Часть 3, ХРОНИЧЕСКАЯ ФОРМА САМОУБИЙСТВА

Глава 1. Аскетизм и мученичество


...

Элемент агрессивности

Наряду с искусственно нагнетаемым элементом вины мученикам и аскетам свойственно и естественное удовлетворение, которое они получают, потакая природной агрессивности. Мы уже анализировали деструктивные тенденции как скрытый мотив самоубийства. В цивилизованном обществе это неотъемлемое человеческое качество не принято выставлять напоказ; поэтому человек привык в той или иной степени маскировать свои атавистические инстинкты. Как правило, общество склонно не замечать этого свойства борцов за идею и мучеников, хотя поступки таких людей у всех на устах, и за эту недальновидность приходится дорого расплачиваться. Психолог не может обойти вопрос стороной, так как эту цену платит его пациент. Более того, рассмотренное выше чувство вины и сопровождающее его стремление к наказанию неразрывно связаны с природной агрессивностью и деструктивными тенденциями, которые проявляются в намерениях и поступках. Иными словами, эта проблема представляет основную тему нашего исследования.

Порой агрессивность поступков очевидна; так, объявление голодовки явно преследует деструктивную цель. На первый взгляд стремление переложить вину за собственные страдания на другого человека и тем самым возложить на него моральную ответственность за собственное поведение кажется абсурдным. Тем не менее такие действия приносят результаты, когда иные средства, в частности, открытое противодействие, доказывают свою неэффективность. В Новом Свете к этому средству прибегали индейцы в неравной борьбе с испанскими завоевателями. Современным примером может служить объявление венгерскими шахтерами массовой бессрочной голодовки. Индийская легенда1

У э стер м ар к, т. II, с. 649.

повествует о том, как раджа приказал отобрать дом и землю у брахмана. В ответ на это обиженный уморил себя голодом у ворот дворца правителя, и после смерти брахмана его мстительный дух разрушил дворец обидчика и уничтожил его самого. Сюжет легенды перекликается с поведением ребенка, рассерженного на родителей. Желая им досадить, он (а такие мысли возникают у всех детей) лелеет мысль о том, «каково им будет, когда я умру!».

От сознательного и целенаправленного стремления причинить страдание другому человеку до бессознательного побуждения, когда агрессор не отдает себе отчета в своем намерении, один шаг. Исследования показали, что насильственное обуздание инстинктивных порывов приводит к деградации личности и ослаблению ее способности к социальной адаптации. Поэтому аскеты часто становятся отшельниками, порывая всякую связь с семьей и друзьями. Принято считать, что суровые запреты, наложенные на отправление естественных физиологических потребностей, приводят к тому, что человек теряет чувство юмора и великодушие, становится неискренним и угрюмым. До определенной степени это утверждение справедливо. Однако теория психоанализа отводит особую роль этиологическим понятиям и, определяя причинно-следственные связи, утверждает, что дефицит терпимости, доброты и благородства является результатом недостаточно развитых инстинктов любви, призванных нейтрализовать злобные побуждения. Поэтому аскет, строго контролирующий любой вид собственной деятельности (как деструктивной, так и созидательной), не может противостоять своей же агрессивности, коль скоро он подавил чувство любви. Таким образом, нужно не противостояние, а изменение формы и направления агрессивных побуждений. Например, внешнее проявление неудовольствия носит случайный характер и служит лишь ширмой для глубоких душевных переживаний страдальца. Следовательно, опасность для окружающих является гипотетической и носит косвенный характер. Поэтому ответственность за агрессию не является предметом морального осуждения.

Суть аскетической агрессивности прекрасно выражена в четверостишии Кларенса Дея:

ИЗВОРОТЛИВОСТЬ ЧЕРВЯ

Красотка, с Адом обвенчавшись,
Познав его любви жестокость,
Прикинется невинной жертвой,
Но вскоре черта воплощеньем станет.


«Нъю-Йоркер», 2 марта 1935 г.


С полной уверенностью можно говорить о том, что агрессивность мученика большей частью направлена на самых близких ему людей, как правило, на членов семьи. Рассказывают о святом, который в течение всей жизни ни словом, ни делом не обидел и мухи. В то же время его благочестие распространялось на кого угодно, но только не на собственных родственников. В действительности в этом нет ничего удивительного, ибо жестокость к объектам любви изначально заложена в каждом человеке. Потребность в ненависти столь же неистребима, как потребность в любви, и синтез этих чувств проявляется в нашем отношении к окружающим. Обычно желание любить и быть любимым наиболее отчетливо проявляется в семейном кругу, хотя частые ссоры между родственниками свидетельствуют о скрытом чувстве ненависти. Как мы уже убедились, любовные инстинкты мучеников в свое время не получили должного развития, и этот дефицит был в полной мере восполнен противоположными эмоциями.

Один из героев моего штата, Джон Браун, был прославленным борцом за гражданские права негров. За двадцать лет своей деятельности на этом поприще он прошел «огонь и медные трубы». Он умолял и дрался, увещевал и убивал, пока сам не был повешен по обвинению в измене и убийстве. Воистину он был страстотерпцем. За день до казни он несколько раз повторил следующую фразу: «Сейчас, как никогда, я заслуживаю быть повешенным». Создается впечатление, что его неугомонная, ожесточенная душа всю жизнь стремилась к такой кончине. По письменному свидетельству его защитника, «...он заявляет, что не покинет узилища, даже если двери тюрьмы распахнутся... Полагаю, что следует оставить надежду вызволить нашего друга из застенка, ибо он хочет, чтобы его повесили! Старина Джон действительно этого хочет, спаси, Господи, его душу».

В то время как неустрашимый Джон Браун, одержимый своими фанатичными идеями, колесил по стране, его жена и дети страдали на заброшенной ферме, живя в безнадежной нищете. Детей у четы Браунов было тринадцать, девять — умерли, не выдержав подобного существования. Семья борца за справедливость жила в ветхом доме, крыша которого протекала, а тонкие стены не спасали от зимнего холода, кроме того, они едва не умирали от голода, то есть были лишены элементарных средств к существованию. Когда сыновья подросли, отец послал за ними, собираясь положить и их юные жизни на алтарь священной войны. Робкий протест матери, попытавшейся убедить мужа в необходимости оставить мальчиков дома, и ее доводы против столь непосильной для юных плеч ноши не возымели успеха и были грубо отвергнуты. В свое время один из сыновей написал отцу, что у братьев хватает забот по хозяйству и они не намерены участвовать в кровавом и безнадежном деле своего родителя. Они не желают попасть в тюрьму, которая давно плачет по их отцу — убийце и бунтовщику. Один из сыновей сошел с ума; другого застрелили. Но папаша упорствовал и не оставлял попыток втянуть их в свои дела. Он писал: «Передайте сыновьям, что, несмотря на их непослушание, так просто они от меня не отделаются». И этот человек сдержал свое слово. Двое сыновей погибли мучительной смертью во время осады Харперс Ферри. Город окружил отряд в тысячу человек, но, несмотря на столь значительное численное преимущество противника, Браун, стоявший во главе горстки мятежников, отказался сдаться и послал молодого парламентера на переговоры о перемирии. Юноша был взят в плен противником. Тогда Браун посылает к врагам собственного сына, любимца матери. На глазах отца в сына стреляют, и тот, смертельно раненный, ползет в сторону арсенала, где умирает в муках. Старик продолжает упорствовать. Наконец его захватывают силой. Из всего вышесказанного видно, что он не испытывал к сыновьям никакого сочувствия, отказываясь сменить гнев на милость и отпустить их на все четыре стороны.

Эта история подробно изложена в книге Леонарда Эрлиха «Мститель божий», Симон & Шустер, 1932.

Подобные истории вновь и вновь убеждают нас в полном равнодушии мучеников к страданиям своих близких. Многие великие исследователи и ученые бросали свои семьи на произвол судьбы, чтобы осуществить задуманное. Всем знакома категория людей, которые, жертвуя интересами семьи, становятся «рабами» бизнеса и собственных амбиций. Примеры проявления подсознательной агрессии у людей, посвятивших свою жизнь жертвенному служению, неисчислимы. Так, Гоген покинул семью, чтобы служить искусству живописи; революционеры ради высоких идеалов подвергали опасности не только собственную жизнь, но и жизнь своих близких и друзей; домохозяйки жертвуют собой во имя семьи, домашнего уюта и чувствуют себя несчастными. Психологические исследования позволяют утверждать, что полное безразличие к радостям жизни и материальному благополучию не случайно и не фатально.

В сказаниях о ранних христианах есть немало примеров тому, как сын не только отказывался от матери, но и отрицал всякое с ней родство. Согласно типичному сюжету, мать (или сестра) отправляется на поиски сына-странника в надежде снова увидеть родное дитя, но отшельник упорно не признает ее. Элемент торжества от мнимой победы над матерью просматривается на страницах многих исторических хроник. Иногда мать все же добивается долгожданной встречи, и тогда сын-отшельник является к ней в неузнаваемом виде, делая тем самым встречу как бы несостоявшейся, или надевает на глаза повязку, лишь бы не видеть матери и не отказаться от своего решения.

Святой Пимен и шестеро его братьев удалились в пустынь и стали вести монашеский образ жизни. Их мать, пожилая женщина, перед смертью решила повидать своих детей. Для этого она выждала момент, когда монахи покидали свои кельи, чтобы отправиться на молитву в часовню. Заметив, что их застали врасплох, сыновья успели захлопнуть двери своих келий и решительно отказались выйти. Огорченная старуха стала плакать и причитать, но дети оставались неумолимы, обещая встретиться с ней в ином мире.

Известная история о Симеоне Столпнике отличается еще большей агрессивностью по отношению к матери. Именно о нем Леки писал: «Если верить его панегиристу и биографу, родители очень любили своего сына Симеона, в то время как он, решив вести праведную жизнь, начал с того, что разбил сердце собственного отца, который умер от горя, не в силах терпеть разлуку с любимым чадом. Однако его мать была еще жива, хотя каждый день ее становился черным от безысходной тоски. Через двадцать семь лет после того, как сын покинул ее, она сумела узнать, где он обитает, ибо слава о его благочестии распространилась повсюду. Не теряя времени, старушка отправляется в дорогу, но ее надеждам не суждено было сбыться. Ее не пускают даже на порог его жилища, и новоявленный святой не позволяет матери бросить последний взгляд на столь любимое ею лицо. Сквозь слезы и неудержимые рыдания она умоляет сына впустить ее. По преданию, она обратилась к нему со словами: «Сын мой, за что ты так жесток со мною? Я носила тебя во чреве, а ты иссушил мне душу печалью. Я кормила тебя грудью, а ты наполнил мои глаза слезами. На мои поцелуи ты ответил мне сердечной мукой. За все мои старания и заботы о тебе ты заплатил черной неблагодарностью». Наконец Симеон отправил к матери посыльного с сообщением, что вскоре она увидит своего сына. Несчастная провела три дня и три ночи в стенаниях и мольбах, и обессиленная, но с надеждой в душе, она опустилась на песок рядом с негостеприимной дверью и испустила последнее дыхание. Святой Симеон в сопровождении учеников вскоре вышел из кельи. Уронив скупую слезу на тело им же убитой матери, он сотворил молитву за упокой ее души, а затем под восторженный шепот почитателей удалился восвояси».

И это был святой, превзошедший современных ему мучеников изощренностью своего покаяния и самоотречения! «От него исходило непереносимое для окружающих зловоние; с его тела опадали черви, а его ложе кишело паразитами. Иногда он покидал монастырь и ночевал на дне сухого колодца, населенного, по рассказам современников, демонами. Им были возведены три пьедестала, последний из которых был шести футов высотой [прим. 180 см] и диаметром в два локтя [прим. 90 см]. В течение тридцати лет, невзирая на непогоду, он усердно отбивал земные поклоны на этом пьедестале. Очевидец попробовал последовать его примеру, но обессилел на 1244 поклоне. Мы уже упоминали о том, что св. Симеон целый год простоял на одной ноге. Другая нога мученика была покрыта незаживающими язвами, и в то время, как его биограф возвращал опадающих на землю червей на место их привычной «трапезы», Симеон, обращаясь к очередному паразиту, приговаривал: «Вкушай плоть, дарованную тебе Господом ».

Здесь и в предыдущем разделе цитируется по книге Леки, с. 134.

Бессознательная гордость и удовлетворение от унижения своих близких отчетливо просматриваются в строках дневника известной великомученицы Перпиции.

См. цитированную ранее книгу Мейсона, с. 85-105

Эта молодая женщина родилась в знатной семье, получила прекрасное для того времени образование. У нее были заботливые родители, которые души не чаяли в своей единственной дочери. Несмотря на молодость, а ей было всего 22 года от роду, благодаря своей несгибаемой стойкости, она пользовалась заслуженным уважением среди пострадавших за веру узников-христиан. Ее записи свидетельствуют о том, как она противостояла доводам отца, пытавшегося отвратить дочь от истинной веры и считавшего христианство опасным заблуждением. Однажды, не на шутку разгневанный открытым и упорным неповиновением, он набросился на дочь, чтобы вырвать ее бесстыжие глаза, но, как она самодовольно пишет, «ретировался посрамленный». Далее она добавляет: «После этого случая я несколько дней кряду возносила господу благодарственные молитвы за то, что он избавил меня от присутствия отца; то, что его наконец-то не было рядом, вселяло надежду и вызывало приток новых сил».

В дневнике, который она предположительно вела в тюрьме незадолго до своей мученической кончины, приводится описание нескольких тягостных семейных сцен. Так, однажды отец, вне себя от горя, умолял ее пощадить его седины; попрекал тем, что ей всегда отдавалось предпочтение перед братьями; просил не делать семью объектом всеобщего презрения и порицания, так как, «если с тобой что-нибудь случится, мы не посмеем взглянуть людям в глаза». На суде он держал на руках ее малолетнего сына и взывал к материнскому чувству, говоря, что «он не сможет жить без тебя». Возглавлявший судилище прокуратор Иларион был тронут искренним горем старика и повел речь о сострадании к почтенным сединам отца и юному возрасту сына преступницы, но его слова никого не убедили. Далее Перпиция пишет, что, когда прокуратору надоело слушать вопли отчаявшегося родителя, он велел его утихомирить. Тогда один из стражников ударил старика палкой, заставив его замолчать. Однако эта встреча не была последней. Накануне казни христиан отец снова пришел в тюрьму, стал рвать на себе волосы, биться головой об пол и умолять, чтобы дочь нашла «слова отречения, которые могут избавить ее от страшной участи». Перпиция осталась глуха к просьбе родителя.

Историю Перпиции приводит Тертуллиан, который утверждает, что героиня сохраняла присутствие духа до самого конца. Даже на арене цирка она стала препираться с трибуном по поводу деталей предстоящей казни, и ее аргументы были столь убедительны, что распорядитель казни выполнил ее требования; Перпиция вызвала восхищение зрителей своим бесстрашием. Сбитая с ног ударом рогов разъяренного быка, она хладнокровно направила меч гладиатора-новичка, не решавшегося перерезать ей горло. По словам ее биографа: «Эту женщину нельзя было бы убить... не по желай она этого сама»1.

Цитируется по книге Мейсона, с. 85-105.