Приложение

… и лишь сердце его было ему другом.
и наконец в одну прекрасную ночь
небеса расступились над сном его
и янтарные гроздья миров светились
в живой пустоте по стороне левой
неизмеримого проема
расступавшегося перед ним мирозданья
и бесконечной высоты слоистые горы и плато
как на плотах плыли справа
и мерцали белизной цветы вишни
в ночных садах ведя его сердце все дальше
все ближе по тихим дорогам
по дымным дорогам по водам безмолвия
и поводыри сменяли друг друга
и вишни созрели уже
и он почти вспомнил
когда под другими звездами
август наступал звездной пылью поденок
на желтый свет фонарей
в тишине ночей
он почти просыпался
на бесконечной темной безмолвной свежей вечной воде
в одном из кругов света
расходившихся неизменно
от сердцевины света
он почти просыпался
но почти не помнил где он хотел бы проснуться
и потом он проснулся

как это происходит? Нечто, погружаясь в поток,
становится жизнью — например, растеньем
или январским вечером кто-то идет в кино,
иногда не присутствуя здесь из-за силы течения.
безмолвны начала зрения — говоришь о любви,
где ты можешь и есть, и спать, и оглянуться, сказать «вернись»,
но однажды приходит ветер и ты слышишь «фр-р-р»
после которого как бы воздушный шар
отпустив канаты, сбросив баласт устремляется прочь,
я сказал бы «в ночь», но, по-правде, не видно куда.
Говорят это путь домой и в такой дали
нечто во мне на это отвечает «да»

летящий в сумерках или в тумане
на малой высоте, ты сохраняешь тень
и в этом шанс вопроса о природе
летающих. Сначала вертикально,
как помнится, ты выскользнул из дома,
на некой высоте возможен интерес
к тем мастерам, что извлекают сцены
подобные твоей из ткани бытия.
Ты можешь где-нибудь на землю опуститься
учись ходить, но обходя загадки
пропеллеров и прочих турбулентов,
что сохраняет целостность тех тел,
вообше-то невозможных, но так зримы
их наблюденья местностей пустынных.
Там можно встретить девушку с приятным,
чуть отрешенным голосом. По цвету
ее глаза — как черные маслины;
учи ее летать, если захочешь,
или спроси: «Не знаешь ли какую
имеют власть здесь крики петухов?»,
но не пытайся продлевать знакомство —
с предметом, человеком или птицей —
до появленья ветра. Пункт изгнанья
возможно так себя проявит, ты теряешь
при этом силы, приближая возвращенье.
Узнай о чем угодно — о себе,
о времени, о мире, о баранах
наших. Важнее как вообще
ты оказался здесь, такой красивый.
Потом все меркнет — можешь попытаться
вцепиться в ощущенье в даль скользящих
мгновений, что уже впадают
в другие реки, как и ты — летящий
обратно. Тайна вдоль пути,
в отличии от «там» и «тут», не расставляет
силков; тех птичек слышен «фр-р-р»,
что неизвестно где летают по ночам…

… там, где начинается невозможное,
где едва различимы
очертанья предметов и тел
откуда-то приходит
запах серебряных полей,
пронзительно ясных,
теряющихся во тьме,
ты движешься сквозь них,
благодаря им,
долго — как для всего настоящего,
нет времени,
которым можно было бы назвать этот срок —
и тот, кто тебя ждет
уже смотрит на твою жизнь
в твои глаза
и ты почти видишь его
когда невозможное
пребывает в золотое свечение
того, что действительно есть
…мы знали друг друга, но ночь была между нами
и кто-то еще
мы смотрели на парки и видели темноту.
тревога жила в ветвях,
в медленных дырах прогалин
открывалась тревога
и кто-то еще
я возвращался в то время когда я был молод.
Оно изменилось с тех пор, места для людей
занял кто-то другой
мир, который я вижу,
утратил прочность
ничто в нем не будет таким же как раньше
будто смерть отпустила живот мой и странный комок
в нем таял как зуммер в домах на окраине города,
как февральская ночь,
как запах,
как тот,
кого я давно ожидаю.