состояние и начинал гримасничать, выкрикивать нечленораздельные слова, дергаться всем телом и даже царапать себя. После приступа он обретал прежнюю способность вести нормальную беседу, которая также неожиданно прерывалась новым приступом. Он заламывал руки, лягался; голова его дергалась из стороны в сторону, диафрагма резко сокращалась, и, обессиленный, он откидывался на спинку кресла. Порой, несмотря на видимые попытки держать себя в руках, он задыхался или, напротив, начинал несвязно бормотать и выкрикивать грубые, площадные ругательства.

Таково было наше первое впечатление. Однако постепенно стала вырисовываться некая закономерность во всех его диких поступках и непроизвольных телодвижениях. По собственному признанию, пациент чувствовал, что своими действиями старается уничтожить свое тело. Внимательно наблюдая за его поведением во время приступов, мы заметили, что хаотичное подергивание рук в действительности есть старание нанести удар по телу пациента, а лягание наносит вред его же ногам; иногда ему удавалось пнуть одной ногой другую. Очень часто он с силой пытался как бы вонзить указательный палец в лоб, на котором образовалась незаживающая рана. Последнюю он принимал за свищ, который, по его признанию, ему бессознательно хотелось уничтожить. Рассуждая таким образом, он многократно повторял свои попытки по «уничтожению» воображаемого недуга. По роду занятий ему приходилось работать с массивными гаечными ключами. Из-за него во время приступа он выбил себе три передних зуба. (Невзирая на свое заболевание, он продолжал работать в чикагской мастерской по ремонту паровых котлов.) Руки пациента были покрыты многочисленными шрамами. По этому поводу он высказался так: «Как только я беру в руку нож, на моем теле неминуемо появляется очередная рана».

Поведение этого человека полностью соответствовало поведению потенциальных самоубийц. Он упорно и последовательно стремился к самоуничтожению. Непроходящее чувство вины также было очевидно. Он признался, что всегда конфликтовал со своей матерью, которая не раз выражала негодование по поводу его многочисленных интрижек с женщинами. Без ложной скромности он заявил, что, несмотря на свой недуг, никогда не испытывал недостатка в друзьях и подругах. И добавил: «Она утверждает, что причиной недуга... стало мое неуемное женолюбие».

Можно только догадываться о характере взаимосвязи его поведения и чувства вины, возникшего в результате упреков матери пациента. Как известно, его недуг начал проявляться в детстве, когда он еще «не бегал по девочкам», а скорее всего занимался онанизмом. Именно это занятие подвергается резкому осуждению со стороны большинства матерей, и, судя по признаниям нашего пациента, его мать была как раз из таких женщин. Можно предположить, что внешние проявления болезни стали следствием, своего рода наказанием за рукоблудие. Уже потом я узнал, что этот человек, сын достойных родителей, какое-то время жил с проституткой, и именно в этот период с ним случился припадок, во время которого он едва не ослепил себя. В данном случае мы видим, сколь безжалостными могут стать укоры неумолимой совести.

В моей практике было немало подобных примеров, хотя и не столь драматичных. Вспоминается случай с одной вполне преуспевающей молодой женщиной. После свадьбы сестры, которая всегда была для нее объектом ревности, она неожиданно испытала сильное желание рвать на себе волосы.

Этот недуг (трихотилломания) нередко приобретает характер массовой истерии. (См.: X. Дэвид. Псевдоалопеция ареата. Британский дерматологический журнал, май 1922 г., с. 162).

Доктор Холден-Дэвис (Британский дерматологический журнал, 1914 г., т. XXVI, с. 207-210) утверждает, что в 1914 году разразилась повальная эпидемия этого недуга в приюте, где были отмечены два или три случая «алопеция ареата». Большинство детей, желая привлечь к себе внимание, стали рвать на себе волосы в подражание своим заболевшим приятелям.

Барроуз сообщает (Бюллетень Королевского медицинского общества, май 1933 г., с. 836-838) о случае инфантильной трихотилломании, когда трехлетний ребенок в течение пятнадцати месяцев регулярно вырывал у себя волос за волосом, осматривал их и затем выбрасывал. Доктор Барроуз сделал запрос в Зоологическое общество и поинтересовался, наблюдаются ли такие явления у обезьян, и получил ответ, что высшим приматам такое поведение не свойственно.

Выражение «в отчаянии рвать на себе волосы» буквально соответствует тому, что она делала. В личной беседе доктор Генри У. Уолтмен из клиники в Майо как-то упомянул о случае трихотилломании, напрямую связанном с занятием онанизмом. Подобные ассоциации возникали под влиянием мысли о «греховности» мастурбации. (Сравните с привычкой грызть ногти.)

Чтобы понять, насколько сложно сопротивляться бессознательным побуждениям такого типа, достаточно внимательно прочитать выдержки из письма, которое я в свое время получил.

«Сколько себя помню, я всегда была застенчивой, робкой и страдала, сознавая собственную внешнюю непривлекательность. Сверстницы не хотели со мной дружить, а мужчины редко удостаивали своим вниманием. Все это превратило мою жизнь в невыносимый кошмар. В восемь лет у меня появилась привычка вырывать волосы клочьями, да так, что на голове возникали залысины. Я буквально не знала, куда деваться от стыда, пока волосы вновь не отросли. Однако через несколько месяцев я опять принялась за старое. В мгновение ока я снова превратилась в безутешную лысую маленькую девочку, вынужденную безропотно сносить смешки и издевательства сверстников. Домашние также были в отчаянии, так как никогда не сталкивались с чем-либо подобным. В то же время я ощущала их молчаливую поддержку и сочувствие. Я ужасно страдала при мысли о том, какие неприятности доставляю родителям, братьям и сестрам.

...В отличие от сестер, у меня были вьющиеся локоны с золотистым отливом, но теперь на поврежденных участках головы стали пробиваться жесткие черные пряди, приводившие меня в уныние. В течение трех лет я не теряла надежды избавиться от своей ужасной привычки, но, увы, ничего не получалось. Вскоре на моей голове была залысина размером с ладонь, которую удавалось замаскировать лишь с помощью искусных ухищрений. Сейчас я старательно зачесываю остатки волос, скрывая свое уродство, но не знаю, как долго мне удастся хранить свою постыдную тайну. Я не в силах контролировать свои пальцы, которые так и стремятся вырвать очередной клок волос. Более того, мне нравится жевать вырванные с корнем пряди!

...В первые годы учебы в школе я была примерной ученицей и получала хорошие оценки, а сейчас совершенно не могу сосредоточиться и стала забывчивой. Мне бы хотелось погрузиться в религию или заняться чем-либо подобным. Не повлияла ли моя пагубная привычка на умственные способности? Боюсь, что скоро меня перестанет интересовать что-либо, кроме этого ужасного занятия. Только представьте — сейчас мне почти двадцать лет, и я регулярно предаюсь своему пороку. В такие минуты я ничего не замечаю вокруг себя; окружающая действительность просто перестает существовать.

...Вам не кажется, что меня подстерегает безумие? Мне предлагали забыть про это, заняться отвлекающим делом; один из врачей посоветовал завести ребенка. Могу ли я даже мечтать об этом! Кроме того, было бы непорядочно использовать мужчину и тем более ребенка в качестве лекарства от моего недуга».

Заметим, что эта девушка, говоря о своих волосах, подчеркивает, что: во-первых, они были более привлекательными, чем у сестер, во-вторых, она сама загубила эту красоту, и в-третьих, она полна раскаяния за огорчения, которые принесла сестрам. Психиатр рассматривает такое заявление, как признание вины, отягощенное стремлением наказать себя; в данном случае это выражается в стремлении уничтожить свою красоту, чтобы не унижать сестер. В то же время внешний альтруизм по отношению к сестрам подразумевает подсознательную враждебность.

Приведу еще один случай из практики, которым я занимался в течение нескольких месяцев и который также связан с волосами.

Эрудированный двадцатисемилетний бизнесмен имел привычку хвататься за ножницы и выстригать участки волос на голове, так что в конце этой процедуры его прическа представляла собой нечто невообразимое. Вначале он решил, что ведет себя так потому, что беден, и, не имея возможности оплатить труд парикмахера, сам стрижет себе волосы. В действительности он был человеком состоятельным, и такое объяснение вряд ли могло считаться удовлетворительным. В то же время он был уверен, что начинает лысеть, а согласно распространенному заблуждению регулярная стрижка волос предотвращает их выпадение и увеличивает густоту. Таким образом, осуществлялся принцип упреждения наказания самонаказанием. Иными словами, не желая ждать, пока волосы выпадут сами по себе, он решил «подлечить» их столь экстравагантным способом.

В ходе последующего анализа выяснилась истинная причина его импульсивных действий. В детстве у него были пышные черные волосы, однако родители отдавали явное предпочтение его брату-блондину. Юноша стал завидовать и ревновать родителей к брату. Постепенно эти чувства трансформировались в устойчивую ненависть. Он стал дразнить младшего брата и всячески шпынять его. Отец вмешался и выпорол обидчика. Во время трепки, которую отец устроил сыну, он держал своего отпрыска за пышную шевелюру.

События последующей жизни доставляли пациенту немало неприятностей. При этом все происходило по одному и тому же сценарию. Сначала очередной проект внушал большие надежды, и все шло как по маслу. Его воспитание и манеры внушали потенциальным партнерам доверие, что обещало плодотворное сотрудничество. Затем без видимых причин он затевал бессмысленную ссору или совершал поступки, заведомо не могущие понравиться партнерам, и и конечном итоге люди от него отворачивались. Этот сценарий «прокручивался» неоднократно. Другими словами, он вновь и вновь следовал алгоритму поведения, обозначенному в детстве по отношению к младшему брату, отцу и себе самому. Либо он сам себя наказывал, либо как бы напрашивался на наказание, провоцируя на это других людей своими агрессивными действиями, которые, в свою очередь, были результатом изначальной враждебности к брату и отцу. Таким образом, выстригая себе волосы, он избавлялся от чувства ненависти к отцу, а фактически наказывал самого себя, так как шевелюра была едва ли не единственным его физическим достоинством. Впрочем, все эти поступки не облегчили его чувство ревности. Самостоятельное выстригание волос имело иное значение. Братья росли в еврейской семье, но младший не интересовался вопросами веры и поэтому не воспринимался посторонними как еврей. По, этой причине старший брат, наш пациент, из кожи вон лез, чтобы всячески подчеркнуть свою национальную принадлежность. Согласно традиции ортодоксального иудаизма правоверный иудей не должен стричь волосы. Какое-то время старший брат строго придерживался требований веры, но, как мы знаем, он руководствовался не столько религиозными мотивами, сколько завистью к брату и стремлением к самоутверждению. Он оставил свое благочестие, как только Понял, что оно не производит должного впечатления ни на отца, ни на брата. При этом его разочарование приняло форму членовредительства. В данном случае деструктивные тенденции были направлены на объект былой гордости — волосы.

Классические случаи невротического членовредительства, в частности, когда пострадали нос и зубы пациента, были описаны Фрейдом в 1918 году,

Фрейд. Инфантильный невроз. Собрание сочинений, т. III, с-473-605.

а затем подвергнуты дальнейшему анализу доктором Рут Мэк Брансуик.

Рут Мэк Брансуик. Инфантильный невроз, дальнейший анализ. Международный психоаналитический журнал, октябрь, 1928.

Речь идет о навязчивой идее по поводу воображаемого повреждения носоглотки, которое пациент считал следствием врачебной ошибки.

Болезненные симптомы развивались следующим образом. К мужчине пришла его мать, и он заметил на ее носу бородавку. Он попытался убедить мать в необходимости хирургического удаления этого новообразования, но она отказалась. После ее ухода он вспомнил, как в детстве его дразнили «курносым», и утешил себя мыслью, что его нос не имеет кожных изъянов. И тут же испугался, что на носу может появиться бородавка. Не откладывая дела в долгий ящик, он принялся рассматривать свой нос и обнаружил нарушение функции сальных желез. Через две недели он заметил на носу небольшую шероховатость и вспомнил о том, что у его тетки так же, как у матери, на носу бородавка. Впоследствии он обнаружил прыщик на носу жены и отправил ее к хирургу. Свою же болячку он сначала сковырнул ногтем, а затем отправился к знакомому дерматологу и убедил его сделать прокол в сальных железах.

Спустя месяц мнительный мужчина решил, что у него плохие зубы, и, забыв про надуманные проблемы с носом, стал изучать состояние полости рта. Удалив несколько зубов, он не успокоился до тех пор, пока дантист не вырвал ему здоровый зуб. Этот эпизод отвлек его от стоматологических проблем, и он вновь переключил свое болезненное внимание на нос.

Целыми днями он рассматривал его и консультировался со специалистами. Один дерматолог определил сосудистую дистонию и посоветовал пройти курс электролиза; другой диагностировал диатермию. Мнимый больной последовал совету первого врача, но после курса электролиза пришел в ужас, увидев остаточные повреждения кожи, которые, по словам уже третьего дерматолога, должны были остаться на всю жизнь. Этот приговор поверг ипохондрика в пучину отчаяния.

Эпопея длилась достаточно долго. Вначале пациент находил у себя мнимый дефект и пытался самостоятельно от него избавиться; начинались бесконечные хождения по врачам с просьбой о хирургическом вмешательстве, косвенным результатом которого становилось членовредительство. При этом пациент во всем винил врачей.

Анализируя ситуацию, видим, что стремление изменить свою внешность было обусловлено подсознательным желанием походить на женщин. Вспомним, что аналогичные новообразования были на коже его жены, матери и тетки, что крайне его огорчало. Бессознательно он стремился обнаружить такой же изъян у себя, как бы говоря: «Я чувствую, что должен быть таким, как они, то есть я хочу быть женщиной». Более глубокое изучение подсознательных мотивов заболевания позволяет утверждать, что оно возникло на основе чувства вины перед отцом, оставившим сыну большое состояние, и профессором Фрейдом, у которого он, его пациент, брал деньги обманным путем. Когда он воспользовался деньгами отца, хотя и не считал себя достойным такого наследства, пациент почувствовал раскаяние, которое переросло в стремление к наказанию и чувство некоей ущербности. В данном случае эта «ущербность» проявилась как выражение собственной сексуальной несостоятельности.

Смысл невротического членовредительства, его агрессивная, эротизированная и покаянная сущность хорошо отражена в следующем стихотворении:

Ей вспомнился мужчина в жертвенном порыве

Недрогнувшей рукой отсекший палец

В назиданье своей порочной страсти.

С улыбкой на устах она гадала,

Попал ли он на небо, за соломинку цепляясь.

В то время, как она не пощадила жизни целой

Во искупленье.

Хелен Мейгрет. Бумажный журавлик. Фэррер & Райнхарт, 1934, с. 121-122.

Б. Религиозное членовредительство

С допотопных времен многие религиозные обряды предполагали исполнение ритуальных действий, неотъемлемой частью которых было нанесение себе увечья. Если вспомнить о том, что адепты той или иной веры добровольно отдавали себя в руки мучителей, то можно с уверенностью говорить о наличии элемента членовредительства практически в любой культовой практике. В нашу задачу входит определение значимости и смысла этого феномена.

Прежде всего отметим обязательный элемент жертвенности, которая во многих религиях представлена отказом от половой жизни. Не следует считать, что подобную практику инициировало христианство.

Ориген (185-254), желая целиком посвятить свою жизнь ревностному служению Богу и быть свободным от искушения при наставлении женщин, оскопил себя. Несмотря на то, что он был одним из наиболее почитаемых и известных лидеров первых христиан, собрание епископов лишило его чести занять место пресвитера именно по причине членовредительства.

Воздержание являлось одним из аспектов религиозного служения многих верований, возникших задолго до рождения Иисуса Христа. Согласно мифологическим источникам, описывающим доисторические культовые процедуры народов Средиземноморья, большинство первобытных религиозных лидеров практиковало целибат, и нередко представители жречества подвергались добровольной кастрации. Так, согласно верованиям финикийцев Эшмун, прекрасный бог весны, возбудил любовь своей матери Астронои и, желая избежать кровосмесительной связи, оскопил себя. Этому примеру неукоснительно следовали поклонявшиеся ему жрецы. Задолго до основания Римской республики на улицах священного города можно было встретить галльских жрецов-кастратов, поклонявшихся богу Аттису.

Сэр Джеймс Джордж Фр е и з ер. Золотая ветвь. Изд-во Макмиллен, 1923.

Древние римляне особо почитали кровавые оргиастические ритуалы, связанные с культом богини Кибелы и бога Аттиса.

Этому культу, возникшему в конце VI в. до Р.Х. во Фригии, посвящены многочисленные легенды и сказания. Я искренне признателен миссис Бернайс Энгл из Омахи, шт. Небраска, которая любезно позволила мне процитировать выписки из ее научных трудов, посвященных этому культу: «Аттис: Исследование феномена кастрации», Психоаналитический вестник, октябрь 1936 г., с. 363-372.

«Основой культа послужило убеждение в том, что Великая богиня-мать Кибела (согласно некоторым источникам Агдитис) родилась двуполой, и боги подвергли ее хирургической операции, в результате которой были удалены мужские первичные половые признаки. В легендах богиня выступает как мать Аттиса. Возмужавший сын становится любовником матери, но друзья вынуждают его жениться на дочери правителя. Ревнивая мать появляется на свадьбе сына и насылает на него безумие. Аттис оскопляет себя и умирает, а его невеста кончает жизнь самоубийством. Кибела в раскаянии просит Юпитера сделать тело сына нетленным и вечно юным.

В «Анналах» Овидия приводится иная версия легенды. Согласно этой версии прекрасный фригийский юноша Аттис поступил в услужение к богине Кибеле, которая сделала его хранителем храма и обязала оставаться невинным. Однако он согрешил с тремя нимфами, которых разгневанная Кибела погубила. Устрашившись пыток огнем и кнутом, Аттис оскопил себя каменным ножом и воззвал к богине: «Прими мою жертву; кровью я искупаю свою вину. Пусть погибнет та часть моего тела, которая повинна в клятвопреступлении!»

Описание этих ритуалов

«...Третий день был известен, как День крови. Верховный жрец Архигалл вскрывал вену на руке и приносил свою кровь в жертву богам. Однако дело не ограничивалось его кровью. Под неистовые звуки Цимбал, грохот барабанов, какофонию труб и флейт верующие бесновались в экстатическом танце, пока возбуждение не достигало апогея. Потеряв чувствительность к боли, участники оргии наносили себе глубокие раны глиняными черепками и обильно орошали своей кровью алтарь и священное дерево. Вполне возможно, что ритуал, прославлявший Аттиса, имел целью вдохнуть жизнь в умирающего бога. Австралийские аборигены устраивают аналогичное кровопускание на могилах своих друзей, надеясь, что их кровь поможет умершему возродиться вновь. Более того, есть все основания полагать, что в пресловутый День Крови неофиты приносили в жертву богу свои гениталии». (Фрейзер, «Золотая ветвь».)

дает четкую картину членовредительства как средства поклонения богам за счет жертвоприношения частей собственного тела. В основу церемонии легла идея фактического или символического оскопления, которая воплощалась в жизнь столь кровавым и болезненным способом.

Кровавые оргии как способ поклонения объектам веры практиковались с незапамятных времен, а в некоторых религиозных сообществах самоистязание и членовредительство распространены и поныне. В Библии приводится описание поведения священников во время церемонии поклонения Ваалу, когда, рассчитывая вымолить у божества долгожданный дождь, «... стали они кричать громким голосом и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним» (3 Цар.18:28). В лексиконе сирийцев есть слово, которое имеет двойное значение — «порезать себя ножом» и «вознести мольбу». В некоторых случаях человеческие жертвоприношения не подразумевали смерть, а ограничивались кровопролитием.

Уэстермарк, т. I, с. 649.

Так, в Лаконии, вместо принесения мужчин в жертву Артемиде Орфийской, у алтаря бичевали юношей. Еврипид повествует о том, как в Афинах, во время чествования богини Артемиды, жрец прислонял кинжал к горлу символической жертвы и держал его в этом положении до тех пор, пока не появлялась кровь.

Жители Тонга устраивали церемонию, носившую название «Туту-нима», во время которой в жертву богам приносился кончик мизинца. Считалось, что это поможет выздороветь заболевшему родственнику. Как пишет Уэстермарк, «среди жителей островов едва ли можно было встретить человека хотя бы с одним не изуродованным мизинцем».

В китайской литературе есть упоминания о том, как люди в надежде на выздоровление родителей или престарелых родственников отсекают куски своей плоти. «Часто встречаются упоминания о так называемых «расчлените-лях бедра», познавших просветление и умоляющих небеса принять их плоть, как замену жизни родителей, которых они хотят спасти» (Де Гру). Кровопускание как средство умиротворения богов также практиковалось в Бенгалии и Перу.

В Америке мы имеем дело с сектой флагеллантов, или «кающихся грешников», о которых я уже упоминал ранее.

Бичевание, которое они практикуют, нередко граничит с членовредительством. По рассказу покойного врача Т. П. Мартина из Таоса, шт. Нью-Мексико, ему не раз приходилось оказывать помощь переусердствовавшим самоистязателям, останавливая кровотечение или обрабатывая серьезные раны, которые они себе наносили во время ритуальных действий.

Доктор Хелен Маклин из Чикаго утверждает, что во время пребывания в Нью-Мексико она убедилась в том, что, бичуя себя, сектанты выказывают признаки явного удовольствия. С каждым ударом хлыста они делают один шаг вперед, символизирующий грехопадение, в данном случае, сексуальную активность. Другими словами, на уровне подсознания половой акт начинает ассоциироваться с неизбежным наказанием, которое на практике осуществляется в виде членовредительства.

Еще совсем недавно в России существовала секта скопцов, адепты которой выполняли те же ритуалы, что древние фригийцы и сирийцы.

Эта секта была основана в 1757 году и насчитывала примерно 100 000 приверженцев, хотя говорить о точной цифре нельзя, ибо сектанты отправляли свои ритуалы в строгой тайне. В ходе нашего исследования вполне достаточно отметить именно массовый характер религиозной истерии, то есть констатировать тот факт, что самооскопление практиковалось не отдельными психопатическими личностями, но пользовалось значительной социальной поддержкой.

Скопцы верили, что первородный грех Адама и Евы может быть искуплен только ценой уничтожения самой возможности вступления в половое сношение. Они исповедовали Евангелие от Матфея и особо почитали следующие строки, буквальное толкование которых в конечном итоге определило поведение членов секты: Матф.5:29: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». Согласно учению Селиванова, основателя секты, «соблазняющими» органами были гениталии.

Б. 3. Гольдберг. Священный огонь. Ливрайт, 1930 г., с. 345-350. См. также О . Э . У о л л. Половая жизнь и сексуальное поклонение. Мосби, 1919, с. 211-212;Анатоль Л ерой-Буле. Империя русских царей. Часть III, Лондон, 1896, с. 422-437.

Селиванов «крестился огнем», прижигая свое тело раскаленным железом. Этим же способом он «окрестил» многих и не жалел усилий для привлечения все большего количества сподвижников. На пороге нового тысячелетия число новообращенных должно было бы достигнуть ста четырнадцати тысяч. Число сторонников, тщательно укрываемых от постороннего взора, неуклонно росло, и Селиванов, прошедший двенадцать этапов огненного посвящения, принял на себя звание апостола. На востоке Российской империи вступление в секту носило массовый характер. Характерен эпизод, когда в одночасье в новую веру обратились 1700 душ. Пропаганда велась среди нищих и других маргиналов; при этом «миссионеры» не скупились на посулы и даже взятки для вербовки неофитов. Некоторых увечили против их воли. В поисках паствы расчет также делался на любопытствующих и людей авантюрного склада характера.

«Ввиду того, что обращение в секту носило массовый характер, операции по оскоплению не могли совершаться подобающим образом...

Некоторые неофиты вынуждены были прибегать к самокастрации. Другим эта процедура внушала ужас, и они останавливались на полпути. Учитывая это обстоятельство, основатели секты установили две ступени посвящения: «малое клеймение» и «большое клеймение» (Гольдберг).

Самокастрацию можно рассматривать как средство, с помощью которого обозначают принадлежность к религиозному сообществу, однако в действительности суть этого явления лежит на поверхности. Например, серьезные научные исследования, касающиеся половой жизни и сексуальных фантазий дикарей, населяющих острова Тробрианд, были осуществлены Малиновским.

Бронислав Малиновский. Сексуальная жизнь дикарей Северо-западной Меланезии. Ливрайт, 1929.

Некоторые из его наблюдений подтвердили, что стремление к самонаказанию или самокастрации приобретали те же формы замены агрессивных тенденций, что и в других, аналогичных случаях.

Так, в рассказе о Момовале (т. II, с. 411), речь идет об инцесте между отцом и дочерью. Униженная дочь бросается в море и погибает в пасти акулы. После этого отец использует по отношению к собственной жене столь жестокие сексуальные приемы, что она также умирает, после чего Момовала оскопляет себя и, в свою очередь, погибает.

В другой, более подробной и весьма специфичной легенде рассказывается о великом вожде Инуваяле. Это был развратник, соблазнявший всех женщин племени в отсутствие их мужей. В конце концов его поймали на месте преступления и приговорили к изгнанию. Опечаленный распутник, перед тем как отправиться в другую деревню, приказал своей матери собрать пожитки.

Когда вещи были упакованы, он вышел из хижины и с причитаниями пошел на центральную площадь деревни. Затем он взял топор, отрубил себе часть пениса и, громко причитая, отбросил в сторону. По существующему преданию, отрубленная плоть превратилась в огромный камень. Продолжая причитать, он отрубал куски плоти, которые, падая на землю, также превращались в камни. Наконец он отрезал себе яички, которые превратились в огромные коралловые глыбы, и поныне демонстрируемые туристам. После самоэкзекуции бывший вождь удалился в отдаленную деревню, где провел остаток своих дней, занимаясь огородничеством и ловлей рыбы. Существуют и другие варианты легенды, но во всех фигурирует характерный эпизод искупительной самокастрации. По словам Малиновского, реликтовые камни сохранились до нашего времени, «хотя и по прошествии веков утратили анатомическое сходство со своими прототипами».

Несмотря на то, что факты самооскопления имеют место и в настоящее время, современный человек не может считать такие действия поступками вполне нормальных людей. Подобные случаи членовредительства рассматриваются скорее как проявления психопатического характера, особенности которого мы вкратце рассмотрим.

Прежде всего следует ответить на вопрос, что считать безумием — неоправданно большую жертву или абсурдность самого поступка?

На мой взгляд, первое предположение более логично, ибо идея жертвенного искупления не нова и в той или иной мере имела место в разных религиозных традициях. Следовательно, самокастрация может считаться крайней формой религиозной обрядности, которая (теоретически) существовала всегда. Существует и поныне. Впрочем, встречались еще более жестокие формы жертвенности, когда, например, заживо сжигали детей. Однако лишь самокастрация носит отчетливый сексуальный оттенок. В то же время многие верят, что именно этот вид покаяния является фундаментальной формой жертвенности. В пользу последней теории говорят многочисленные случаи из психиатрической практики.

Известно, что миллионы людей подвергают свои гениталии хирургическому воздействию, причем не только дикари, но и представители цивилизованных народов. Так, этот обычай распространяется на магометан, иудеев, равно как и на бесчисленное множество племен, разбросанных в Азии, Африке и Океании. Отметим, что обрезание крайней плоти рекомендуется педиатрами в США, где эта процедура считается обычной и проводится в гигиенических целях. По поводу самого обряда обрезания существует необыкновенно много теорий.

Гигиенические цели (Штейнмец), защита от сексуальных опасностей (Кроули), испытание на смелость (Заборовски), жертва и прославление половой жизни (Бартон, Иеремия, Иейлитон, Лагранж), усиление полового удовольствия (Бёртон), выражение веры в воскресение (Фрейзер). Большинство ученых, изучавших этот вопрос наиболее углубленно (Р. Андрэ, X. Уилкен, Плосс-Ренц и Л. Грей), склоняются к тому, что изначально обрезание было связано с обрядом посвящения юношей в мужчины, так как крайняя плоть считалась помехой для детородной функции». (В. Шмитд и В. К о п п е р с. Народ и культура, ч. I, Ре-генсбург, 1924 г., с. 239-243.) См. статью Грея в «Энциклопедии религии и этики Гастингса», т. III, с. 664.

Однако большинство из них психоаналитики называют рационалистическими, то есть объясняющими происхождение обычая обрезания его утилитарными, вторичными функциями. Таким образом, для правильного понимания сути обряда необходимо выделить принципы, побуждающие людей к членовредительству.

Радикальные религиозные традиции, описанные выше, уже дают ключ к пониманию побудительных мотивов. Поэтому частичное членовредительство, в нашем случае обрезание крайней плоти, можно рассматривать как замену усекновения гениталий. Принцип частичной реализации тех или иных планов широко используется в нашей повседневной жизни. Дети Израиля приносили в жертву богу вола, благоразумно оставляя на нужды племени остальное стадо. Не застав друга дома, мы оставляем свою визитную карточку, которая как бы представляет не только имя, но и нас самих. То есть в качестве напоминания о визите мы оставляем часть самих себя.

Все мировые религии в той или иной степени были вынуждены использовать такого рода символические подмены. Поэтому обрезание можно считать заменой более жестокого обычая приносить жертвы. В этом обряде есть особый символизм, заключенный в своего рода подкупе подсознания за счет частичной жертвенности, то есть подмены целого его частью.

К такому выводу нас приводят многочисленные примеры из психиатрической практики. Я мог бы привести немало случаев, когда обрезание ассоциировалось с кастрацией. Страх, связанный с угрозой повреждения гениталий, широко распространен и в нашем случае является едва ли не основополагающим фактором формирования так называемой угрозы кастрации.

В качестве примера см. статью Александера «Комплекс кастрации в формировании характера». Международный психоаналитический журнал, янв -апр. 1923 г., с. 11-42.

Насколько серьезна такая «угроза», можно судить по одному из последних случаев, с которым я столкнулся в процессе психоанализа. В раннем возрасте мой будущий пациент вообразил, что у него «ущемление грыжи» (которое, конечно, не имело ничего общего с гениталиями). Свои страхи он держал при себе вплоть до семнадцати лет. К этому времени он убедился в том, что хирургическое вмешательство неизбежно, и обратился за деньгами к своему отцу. Последний не на шутку встревожился и после нескольких дней раздумий решил посоветоваться с женой. Мать пришла в ужас и заявила мужу, что он негодяй и подлец, ибо скрыл от нее «нечто отвратительное». Дело закончилось тем, что вечером того же дня она застрелила своего мужа! Спустя многие годы выяснилось, что никакого «ущемления грыжи» не было и в помине, пациент скрывал, что у него одно яичко недоразвито.

Обрезание, подобно операции по удалению грыжи, на некоторых людей производит сильное впечатление, в то время как другие остаются абсолютно безразличны к символическому значению этого действа. По законам Древнего Рима кастрация допускалась лишь с согласия самого человека или его официального опекуна. Однако со временем, в период правления императора Домициана, все виды генитального членовредительства были запрещены как по отношению к свободным гражданам, так и к рабам. Моммсен пишет, что «Адриан был первым, кто не только по религиозным мотивам, но и вследствие похожести этих операций приравнял обрезание к кастрации, что послужило причиной серьезных волнений среди евреев. Его преемник разрешил евреям, а также египтянам соблюдать обычай предков. Для всех других граждан обрезание, равно как и кастрация, оставалось под запретом и преследовалось законом».

Было бы ошибкой думать, что обрезание практикуют исключительно по отношению к мужчинам. Имеется немало свидетельств тому, что этот обряд распространяется и на женщин. В частности, он широко распространен среди многих диких народов, и подсознательные мотивы женского членовредительства ничем не отличаются от мужских. Различие состоит лишь в сознательной мотивировке и технике исполнения. В последнем случае женские гениталии подвергаются куда более изощренному надругательству. Так, женщине могут удалить клитор, малые или большие срамные губы, а то и все внешние половые органы. К очевидным причинам этой операции следует отнести стремление сохранить женскую чистоту, понизить чувственность и таким образом сохранить невинность для будущего мужа. В то же время происходит трансформация клиторальной возбудимости в вагинальную, то есть смещение эрогенных зон.

Феликс Брик. Эротизм вуду. Америкэн Этнолоджикэл Пресс, 1933.

Согласно Брику женское обрезание могло возникнуть лишь в матриархальном сообществе. Эмансипированная женщина не могла признать ущемления своих прав по половому признаку. В то же время присутствовало желание обозначить принадлежность к сообществу взрослых, аналогично обряду посвящения у мужчин. Так же, как и в современном обществе, в котором женщины подражают мужчинам, закуривая сигарету, нося короткую стрижку или занимаясь фехтованием, женщина-дикарка имитировала поведение мужчины, подвергаясь обрезанию .

Феликс Брик. Обрезание у мужчин и женщин. Америкэн Этнолоджикэл Пресс, 1934, с. 115.

Ритуалы посвящения

Вторым мотивом религиозного членовредительства является церемония посвящения, практикуемая многими первобытными сообществами в период достижения подростками половой зрелости. В антропологической литературе эти обряды называются ритуалами посвящения, имеющими ярко выраженную культовую окраску. Как правило, ритуал членовредительства выполняется с помощью второго лица, то есть не имеет прямого отношения к самоистязанию. Однако обряд совершается по желанию истязаемого, и в данном случае требования обычая соответствуют чаяниям жертвы.

В этом случае вполне уместно заменить слово «жертва» термином «посвящаемый», или «кандидат», так как, несмотря на мучения испытуемого, церемония сопровождается весельем и всеобщим ликованием.

Церемония является отражением коллективного сознания, когда желания отдельных индивидуумов воплощены в групповую традицию.

У разных народов эти церемонии имеют свою специфику. В некоторых случаях в торжественной обстановке посвящаемому удаляют зуб; однако чаще всего его подвергают обрезанию с помощью острого камня, стекла или ножа; иногда на пенисе делается надрез, кровь смешивают с водой и дают юноше выпить. Как до испытания, так и после него, подростка подвергают различным истязаниям. Порой они продолжаются много дней, «они подвергаются мнимому нападению» так называемых духов в масках животных, которые угрожают их пожрать; в редких случаях происходит жестокая схватка между отцом и сыновьями. Иногда юношей пропускают сквозь строй мужчин, которые осыпают их ударами. Островитяне Каресау привязывают юношей-неофитов к муравейникам. Индейцы одного из североамериканских племен прокалывают ножом с зазубринами руку, запястье, бедро, колено, икры, грудь и плечо посвящаемого; затем вставляют в раны щепки. Церемония подчеркивает значимость смерти с последующим возрождением. По окончании основного действа неофиты продолжают делать вид, что они напрочь забыли свое прошлое и не узнают своих родственников. Без особого распоряжения они не могут принимать пищу, разговаривать и даже садиться. Если они не справляются с первым испытанием, то их подвергают второму, которое куда более серьезно и может самым настоящим образом закончиться смертью испытуемого.

Основной целью ритуала является освобождение юношей от материнской опеки и вступление в сообщество мужчин.

Теодор Рейк. Ритуал. Нортон, 1931.

Женщины под страхом смерти не допускаются на это празднество; в лучшем случае им разрешено наблюдать церемонию со значительного расстояния. Во время действа они делают вид, что искренне оплакивают смерть своих сыновей, а по окончании его предаются ликованию, так как новопосвященный возвращается домой.

Психологические составляющие этих ритуалов стали очевидны благодаря исследованиям и наблюдениям Фрейзера, Малиновского, Брика, а также антропологических и психоаналитических выводов, сделанных Фрейдом, Абрахамом, Рэнком, Теодором Рейком и Рохеймом.

Существует два основных подхода к объяснению сути этого обряда, оба из которых рассматривают посвящение как попытку преодоления того, что в антропологии известно, как «табу на инцест», а в психоанализе — «эдипов комплекс». Согласно первому генитальное членовредительство подростков можно считать проявлением враждебного отношения родителей в связи с выходом подростка из их подчинения, наказанием за его кровосмесительные помыслы и своего рода устрашающей мерой. Иными словами, подавляются сексуальные и агрессивные намерения юноши по отношению к родителям. Другой подход состоит не в ретроспективном объяснении ритуала, но в подготовке к вступлению в сообщество взрослых, за которую испытуемый расплачивается крайней плотью.

А. Лерой усматривает в ритуале посвящения через обрезание «in-terdit leve» (снятие запрета) на сексуальную жизнь; кровавая операция на пенисе является искупительной платой. Рейк придерживается мнения, что «запрет, частичное снятие которого было связано с ритуалами посвящения, первоначально существовал внутри семьи и лишь затем распространился за ее пределы» (А. Лерой. Религия дикарей. Париж, 1906, с. 236; Теодор Р е и к. Религиозно-психологические проблемы. Т. I, Лейпциг и Вена, 1919, с. 981).

Страх кастрации или смерти за недозволенные помыслы сексуального характера преследовал ребенка до тех пор, пока его не подвергали символическому оскоплению, то есть обрезанию во время церемонии посвящения. Аналогично другим обрядам искупительного жертвоприношения, во время которых осуществлялась подмена целого его частью, неофит лишался лишь фрагмента пениса.

Многие исследователи подчеркивают значимость традиции сохранения целого за счет его части. Идею Ренка дополнил Александер («Психоанализ целостной личности», Публикации по нервным и умственным расстройствам, 1930), обозначив искупительную роль жертвы для сознания человека. В другой статье («Происхождение комплекса кастрации») этот же автор объясняет механизм анального сношения страхом перед генитальным повреждением; Радо («Страх кастрации у женщин», Психоаналитический обзор, июль-октябрь, 1933, с. 424- 475) называет этот феномен «выбором наименьшего зла».

Между двумя аспектами обряда инициации нет никакого противоречия. Их значимость очевидна: первый служит во устрашение, во искупление и для подавления; второй несет элементы разрешения и утешения. Я не могу согласиться с утверждением Рейка о том, что первый, основанный на бессознательной мотивации, является более важным в силу того, что второй осуществляется сознательно.

Мани-Кёрл[1] упоминает о несколько иных обрядах, при исполнении которых крайняя плоть или вырванный зубпрячутся в дупло дерева. Этот автор ссылается на точку зрения Фрейзера[2],

[1]Мани-Кёрл. Смысл жертвоприношения. Лондон, Хогард, 1929, с. 161.

[2]Кастрация рассматривается как своего рода покупка жизни, а не проявление инстинкта смерти: «Фрейзер считал, что он нашел ключ к пониманию обряда обрезания, на том основании, что восточно-африканское племя кукую ассоциировало этот обряд с церемонией возрождения, а сейчас эти ритуалы проводятся раздельно, а также в связи с обычаем австралийских аборигенов прятать отрезанную крайнюю плоть в деревьях-тотемах, камнях-тотемах, где, по их мнению, хранится человеческая душа вплоть до возрождения к новой жизни. Зеллер цитирует Ренца, который указывает на то, что обряд обрезания у дикарей, сопровождаемый уединением юношей на длительный срок, связан с идеей о новом рождении из живота или желудка духа, что подтверждает теорию Фрейзера об обрезании как символическом возрождении в самом широком смысле этого слова» (Брик).

согласно которой обрезание изначально символизировало возрождение, и делает вывод, что обряд может служить как средство преодоления невротического страха смерти.

Если принять это мнение за основу, то членовредительство следует считать жертвоприношением-подменой, рассчитанным на избавление от страха смерти и подающим надежду на возрождение. Суперэго воспринимает ритуал, как замену самокастрации. Коль скоро личность воспринимает себя во взаимосвязи с духами предков, крайнюю плоть, спрятанную в дереве-тотеме, можно рассматривать как символическую передачу собственного эго семейному тотему, то есть родовому эгрегору. Само жертвоприношение может сопровождаться имитацией возвращения в материнское чрево.

В. Психопатическое членовредительство

Каким бы странным ни казалось нам поведение диких народов, оно мало чем отличается от поведения пациентов психиатрических клиник. Дикари и безумцы имеют много общего, так как их поведение не ограничено рамками морали цивилизованного общества в том смысле, что первобытные инстинкты проявляются в полной мере при отсутствии сдерживающих факторов. В какой-то степени то, что мы называем безумием, является возвратом к первобытному состоянию, отрицающему любые запреты.

Среди многочисленных форм психопатического поведения членовредительство является одним из наиболее распространенных. С другой стороны, оно весьма характерно в силу своей бессмысленности и явной иррациональности. С точки зрения нормального человека, повреждения, наносимые себе душевнобольным, не столько опасны для жизни, сколько экстравагантны и болезненны. Как мы увидим, для такого их восприятия имеется достаточно оснований. Членовредительство характерно для большинства психопатических расстройств, таких, как парез, различные мании, меланхолия, шизофрения, эпилепсия, белая горячка. Таким образом, можно констатировать отсутствие прямой связи между членовредительством и клинической формой заболевания. Основные тенденции развития механизма подобных явлений рассмотрим на конкретном клиническом случае.

Двадцатилетний юноша вернулся с фронта и узнал о том, что его невеста вышла замуж за другого мужчину. Это событие стало основной причиной развития шизофрении, сопровождаемой галлюцинациями, видениями и ухудшением самочувствия. После нескольких приступов болезнь приобрела хронический характер, и пациента пришлось госпитализировать. Ухаживать за ним было непросто, ибо он не оставлял попыток изувечить себя тем или иным способом. Например, он перетягивал струной пальцы на ногах с очевидной целью спровоцировать гангрену. Неоднократно он пытался сломать себе пальцы рук при помощи массивных больничных дверей. Пользуясь случаем, он вытаскивал булавки из халатов медсестер и пытался выколоть себе глаза. Захватывая пальцы одной руки другой рукою и помогая себе ногой, он пытался расчленить себе кисть. Он пытался разорвать себе ухо. Неоднократно он прыгал с кровати вниз головой в стремлении разбить себе череп. Однажды он почти задохнулся, запихнув в горло несколько стеблей сельдерея.

Во всех аналогичных случаях психопатического членовредительства агрессия направлена на самого агрессора. Мы можем только догадываться о том, кто был изначальной Целью деструктивных побуждений. Пролить на это свет способен лишь сам пациент, но данный больной упорно хранил молчание. Не вызывает сомнения то, что агрессивный импульс был направлен на сознательно любимый и подсознательно ненавидимый объект.

Я привел этот случай, несмотря на его очевидную незавершенность, в силу нескольких причин. Во-первых, здесь налицо разнообразие форм психопатического членовредительства.

См. также: Р.М.Б.Маккена. Поверхностное повреждение головных покровов с последующим развитием трихофитии. Британский дерматологический журнал, июль 1930 г., с. 313-319; X . Р . Шарма. Членовредительство: особые случаи. Индийская медицинская газета, июнь 1930 г., с. 327-328; А. К . Юречиа. Аутофагия у больных общим параличом и затылочным пахименингитом. Неврологический вестник, Париж, март, 1931, с. 350-352.

Во-вторых, очевидно полное отсутствие стремления умереть. В противном случае было бы достаточно одной сотой тех усилий, которые молодой человек потратил на членовредительство. Прошло уже десять лет, и он до сих пор жив. В-третьих, отчетливо просматривается эротическая составляющая. Психоз был спровоцирован любовным треугольником, а попытки себя изувечить носили сексуальную символику.

Четвертым и определяющим фактором является то обстоятельство, что этот пациент, в отличие от, например, мужчины, изуродовавшего себе руку, продемонстрировал самые разнообразные формы членовредительства. Тот, кто лишил себя руки, поступил так вследствие чувства вины, экстраполированной на часть тела, ответственную за убийство ребенка. Но в рассматриваемом случае весьма затруднительно судить о том, против какого органа направлена агрессия, так как последняя распространялась практически на все участки тела. По-видимому, в каждом конкретном случае выбор части тела, подвергаемой истязаниям, определяется специфическим опытом, который впоследствии приобретает символический смысл.

Например, в случае с пациентом, вырывавшим себе волосы и не знающим, почему он так поступает, следует вспомнить ребенка с прекрасными локонами — единственным преимуществом, которым он обладал по сравнению со своим старшим братом. Последний пользовался явным предпочтением со стороны родителей, так что младший считал свои исключительной красоты волосы бесполезной ношей, раз уж они не способны помочь в борьбе за место под солнцем. Более того, волосы не только не помогли ему приобрести новых друзей, но стали атрибутом унижения, так как отец имел обыкновение хвататься за них во время порки сына, спровоцированной, как правило, старшим братом. Таким образом, детские впечатления легли в основу подсознательной ненависти к собственным волосам. (Персонификация части тела является характерной чертой первобытного иррационального мышления.)

Аналогичным образом можно убедиться в том, что пациент, глумящийся, например, над своим ухом, экстраполирует негативные слуховые впечатления детства; тот, кто стремится выколоть себе глаза, вероятно, испытал неприятные минуты, связанные с увиденным. Сформулировать предпосылку можно так: «Мои глаза несут ответственность за то, что я увидел нечто ужасное (запретное)».

Ср. случай, о котором упоминает Хартман. Женщина выколола себе оба глаза; под предлогом того, что «человек грешит глазами», она «принесла жертву Христу». Впоследствии выяснилось, что при виде Мужчин она постоянно испытывала половое возбуждение. В детстве она спала в комнате родителей, часто видела гениталии отца и собственно половой акт своих родителей. За то, что «она подглядывала», ее постоянно бРанили».(Х. Хартман. Членовредительство. 1925, т. XLIV, с. 31.)

Согласно английской легенде случайный наблюдатель наготы леди Годивы был ослеплен; в данном случае его наказала божественная карающая длань.

Однако мы все еще не ответили на вопрос о причинах агрессии по отношению к различным участкам тела. Представляется маловероятным, чтобы молодой человек имел претензии практически ко всем участкам своего тела исключительно на основании пережитого опыта. Следовательно, можно предположить наличие иного фактора, определяющего выбор объекта уничтожения. При этом особое значение приобретает символическая составляющая по отношению к тому или иному органу. И все же очевидная непоследовательность выбора иллюзорна. В действительности атаке подвергаются те части тела, которые в той или иной степени ассоциированы в подсознании больного с сексуальным опытом. На основании клинических исследований можно утверждать, что попытки нанести себе увечье символизируют унижение органов, отождествляемых с гениталиями. Как мы уже убедились, скопцы и некоторые другие сектанты не соглашаются на символическую подмену, а на самом деле кастрируют своих единоверцев. В дальнейшем мы увидим, что аналогичный подход характерен для многих психопатов.

Перед тем как перейти к конкретным примерам, попробуем дополнить теорию подсознательного отождествления различных частей тела с гениталиями. Более подробно этот вопрос будет рассмотрен в следующей главе, посвященной истерикам. Здесь будет уместным вспомнить о состоянии, именуемом термином «фетишизм». Для некоторых фетишистов личность, тело, лицо и даже репродуктивные органы объекта вожделения не представляют сексуального интереса. Интерес в этих случаях фокусируется на отдельном участке тела, причем последний никогда не является гениталиями. Так, эти люди испытывают половое возбуждение, созерцая или лаская, например, ногу, палец на ноге, палец руки, ухо, волосы; порой объектами страсти могут служить одежда или обувь любимого. Во время психоанализа выясняется, что эти пациенты, подсознательно ассоциируют вещи с участками тела, но откровенно признаться в этом самим себе не могут.

Подсознательная символическая подмена одного органа другим порой бывает очень неожиданной как у истериков, так и у фетишистов. Замечая это качество у психически нестабильных людей, мы забываем о том, что оно свойственно всем нам. Несколько лет назад мой друг-психоаналитик запротоколировал случай подсознательной подмены гениталий волосами.

Эрнст Симмель. Рефлексивная память in statu nascendi [лат.; здесь — в момент образования]. Международный психоаналитический журнал, октябрь 1925 г., с. 454-457.

Маленький мальчик страдал от воспаления, вызванного сужением крайней плоти. Его отвели к хирургу, который при помощи несложной манипуляции устранил проблему. Во время визита к врачу ребенок вел себя исключительно хорошо, и хирург угостил его конфетой. На прощание врач, находившийся в прекрасном настроении, решил пошутить и заявил, что в следующий раз он ножницами «отчикает эту штучку целиком», и продемонстрировал упомянутый хирургический инструмент. С криком ужаса мальчик бросился к отцу, «всхлипывая и дрожа». Родители сделали все возможное, чтобы успокоить ребенка и предать забвению неудачную шутку хирурга. Год спустя у мальчика случилось небольшое воспаление пениса, которое удалось легко преодолеть с помощью водных процедур. В связи с этим он, по собственному почину, стал вспоминать подробности произошедшего год назад в кабинете хирурга, причем упоминал такие незначительные детали, о которых родители и думать забыли. Однако он ни слова не сказал о последнем эпизоде, связанном с демонстрацией хирургических ножниц. Полагая, что это поможет сыну преодолеть тягостные воспоминания, отец попросил его вспомнить предупреждение доктора. Ответа не последовало. «Разве ты не помнишь его шутку?» Молчание. «Он ведь показал тебе ножницы!» Мальчик рассмеялся: «Да-да, он сказал что-то смешное по поводу ножниц».

Несмотря на подсказки отца, он так и не смог вспомнить, в чем заключался смысл шутки. Наконец отец спросил, не помнит ли он о том, что врач пообещал кое-что отрезать, и ребенок радостно воскликнул: «О да! Я помню, как он сказал, что острижет мне волосы!»

Этот эпизод весьма характерен, ибо показывает, как воспоминания о болезненных ощущениях замещаются в сознании положительными эмоциями. Таким образом, озабоченность и раздражение были вытеснены из сознания ребенка позитивными образами, которые сыграли роль своеобразной психологической защиты.

Примечательно то, что именно волосы стали эрзацем пениса, который хирург в шутку пообещал отрезать. В разговоре с отцом ребенок беззаботно смеялся, так как в его сознании стрижка волос не влекла за собой каких-либо тягостных последствий. Он знал, что эта процедура безболезненна и волосы вскоре отрастут.

Симмель точно подметил, что в этом эпизоде шутка хирурга отражала его подсознательную жестокость; его смех свидетельствовал о том, что сам врач не отдавал себе отчета в собственной изначальной мотивировке. Однако в тот момент эта бессознательная жестокость не укрылась от восприятия ребенка. Мальчик отреагировал не на шутку, а именно на ее подсознательную составляющую. Со временем в его памяти образ пениса был символически замещен образом волос. Иными словами, включился механизм психологической защиты, часто используемый в повседневной жизни современных людей, когда внешнее проявление жестокости подавляется и трансформируется в ментальные образы. «Тем не менее многие взрослые до конца своей жизни остаются беспомощными, не способными противостоять такого рода агрессии. Любая острота их ранит и повергает в уныние. Про таких обычно говорят, что «они не понимают шуток». В действительности они понимают их слишком хорошо».

Становится понятным, что мальчик, вырывавший себе волосы, ставшие причиной его невзгод, руководствовался не только воспоминанием о неприятном опыте общения со старшим братом. Одновременно его подсознание ассоциировало волосы с признаком половой принадлежности.

Теперь поговорим о случаях из психиатрической практики, когда пациенты не ограничивались символическим членовредительством, а осуществляли самокастрацию фактически.

Наряду с подробным изучением аналогичных случаев, осуществленным Н. Д. С. Левисом,

«Психобиология комплекса кастрации», Психоаналитический обзор, 1927, т. XIV, с. 420-426, 174-209, 304-323; там же: «Дополнительный обзор реакции на кастрацию у мужчин», 1931, т. XVIII, с. 146-165.

на эту же тему существует целый ряд публикаций.

Лерой деМассари иМаллет. Сексуальное членовредительство у шизофреников. Медико-психологический архив, Париж, ч. 2, июль 1929 г., с. 144-150; К.О.Феррер. Членовредительство у алкоголиков-ипохондриков. Семана Медика, Буэнос-Айрес , 9 января 1930 г., с. 91-93; А.Б.Талант. Мастурбация и самокастрация в случаях параноидальных форм раннего слабоумия. 1928, т. XXI, с. 307-385.

См. также: К . Б л он дел. Самокастрация как форма добровольного членовредительства. Медицинский вестник, Париж, 1906, т. XXXVIII, с. 533-536; Эккерт. К вопросу о самокастрации. Криминально-антропологический и криминалистический архив, Лейпциг, 1912, т. XLVI, с. 287; Ж. Ингегнерос. Случаи самокастрации при наследственном слабоумии, неврастении и сифилофобии. Медицина, Буэнос-Айрес, 1901, т. VIII, с. 73; Наке. Членовредительство. «Криминально-антропологический и криминалистический архив», Лейпциг, 1903, т. XII, с. 263; Шмидт-Петерсен. Самокастрация. Берлин, 1902, т. XV, с. 735; Д. Ш т р о к. Самокастрация. Журнал американской Медицинской ассоциации, 1901, т. XXXVI, с. 270.

В этой книге я привожу несколько наиболее типичных примеров.

Описание следующего случая было обнаружено доктором Левисом в архивах больницы Св. Елизаветы. О прошлой жизни этого пациента мало что известно. Согласно записям лечащих врачей это был подавленный, неряшливый и необщительный пациент, равнодушный к еде. На вопросы других людей он отвечал бессвязным бормотанием. По обыкновению, он сидел с закрытыми глазами, шевелил губами, а на лице его блуждала бессмысленная улыбка. Такая клиническая картина обычно характерна для шизофреников.

Через год у пациента, оставшегося столь же неопрятным и нелюдимым, стала проявляться агрессивность. С его уст слетали грязные ругательства, которые сопровождались возбужденным состоянием. Он стал набрасываться на соседей по палате, некоторые из них платили ему той же монетой. Он разбил несколько окон и вел себя просто несносно. В течение следующих двух лет его агрессивность неуклонно повышалась. Появилась привычка метаться по комнате с очевидной целью нанести себе увечье, что иногда и происходило. При появлении других людей он швырял в них стулья. Вполне понятно, что возникла необходимость в его изоляции. Пациент не оставлял попыток изувечить себя тем или иным способом, в связи с этим порой его приходилось связывать. Он нещадно колотил сам себя, прикусывал нижнюю губу так сильно, что приходилось накладывать швы. Несмотря на неусыпный контроль со стороны медицинских работников, пациент умудрился ногтями разорвать себе мошонку и удалить яички.

В данном случае мы можем делать умозаключения исключительно на основании поведения пациента, так как не знаем мотивов совершенной самокастрации. И все же динамика развития болезни очевидна: первоначально деструктивные намерения были направлены на внешние объекты, затем агрессивность стала проявляться по отношению к различным участкам собственного тела, пока наконец не выразилась в полной мере по отношению к гениталиям.

Другой клинический случай более показателен и позволяет судить о мотивах. В больницу поступил тридцатилетний женатый морской офицер. В истории его болезни сообщалось о том, что он неоднократно пытался себя изувечить и предпринимал попытки самоубийства. Он выглядел как спокойный и аккуратный человек с признаками легкого помешательства.

Его отец, несмотря на свою глубокую религиозность, обладал, что называется, тяжелым характером и оставил семью, когда наш будущий пациент находился в юном возрасте. Матери пришлось много работать, чтобы прокормить своих детей. Сам мальчик был вынужден с раннего детства приобщиться к труду, но, несмотря на это, сумел урывками получить приличное образование. Затем он поступил на службу в военно-морские силы и дослужился до чина младшего офицера. За год до госпитализации он разочаровался в своей службе и стал спрашивать своих знакомых, не замечают ли они в нем перемен к худшему. Его депрессивное состояние прогрессировало.

Вскоре он стал слышать голоса. Ему казалось, будто другие офицеры во всеуслышание обвиняют его в противоестественных наклонностях (в гомосексуальной ориентации). (Людей, слышащих подобные «голоса», ужасает мысль о собственной нетрадиционной ориентации. В действительности они вовсе не имеют таких наклонностей. В этом смысле их страхи лишь немногим более обостренны по сравнению с так называемыми нормальными людьми). Итог его переживаний был печален — он пошел в ванную и лезвием от безопасной бритвы отрезал себе пенис.

Рассказывая об этом эпизоде, он утверждал, что в то время находился в состоянии умопомрачения и не понимал, что делает. Впрочем, он не выражал никакого беспокойства или сожаления по поводу случившегося. После самокастрации он выпрыгнул за борт, но потом вскарабкался на палубу по якорной цепи. По его откровенному признанию, его всегда пленяла мысль покончить с собой в морской пучине.

Исследование показало, что он все еще страдает звуковыми галлюцинациями и слышит голоса, провоцирующие его на опрометчивые поступки и комментирующие его поведение. Обвинение в гомосексуализме приводило его в недоумение, так как наш герой никогда не имел таких наклонностей, хотя и начал жить гетеросексуальной половой жизнью очень рано. Следует иметь в виду, что за исключением упомянутого увечья он находился в добром здравии и обладал интеллектом выше среднего уровня.

Спустя некоторое время пациент заявил, что он готов к окончательной жертве (самоубийству), и оставил записку следующего содержания: «Я извращенец и заплачу за это сполна». В это время он находился в состоянии крайнего возбуждения и не раз предпринимал попытку затеять драку с обслуживающим персоналом и другими больными.

Можно было бы привести немало аналогичных случаев, но вышеупомянутые дают достаточное и весьма отчетливое представление о клинической картине заболевания. Эти пациенты на первых порах ведут себя смирно и корректно, но со временем их подсознательная агрессивность к внешнему миру прогрессирует, а затем экстраполируется на собственную личность. Характерно то, что все они испытывают чувство вины за воображаемые или фактические грехи сексуального характера. Осознание греховной мотивировки может осуществляться по отношению к женщинам, иногда — к мужчинам (гомосексуализм) или к себе самому (мастурбация). Во всех случаях сексуальность ассоциируется с гениталиями, а поскольку такие пациенты страдают той или иной формой психопатического расстройства и не способны скрывать свои побуждения, они избавляются от «виновного» органа самым непосредственным образом.

Однако не следует упускать из виду еще один аспект, определяющий мотивацию этих больных. Человек, чувствующий вину сексуального характера в силу сознательных или бессознательных гомосексуальных побуждений, избавляясь от собственных гениталий, преследует двоякую цель. С одной стороны, он наказывает себя, а с другой — превращается в личность, лишенную первичных половых признаков. Иными словами, анатомически он отождествляет себя с женщиной. Следовательно, он приближается к тому состоянию, которое и стало причиной кастрации. Во искупление своих гомосексуальных побуждений он не только отказывается от активной мужской роли, но заранее обрекает себя на пассивную женскую.

Впервые об этом феномене упомянул 3. Фрейд в своей работе «Тотем и табу». В частности, он отметил, что «искупительная жертва (церемония) повторяет преступление». Более подробно об этом пишут Рохейм в статье «На смерть Урватора» и Абрахам в своих исследованиях, посвященных меланхолии. Этому же вопросу посвящен целый раздел книги Теодора Рейка «Неизвестный убийца», озаглавленный «Невозможность повторного искупления». По утверждению Рейка, клятва, пытка и осуждение в процессе испытания являются символическим повторением преступления и средством искупления.

Исходя из вышеизложенного, делаем вывод, что психопатическое членовредительство соответствует клинической картине невротического симптома в том смысле, что в обоих случаях доминирует эротическая мотивация. Фигурально выражаясь, заключается сделка между инстинктом и его подавлением. Подобный компромисс является приемлемым лишь для слабой, подавленной личности, которая довольствуется относительным умиротворением своих инстинктивных побуждений. Таким образом, этот симптом представляет собой попытку самоисцеления или, по крайней мере, самосохранения. Следовательно, частичное самоуничтожение является формой попытки самоубийства или заменой фактического самоубийства.

Однако в случае психопатического членовредительства не приходится говорить о ярко выраженном стремлении к самоисцелению. В этом смысле психопаты напоминают религиозных фанатиков и отличаются от неврастеников и представителей более гуманных религиозных учений в силу следующего обстоятельства: пациенты психопатического склада практически безразличны к собственной личности. То есть их эго заключает весьма невыгодную сделку с сознанием. По существу, это и не является сделкой как таковой. Пожертвовав всем, такой пациент получает взамен лишь наказание

То обстоятельство, что кастрация с приснопамятных времен являлась средством наказания, не нуждается в дополнительных доказательствах. Классическим примером из мифологии считается оскопление дядей своего племянника. Воинственные магометане, проживающие на севере Африки и поныне кастрируют своих пленников.

Еще в 1829 году фон Отенритх писал о том, что происхождение обряда обрезания связано с обычаем приносить домой гениталии убитых или даже живых врагов в качестве бесценного трофея. Чтобы избежать подозрений в подмене плоти врага своей собственной, воины подвергались обрезанию.

Мари Бонапарт приводит сведения о распространении обычая демонстрации воинской доблести в Восточной Африке. X. Краус упоминает о том, что совсем недавно этот обычай практиковался и в Европе. По его словам, «черногорцы кастрировали пленников и носили отрезанные пенисы врагов в качестве амулетов. Многие воины носили на шее целые ожерелья из таких доказательств своей доблести. Возможно, усилия европейской дипломатии по умиротворению бандитских вылазок в Македонии оказались бы невостребованными, если бы удалось покончить с этим варварским ритуалом, который постоянно провоцировал жажду к отмщению. Упоминания о кровавом членовредительстве имеются и в сицилийских легендах». Аналогичная традиция существовала у древних евреев: «И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Фи-листимских». (2Цар.З.:14)

«Кастрация как наказание до сих пор практикуется многими народами Европы». См., например: д-р Ян Чеканов ски. Исследования междуречья Нила-Конго, Лейпциг, 1927, т. V, с. 12; Э. Пеликан. Исследования традиции скопцов в России, Гессен, 1876; Феликс Брик. Обрезание у мужчин и женщин, Америкэн этнолоджикэл пресс, 1934.

Американская традиция линчевания, состоящая в сжигании или повешении, первоначально подразумевала предварительное оскопление. В одном из рассказов, основанном на фактических событиях ( «Америкэн Спектейтор», 1933), описывается эпизод, когда родственница изнасилованной девушки выжгла паяльной лампой гениталии подозреваемому в преступлении негру.

Еще более известны иные формы членовредительства как средства наказания. Достаточно упомянуть легендарный эпизод с ослеплением принцессы. Широко применялось отрубание кистей и даже рук целиком. Петр Великий издал указ, согласно которому убийцам вырывали ноздри, а то и вовсе отрезали нос, дабы другим было неповадно. Уголовное законодательство многих стран, включая нашу собственную, до самого последнего времени предусматривало усекновение языка. Следует вспомнить о том, что пуритане отрезали квакерам уши. Человека, совершившего покушение на Людовика XV, после предварительных пыток приговорили к страшной смерти. Его конечности привязали к четырем взнузданным лошадям и буквально разорвали на части. Эта процедура потребовала непростого технического решения: по совету хирургов перед казнью осужденному надрезали сухожилия и лишь потом приступили к экзекуции; «в очередной раз лошади стали его растягивать, и после нескольких попыток рука и бедро отделились от тела; жертва все еще сохраняла остатки сознания и продолжала глядеть на оторванные органы до тех пор, пока лошади не оторвали вторую руку». (Маккен, 1928, с. 161).

Наконец, существует мнение, согласно которому безумцев и преступников следует кастрировать, хотя эта позиция вряд ли соответствует научным представлениям. Скорее ее следует считать результатом искаженных моральных представлений и садистических наклонностей ее приверженцев.

и сомнительные преимущества пассивной роли. Фактически происходит полный отказ от активной роли.

То обстоятельство, что кастрация с приснопамятных времен являлась средством наказания, не нуждается в дополнительных доказательствах. Классическим примером из мифологии считается оскопление дядей своего племянника. Воинственные магометане, проживающие

Невротик в качестве искупительной жертвы совершает символическую кастрацию. Более того, этой ценой он покупает право на активную деятельность. Таким образом, его действия носят, так сказать, профилактический характер. Что касается психопатов, то они увечат свои тела без учета приобретения реальных ценностей. Так, они лишают себя гениталий или символизирующих последние органов, например, глаз.

Д. Бриан. Ослепление и кастрация. Международный психоаналитический журнал, март 1921 г., с. 71; Хэррис. Добровольное выкалывание глаз у сумасшедших. Психоневрологический обзор, 6 июля 1929 г., с. 342; Аллен Дж. Смит. Добровольное повреждение глазных яблок. Журнал американской медицинской ассоциации, январь 1932 г., стр 398.

Г. Членовредительство, сопутствующее органическим заболеваниям

Время от времени появляются сообщения о случаях членовредительства, осуществленного людьми, страдающими тяжелыми физическими недугами. При этом их психическое состояние в целом не вызывает опасений (за исключением упомянутого поступка). Подобные пациенты представляют несомненный академический интерес, так как вследствие органического поражения мозга их деструктивные импульсы, направленные на самоуничтожение, сведены на нет. Вскоре мы убедимся в том, что эта психологическая модель мало чем отличается от ранее описанных случаев членовредительства.

Гудхарт и Савицкий

С. П. Гудхарт и Натан Савицкий. Членовредительство у больных энцефалитом. Американский медицинский журнал, май 1933 г., с. 674.

сообщают о следующем случае. Шестнадцатилетняя школьница в детстве переболела энцефалитом. Тогда ей было восемь лет. Несмотря на то что через год после первого острого приступа она чувствовала себя неплохо, постепенно болезнь стала прогрессировать, пока не приобрела хроническую форму, для которой характерна сонливость и левостороннее проявление синдрома Паркинсона. В тринадцать лет это отразилось на манере ее доведения, которое приобрело агрессивную окраску. Она стала лживой и раздражительной, рвала свою одежду, налетала с кулаками на мать и сестер. Однажды в приступе раздражения она разбила окно. После таких беспричинных вспышек ярости она искренне сожалела о содеянном и недоумевала: «Почему же я это делаю? Никак не могу удержаться».

Именно в этот период она стала запираться в ванной комнате, из которой выходила вся в крови, без нескольких зубов во рту и заявляла: «Я не могла их не вырвать». Она усердствовала до тех пор, пока во рту осталось лишь девять зубов, да и те были удалены дантистом из-за возникшего воспаления десен.

В шестнадцать лет ее госпитализировали в связи с воспалением правого глаза. Тем же вечером при обходе больных медсестра обнаружила, что девушка держит правый глаз на ладони. По словам пациентки, ее глаз выпал сам по себе во время сна. Она уверенно отвечала на все предложенные вопросы, а ее ответы свидетельствовали о ясном уме и незаурядном интеллекте. При этом она не жаловалась на какие бы то ни было болевые ощущения. По свидетельству медсестры, в ее поведении не было ничего необычного, за исключением полного безразличия к собственному увечью; казалось, ее ничто не волнует.

На следующее утро сестра обнаружила, что и второй глаз удален. Так же, как и накануне, больная ни на что не жаловалась и ни о чем не жалела. Обследовавший ее психиатр не обнаружил никаких отклонений от нормы. Настораживало лишь то, что она ничего не помнила о деталях совершенного членовредительства.

Со временем она созналась и в других попытках себя изувечить, говоря о том, что некая неведомая сила побуждала ее делать «эти ужасные вещи». Пациентка упорно отказывалась обсуждать подробности. Наконец она призналась в том, что намеренно скрывала правду по поводу нанесенного себе увечья. Она действительно вырвала себе глаза. Пальцами.

Психологические факторы еще более очевидны в примере, приведенном Конном.

Джэкоб Ф. Конн. Случай явного членовредительства, представленный Dorsal Root Syndrome [впоследствии «синдром Конна]. Журнал неврозов и психических заболеваний, март 1932 г, с. 251.

В двадцать один год у женщины появились боли в области шейных позвонков. Затем она стала жаловаться на боль в спине. Она буквально обезумела от боли и так кричала и буйствовала, что на нее пришлось надеть смирительную рубашку. Ее муки не прекращались, и, по истечении двух месяцев после начала заболевания, появились звуковые и зрительные галлюцинации, во время которых пациентка видела членов своей семьи, бранящих ее за занятия онанизмом.

Шесть недель спустя, все еще страдая от невыносимой боли, которая, несмотря на прием многочисленных препаратов, не утихала, пациентка сломала себе мелкие кости на обеих руках, воспользовавшись стальными прутьями спинки кровати. Она также изуродовала фалангу пальца на левой ноге, а следующим вечером — большие пальцы рук. Свой поступок она объяснила тем, что таким образом она ослабила боль в спине. Когда следующим утром она со счастливой улыбкой продемонстрировала свои окровавленные руки матери, с последней случился обморок.

Через шесть месяцев после этого эпизода больную поместили в дорогую клинику, где ее подвергли тщательному обследованию. За исключением переломов специалисты не обнаружили никаких аномалий и назначили обычное терапевтическое лечение. На собеседовании «она была очаровательна, с видимым удовольствием рассказывала о своей болезни, охотно продемонстрировала свои изувеченные руки и в подробностях описала процедуру членовредительства». Однако вскоре она с корнем вырвала себе ухо и грозила вновь переломать пальцы.

При обследовании на предмет вменяемости ее попросили рассказать, о чем она думала, ломая себе пальцы. Ответ звучал так: «Это подобно умопомрачению. Я должна была увидеть кровь. Я хотела видеть, как она струится. Я это сделала, чтобы не сойти с ума от прилива крови к голове, так как в это время у меня не было месячных».

История семейных отношений этой женщины не внушала большого оптимизма. Она была старшей дочерью и третьим по возрасту ребенком в многодетной семье. В конторе, где она проработала четыре года, о ней отзывались как о «спокойной девушке, обладавшей чувством собственного достоинства, которая с честью находила выход из самых сложных ситуаций».

С половым воспитанием дело обстояло из рук вон плохо. По словам пациентки, родители никогда не обсуждали этих вопросов и тем более не давали советов детям, так что первая менструация повергла ее в шок. В пятнадцать лет она стала заниматься онанизмом и при этом испытывала искреннее раскаяние за свое «безумство». Она чувствовала, что в случае разоблачения семья не перенесет такого позора и отречется от нее. Тем не менее, она продолжала мастурбировать до тех пор, пока не нашла себе другое занятие — членовредительство

Конн указывает на то, что чувство вины за рукоблудие, страх перед безумием, озабоченность по поводу отсутствия месячных и желание «увидеть кровь» (якобы для того, чтобы убедиться в том, что с ней все в порядке и рукоблудие не стало причиной беременности) — все эти факторы, осложненные галлюцинациями, во время которых она слышала голоса, упрекающие ее за постыдное занятие, неумолимо свидетельствуют о том, что именно онанизм способствовал столь экстравагантному проявлению чувства вины. Изувечив себя, она испытала чувство облегчения, а та гордость, с которой она демонстрировала окровавленную руку (виновную и наказанную) своей матери, а затем и посторонним людям, убеждают нас в правильности этого предположения.

В данном случае поиск истинной мотивировки связан с анализом и обобщением ассоциаций, воспоминаний, поступков и предварительных выводов лечащего психиатра. Таким образом, мы получаем отчетливое представление о мотивах членовредительства, порожденного чувством вины (за «постыдное занятие» мастурбацией), страхом перед наказанием, желанием искупления греха за счет подмены наказания самоуничижением. Клиническую картину венчает «горделивая и показная» демонстрация всему миру свидетельств своего искупления (в данном случае первым свидетелем увечья стала мать пациентки как предположительный представитель суперэго).

Автор отмечает, что вышеупомянутый синдром, вне зависимости от того, носит ли он характер инфекционного заболевания, послужил мотивом для подсознательного высвобождения саморазрушительных тенденций, которые здоровый человек в состоянии обуздать[1].

[1]В апреле 1934 г. я вместе с докторами Перри и Брайяном из муниципальной больницы города Топика, наблюдал пациента, страдавшего хроническим энцефалитом. Этот больной постоянно прикусывал себе язык, причем иногда раны были настолько серьезны, что во избежание значительной потери крови приходилось прибегать к хирургическому вмешательству. Поэтому передняя треть языка была покрыта многочисленными шрамами. Пациент не сумел дать внятного объяснения своим поступкам, а лишь сказал, что не мог удержаться от членовредительства. В данном случае психологические мотивы не были идентифицированы.

Несколько лет назад[2],

[2]Синдром шизофрении как результат острого инфекционного заболевания. «Шизофрения (Dementia Praecox), исследования, проведенные Ассоциацией по изучению неврозов и психических заболеваний», Хобер, 1928, с. 182-204.

в стремлении продемонстрировать взаимосвязь между обострением шизофрении и предшествовавшим инфекционным заболеванием, я провел соответствующее исследование, которое показало, что органическое нарушение способствовало высвобождению подсознательных стремлений, которые у здорового человека подавлялись. Они проявились только после начала физического заболевания. В связи с этим возникает искушение обсудить роль психического заболевания, но об этом факторе мы поговорим позже. Со всей определенностью можно утверждать, что наличие прямой взаимосвязи между органическим поражением мозга и последующим членовредительством сопровождается психическими отклонениями, аналогичными клинической картине, наблюдаемой при психозах, неврозах и изуверских культовых обрядах[3].

[3]Случаи членовредительства и попыток самокастрации, связанные с эмоциональным потрясением, можно наблюдать и в животном мире. (О.Л.Тинкльпо. Членовредительство у самцов макаки-резус. Мам-мологический журнал, 1928, т. IX, с. 293.) Автор приводит результаты наблюдений за поведением обезьян, проводимых в Йельском психологическом институте. «Самец макаки, которому в клетку, вместо любимой подруги, подсадили другую самку, выказал к ней явное отвращение, которое выразилось в кусании своих конечностей. Он нанес себе глубокую рану в области бедра, разорвал мошонку, из которой вырвал одно яичко, и повредил себе хвост. В течение последующих четырех месяцев он пребывал в состоянии, сопоставимым с клинической картиной глубокой психопатической депрессии».

Д. Повседневные и привычные формы членовредительства

Некоторые формы членовредительства стали настолько привычным явлением в повседневной жизни, что воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, и мало кому придет в голову сравнить их с экстравагантными выходками дикарей, психопатов или невротиков. Однако факт остается фактом — в той или иной степени все без исключения люди занимаются членовредительством. Так, мы отрезаем части своего тела, например, стрижем ногти и делаем это по привычке, если не по более глубоким, подсознательным побуждениям. Сила привычки настолько очевидна, что проследить первоначальные мотивы бывает достаточно сложно. Однако если вспомнить, с одной стороны, привычку грызть ногти, а с другой — подсознательную приверженность древнему закону «клыка и когтя», то напрашивается вывод о том, что остригание ногтей является своего рода контрмерой, которую цивилизованное общество противопоставило первобытным инстинктам. Можно предположить, что эта привычка не только утверждает отказ от примитивных тенденций, но служит средством, оберегающим человека от искушения дать волю своим инстинктам.

Согласно легенде «грязь», которая послужила причиной грехопадения Адама, находилась под ногтями. (См. «Энциклопедию религии и этики Гастингса», Скрибнер, 1910 г.)

Как известно, эти защитные меры доказали свою полную неэффективность.

Но чаще всего цивилизованные люди измываются над своими волосами. Широко распространенный обычай брить голову наголо вполне можно рассматривать как намеренное лишение себя части своего тела, то есть как членовредительство. Как и в ряде других случаев, эстетические критерии общества торжествуют над субъективными ценностями личности, что не умаляет существования последних и нашего интереса к сложившемуся раскладу сил.

Существует немало исторических свидетельств тому, что в прошлом стрижка волос имела более глубокий, знаковый смысл. Так, древние египтяне не стригли волос до окончания длительного путешествия, после чего обривали себе головы, принося волосы на алтарь богов в качестве благодарственного подношения. Греческие юноши по достижении совершеннолетия бросали отрезанные волосы в реку. Ахиллес не стриг волос, ибо его отец дал клятву посвятить его волосы реке Сперхей, если сын вернется с войны. В Сирии и на Аравийском полуострове волосы остригали по достижении половой зрелости. Этот же обычай бытовал в Древнем Риме, где волосы посвящались богу-покровителю. Известно, что Нерон посвятил свою первую бороду Юпитеру. Орест возложил свои волосы на могилу отца, что, вероятно, было частью общепринятой похоронной церемонии. У римских мореходов считалось особой честью посвятить свои волосы богу морей. У назореев бытовал следующий обычай: «Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он: должен растить волосы на голове своей» (Чис.6:5). После этого волосы сбривались и сжигались на жертвенном огне перед входом в жреческий шатер. Во время религиозных праздников запрещалось стричь ногти и волосы. Все эти примеры наводят на мысль о том, что волосы служили своего рода заменой жертвы целого его частью.

Североамериканские индейцы, подобно грекам, считали волосы источником жизненной силы. Прическу рассматривали как нечто неприкосновенное и неотъемлемое от жизни конкретного человека. Поэтому даже легкое касание волос другого человека воспринималось как смертельное оскорбление. Индеец племени пони выстригал волосы по всей голове, оставляя лишь гребень ото лба до макушки. Окрашенный и намазанный салом гребень торчал подобно рогу. Представители других племен снабжали прическу украшениями, символизирующими заслуги и доблести ее хозяина.

Очень часто волосы служили отличительным признаком социального положения. Так, коротко остриженные волосы носили рабы, а длинные — свободные граждане. У франков длинные волосы были исключительной прерогативой королей.

Стрижка волос служила наказанием за прелюбодеяние у древних индусов и германцев; шумеры также практиковали этот обычай в качестве наказания за другие преступления. (Напрашивается невольное сравнение с бритьем головы современным уголовникам.) Перуанские вдовы бросали свои отрезанные волосы в погребальный костер мужа (очевидная иллюстрация замены фактического самоубийства частичным, символическим).

Нередко волосы ассоциируют с мужской силой. В качестве примера можно привести сложившееся представление о мужчине как о существе с волосатой грудью, образ «Волосатой обезьяны» О'Нил а, легенду о Самсоне и т. д. Говоря о волосах, достаточно упомянуть разветвленную индустрию парикмахерского дела, а также большое внимание, которое как женщины, так и мужчины уделяют не только самой прическе, но и цвету, и структуре волос. Следует иметь в виду и обеспокоенность, которую испытывают лысеющие люди, и т. д.

Однако случаи, с которыми сталкиваются психиатры, заслуживают особого внимания, так как в них отношение человека к своим волосам предстает в преувеличенном, а порой и гротескном виде. Например, существует такое явление, как фетишизм, где объектом сознательного вожделения служат, в частности, волосы, то есть отдельная часть тела. Фетишисты могут просто восхищаться волосами любимого человека, но, как правило, волосы для них становятся объектом всепоглощающей страсти; возникает желание полного обладания ими. Нередко такое желание реализуется, то есть волосы состригаются и действительно переходят в собственность фетишиста. После этого локоны любимого человека начинают выполнять роль замены истинного объекта любви. Полицейские не раз сталкивались со случаями так называемых «стригунов», которые срезают волосы у абсолютно незнакомых людей

По сути дела, эта манипуляция мало чем отличается от обычая индейцев скальпировать своих врагов. Однако в последнем случае эротическая составляющая не так очевидна, так как ее подменяет явная садистская мотивация.

Коллега-психоаналитик привел случай, когда мужчина, в детстве заплетавший косы своей матери, всю оставшуюся жизнь проявлял нездоровый интерес к волосам. Когда стригли волосы его одноклассников, он приходил в сильное возбуждение. Потом, уже во взрослой жизни, он стал завсегдатаем парикмахерской, и каждый визит туда доставлял ему неимоверное наслаждение. Нормальному человеку трудно себе представить, как от столь заурядного действия, каковым является стрижка волос, кто-то может испытывать сексуальное возбуждение и даже получать удовлетворение. Дело в том, что в процессе исторического развития человечества сексуальная составляющая волос была принижена и стала носить скрытый характер. Невротики и психопаты преодолевают сдерживающие барьеры и в полной мере проявляют первобытные чувства. Для них это тягостная ноша, а для психоаналитика — благодатная почва для исследования.

Похожий, но еще более поразительный пример приводит доктор Роберт Найт, который любезно предоставил мне эту информацию. Четырнадцатилетний юноша во время первого бритья испытал чрезвычайное сексуальное возбуждение, и с тех пор оно его сопровождало при каждой попытке взять в руку бритву. Ежедневно в четыре часа утра, то есть за два часа до того, как просыпался его отец, он шел в ванную комнату и совершал несколько специфических ритуалов. Один из них ассоциировался с чувством боли. Он накладывал на лицо депилаторий и после того, как маска подсыхала, отрывал ее от лица. Не ограничиваясь этим, он выщипывал остатки щетины ногтями, что приводило к образованию многочисленных прыщей, которые потом он с болезненным удовольствием выдавливал. Кожные высыпания приобрели хронический характер, и, когда молодой человек в возрасте двадцати одного года обратился за лечением, ему поставили диагноз «acne indurata».

Этот случай демонстрирует не только эротическую привязанность к процессу бритья, но прямую взаимосвязь между привычной формой членовредительства и невротическим расстройством (выщипывание щетины ногтями), причем для пациента как первое, так и второе имело одинаковое значение.

Внимание, уделяемое манипуляциям, которым подвергает своих клиентов парикмахер, показывает, что даже нормальные люди придают этому процессу особое значение. Для того чтобы убедиться в том, что на подсознательном уровне люди придают этим услугам эротический оттенок, достаточно вспомнить об атмосфере, царящей в парикмахерских салонах, об удовольствии, которое многие женщины и некоторые мужчины испытывают во время этой процедуры, разделении парикмахерских по половому признаку. (При этом будет любопытно отметить, что все вышесказанное в основном имеет отношение именно к стрижке волос, а не к прическе.) Стрижка олицетворяет своего рода умаление мужественности, как, например, в истории Самсона и блудницы Далилы. В наше время она символизирует принесение в жертву первобытных инстинктов в угоду нормам цивилизованного общества. Кто-то сказал, что степень цивилизованности общества зависит от того, как часто используется бритва.

Подчеркивая сексуальную символику волос, Гарник ссылается на семитский миф об Адаме и Еве: «После того, как ели они от дерева, волосы их осыпались, и они предстали во всей своей наготе». (И г е н Д ж. Тайное удовольствие, потребность в украшении и чувство прекрасного. Психоаналитический вестник, июль 1932 г., с. 216-261.)

Как мы знаем, частичное самоотречение, как правило, преследует более серьезную цель. Небритый мужчина хотя и выглядит более мужественным, но имеет мало шансов понравиться современной женщине. Таким образом, уступая в малом, он добивается большего.

Еще одним примером подобного самоотречения может служить отказ китайцев от вековой традиции носить косичку. Таким образом, цивилизации отдается дань, подобно тому, как в древние времена признак мужественности приносился в жертву богам.

О символике одежды и, в частности, причесок см.: Психология одежды. Д ж. К. Ф л ю г е л ь. Международная психоаналитическая библиотека, № 18, Хогарт, Лондон.

Доктор Лео Стоун обратил мое внимание на результаты исследований, в ходе которых было отмечено отождествление волос с гениталиями. В частности, было отмечено, что ортодоксальные иудеи, исполняя обряд обрезания, воздерживаются от стрижки мальчикам волос, как бы компенсируя частичную утрату первичного полового признака. Впрочем, я не являюсь специалистом по талмудическим обрядам и не могу претендовать на исчерпывающее представление об иудейских традициях.

Отличительной особенностью рассматриваемого вида бытового членовредительства является то, что этот процесс не сопряжен с необратимостью последствий. Волосы и ногти отрастают вновь. Так, женщины, делая короткую стрижку, знают о том, что, если она окажется им не к лицу, они смогут вновь отрастить длинные волосы. Иногда процесс стрижки с последующим отращиванием волос повторяется многократно, в зависимости от особенностей характера и капризов моды.

Принципиально важным является то, что бытовые формы членовредительства, как правило, не сопровождаются болезненными ощущениями. В отличие от психопатов и невротиков, нормальный человек не будет причинять себе боль по собственному почину. Наконец, важен сам факт того, что так называемое «нормальное» членовредительство в какой-то мере удерживает человека от осуществления более радикальных действий, которые обрекают субъекта на насмешки и разочарование, а также внушают посторонним как минимум недоверие к субъекту.

Краткие выводы

Мы убедились в том, что феномен членовредительства встречается очень часто. Это явление наблюдается у психопатов, невротиков во время органических нарушений, при проведении религиозных ритуалов и даже в повседневной жизни. Для всех случаев характерны типичные мотивы и особенности поведения.

Наиболее очевидным мотивом является принижение активной мужской роли, сопровождающееся повреждением или удалением части тела. Даже если не принимать во внимание психоаналитическую предпосылку, согласно которой членовредительство является скрытой формой самокастрации, этот вывод нельзя сбрасывать со счетов, так как частичное уничтожение части своего тела сопровождается эротическими ассоциациями, а повреждаемый орган, как правило, отождествляется с гениталиями. Последние в воображении больного могут представлять как женское, так и мужское начало, но в большинстве случаев преобладает ассоциативная связь с мужскими органами. Принесение в жертву гениталий или их замены удовлетворяет эротическим запросам и потворствует агрессивным побуждениям. В то же время преследуется еще одна цель — снятие подсознательного чувства вины с помощью самонаказания.

Членовредительство может носить как активный, так и пассивный характер, иметь внешнюю и внутреннюю направленность. Например, человек, ненавидящий кого-то, лишает себя руки. В этом смысле уместно вспомнить поговорку, согласно которой «лучше отрезать себе нос, но сохранить голову». Пассивная форма наиболее очевидна, так как конкретна и направлена на реальные, а не воображаемые объекты (субъекты). Достаточно вспомнить о провокационном характере поведения детей, грызущих себе ногти, или о симулянтах, доставляющих столько хлопот как врачам, так и своим близким.

Эротический характер активной формы членовредительства обусловлен подсознательной бисексуальностью всех людей. Так, принижение мужского начала обусловлено подсознательной завистью к представительницам прекрасного пола. Наряду с этим отмечается тенденция к агрессивной направленности искаженных сексуальных инстинктов. В этом смысле эротическая составляющая членовредительства является одновременно первичным и вторичным мотивом.

И наконец, членовредительство подразумевает стремление к наказанию, которое также носит двойственный характер. С одной стороны, налицо стремление к жертвенному искуплению прошлых агрессивных поступков и помышлений, а с другой — упреждающая защита и расчет на снисхождение. В последнем случае уничижение согрешившей части тела предупреждает будущие агрессивные поступки (и их последствия).

Объем данной книги не позволяет подробно рассматривать природу агрессивных фантазий, провоцирующих чувство вины и последующую самокастрацию или членовредительство, которые изначально направлены на родителей или сестер и братьев. На основании опыта многих психоаналитиков можно говорить о наличии эдипова комплекса, формирующегося в связи с подсознательным желанием убить отца или искалечить мать, отдающую предпочтение отцу или другому ребенку.

Психология bookap

Таким образом, членовредительство порождается конфликтом между эгоцентричными агрессивными побуждениями и желанием жить (любить). При этом частичное самоуничтожение способствует поощрению непреодолимых побуждений и в то же время предотвращает более тяжкие последствия. Частичное самоуничтожение можно рассматривать как профилактическое средство, когда оно принимает бытовые, привычные формы, такие как обкусывание ногтей и стрижка волос. Впрочем, этот вывод не распространяется на людей, утративших чувство реальности или имеющих расстроенную психику.

Однако при любых обстоятельствах членовредительство является своего рода компромиссом, ибо удерживает людей от принятия рокового, фатального решения, то есть от самоубийства. В этом смысле его можно назвать победой жизненных инстинктов над инстинктом смерти, хотя и досталась она дорогой ценой.