Глава 1 Счастливые пары


...

Сенека Младший и Паулина Помпея

Удалиться от шумного света и создать вокруг себя, в себе — железное кольцо покоя.

Сенека

Я указал тебе на то, что могло бы примерить тебя с жизнью, но ты предпочитаешь благородную смерть; не стану завидовать возвышенности твоего деяния. Пусть мы с равным мужеством и равною твердостью расстанемся с жизнью, но в твоем конце больше величия.

Публий Корнелий Тацит. Последние слова Сенеки, обращенные к жене, которая пожелала умереть вместе с ним

Пожалуй, Сенека и Паулина, как ни одна другая пара в истории, прославили свою жизнь смертью. Их союз, прерванный вынужденным самоубийством философа, был согрет любовью, замешанной на глубоком духовном единении и бесконечной жажде познания своей истинной природы. Их любовь может быть названа лебединой. Связь знаменитого поборника великих истин, могущественного чиновника и красиво стареющего мужчины с молодой женщиной совершенно новой формации в глазах представителей свободолюбивого римского общества была необычной, как будто окруженной ослепляющим светом божественной ауры. Даже по прошествии двух тысяч лет эта пара кажется крайне необычной для усыхающего, погибающего общества их современников. В своей отстраненности от мира она была пронизана каким-то сакральным духом, знаковым свидетельством принадлежности к тонкому и более чуткому миру, непостижимому и скрытому от непосвященных. Словно допущенные к священной тайне любви, эти двое возвышались среди хаоса, будто два полупрозрачных астральных тела, недостижимых и сияющих, и это была только их заслуга. Конечно, так было не всегда, ибо отдельный человек, даже стоящий на верхней ступени иерархической лестницы власти, не может оказаться полностью освобожденным от влияния этой самой власти. «Обладающий чем-то находится во власти того, чем он обладает» — это изречение Ницше как нельзя лучше подходит к жизни античного философа, который много знал о человеческой двойственности. И все же Сенека и его жена, если можно так выразиться, поймали волну, на гребне которой пребывали до смертного часа. Почти три десятка лет вместе, по одной исторической версии, или около шестнадцати лет, по другой, Сенека и Паулина демонстрировали по отношению друг к другу редкую для того времени заботу, нежность, уважение. Это была дружба равных. Они научились не замечать грязи вокруг, игнорируя повсеместные раздражители блуда, пошлости и агрессии в податливой человеческой душе. Каждый из них старался дать партнеру то, чего ему недоставало, оба они сумели дополнить друг друга, и не только их смерть, но и жизнь достойна искреннего восхищения сменяющихся поколений. Перефразируя Якова Буркхарда, можно с полным основанием заявить, что эта семья представляет собой отчетливый пример величия отношений мужчины и женщины, ибо выходит далеко за рамки индивидуального.

Консервативная среда в преломлении нового времени

Противоречивость личности одного из самых именитых философов древности лишь подчеркивает дуалистичность самой человеческой природы, саркастически намекая на сложность безоговорочного следования правилам, в которых содержится несомненная польза для человека, и на чисто земное бессилие решительно отказаться от искусительного яда соблазнов. Пьер Грималь считает Сенеку «цельным образом», тогда как Вил Дюрант усматривал в нем «позерство и непоследовательность». И каждый из крупных исследователей его личности приводит неоспоримые аргументы в защиту своей правоты. Однако правда, как всегда, находится где-то посредине. Будучи апологетом умиротворения и аскетизма во всех сферах жизни, Сенека Младший не сумел избежать вовлечения в большую политику, позволил тирану использовать свои недюжинные дарования и без преувеличения выдающиеся знания человеческой природы. Не смог этот удивительный духовный аскет отказаться от накопительства (хотя и не прилагал к этому особых усилий, а само богатство не имело чрезвычайной ценности в его глазах), и даже уже принятое вегетарианство вскоре отверг, сохранив, правда, умеренность в еде и питье. Некоторые античные авторы приписывают Сенеке и сексуальную невоздержанность, по меньшей мере в молодые годы. Таким образом, Сенека предстает перед нами вовсе как не великий мессия, окутанный божественным светом, а как человек со множеством разнообразных слабостей и даже пороков, который все же осознанно и последовательно боролся с собой, двигаясь по пути нравственного очищения и личностного совершенствования. Своей собственной судьбой — а смерть его, несомненно, стала прямым следствием ранее дозволенных слабостей — Сенека Младший, как никто иной, продемонстрировал свою принадлежность к колеблющемуся роду человеческому. Вечно сомневающемуся, спотыкающемуся о собственные пороки, однако стремящемуся к самосовершенствованию, ищущему покаяния и новых путей развития, созидания — во имя самосохранения и самовыражения. Его жизненный путь — будто сквозь заросли и таежные буреломы, – его противостояние собственным слабостям напоминают усилия другого такого же непримиримого поборника самосовершенствования — Льва Толстого. Оба они лишь в конце жизни пришли к поразительному взаимопониманию с Природой и согласию с внутренним «я». Но Сенеке, в отличие от Толстого, явно удалась еще одна грань жизни — семейная. И именно в этом контексте его незыблемые семейные устои наряду с множеством других психологических изменений стали, с одной стороны, свидетельством духовного роста и нового воплощения личности, а с другой — ярким признаком влияния неординарной женщины на творческую натуру ищущего мужчины. В истории он был падшим ангелом, которого к смертному часу настигло великое озарение, заставившее взмыть ввысь и застыть там мерцающей, никогда не гаснущей звездой. И роль в этой трансформации сознания его спутницы, стоящей в тени истории, гораздо большая, нежели может показаться на первый взгляд.

Будучи выходцем из сословия римских всадников, которое, являясь мускулами империи, неуклонно стремилось к расширению своего влияния, Сенека Младший с детства почти неосознанно и удивительно легко напитывался всеми достижениями римской культуры, словно росток, купающийся в лучах солнца. Информация, которую он с восторгом познающего мир пришельца черпал от заботливых родителей и приветливого окружения, с первых лет жизни убеждала его в том, что он не просто замечательный, а даже исключительный ребенок. Оранжерейная обстановка в семье благоприятствовала развитию активно действующего интеллекта и вполне устойчивой психики, лишенной как плаксивой сентиментальности и поэтической чувствительности, так и излишнего стремления к жестокости, свойственного мужчинам его времени. Несмотря на переезд с отцом и теткой в Рим еще в раннем возрасте, семья сохранила все свои традиции, и прежде всего в вопросах образования. Великолепное обучение у «грамматика», оставившее немало добрых воспоминаний, мотивированные акценты на лучших произведениях литературы и философию дали обильные всходы. Наконец, сказывалось и влияние родного отца, известного среди современников оратора, прославившегося популярными учебниками по ораторскому искусству и утверждавшего, что красноречие удваивает силы обученного говорить. Этот набор знаний позволил Сенеке Младшему сделать в Вечном городе сногсшибательную карьеру.

Нельзя не отметить, что Сенека взрослел в то двусмысленное время, когда стремившийся уйти из жизни праведником император Август повел непримиримую борьбу за спасение нравственности. Это был довольно смутный для формирующегося разума час, когда получившие невиданную свободу женщины либо стремились употребить ее тотчас для приобретения власти над мужчинами, либо уходили с головой в мужской мир достижений — науку, юриспруденцию, литературу. Первое если не случалось гораздо чаще, то производило более эффектные сотрясения душного римского воздуха. И суровые решения Августа отправить в изгнание за откровенный и шокирующий разврат сначала свою родную дочь, а затем и родную внучку послужили громкими скандальными свидетельствами лавинообразного падения нравов. Но это также было время усердных попыток непримиримой борьбы за прежние ценности, уже теряющие власть над обществом. С одной стороны, в городе ощущался захватывающий дух вседозволенности, с другой — нравственное воспитание все еще опиралось на героические образы соотечественников, таких как Муций Сцевола или Катон, оставившие по себе величественную память.

И все же цепная реакция грехопадения при Августе еще не накрыла все общество, и Сенека со своим «периферийным мировоззрением» не только оказался приверженцем популярного в те годы «нравственного» мистика Сотиона, но и демонстрировал впечатляющее стремление к совершенствованию личности. Эти понятия возымели власть над ним, и до конца жизни самоактуализацию и развитие личности Сенека считал главными задачами любого обитателя земли. Несмотря на то что его старший брат Новат, скорее всего под давлением амбициозного родителя, уверенно двинулся на баррикады политических достижений, юный Сенека тогда мало оглядывался на рвущуюся в политику молодежь. Более того, чтобы приобщиться к высоким культурным ценностям, он гораздо чаще своих молодых современников приносил в жертву плотские желания, ставя превыше всего творческие достижения и сознательно, усилием воли нащупывая иные пути самовыражения. Этому способствовало и слабое здоровье непримиримого искателя приключений, толкавшее его на поиск иных способов самовыражения. Историки оставили любопытное упоминание о свойственном Сенеке самоподавлении и волевом воздействии на отчаянно требующее пищи либидо: по вечерам он обязательно припоминал события прошедшего дня, мысленно бичуя себя за поступки, кажущиеся недостойными избранной роли праведника. Вообще, философы оказали на формирование Сенеки гораздо большее влияние, чем отец и старший брат. Известна и его тихая конфронтация с отцом по поводу философии, которую родитель недолюбливал за отвлеченность, отрыв от практической жизни с ее вечной борьбой за власть. Прославленный ритор упорно подталкивал и среднего сына к подобной карьере, среди прочего сделав из него одного из лучших ораторов Рима.

Очевидно, немаловажным естественным «стимулятором» в формировании неординарного представления о жизни стало резкое ухудшение здоровья этого уже тогда непохожего на большинство сверстников молодого человека, сопровождающееся такой ужасной депрессией, что он даже «подумывал о самоубийстве». Постоянные простуды с высокой температурой вынудили родственников принять компромиссное решение об его отъезде на несколько лет в Египет, несмотря на то что возраст уже позволял ему бороться за место в сенате. Это было тем более обидно отцу, если принять во внимание тот факт, что родная сестра его жены вышла замуж за отпрыска всесильного в те времена префекта гвардии Сеяна. Итак, неоперившийся карьерист, несформировавшийся исследователь, не определивший еще собственного направления в жизни, Сенека чувствовал себя потерянным и лишенным мирских удовольствий; его не покидало тревожное ощущение, что он находится на пыльной обочине жизни. Но именно болезнь сделала Сенеку «вещью в себе», придала духовные силы, заставила произвести глубокую инвентаризацию ценностей и стать чутким к своему внутреннему голосу. Посещение Египта, этой колыбели многих религиозных идей, вкупе с озабоченностью здоровьем, явно оказало свое благотворное влияние на психику молодого искателя своего места под солнцем, закалив его воззрения и прояснив философскую концепцию.

Следует также сказать несколько слов о заметном разрыве между собственными представлениями молодого Сенеки о жизни и реальным состоянием дел. С одной стороны, обласканный всеобщим вниманием и родительской любовью, он порой казался себе удручающе несчастным и жаждал постоянной материнской заботы, даже в тридцать лет все еще чувствуя себя несамостоятельным великовозрастным ребенком своих светских родителей, имеющих весьма устойчивое положение в обществе и непререкаемый авторитет. С другой — болезнь пусть временно, но отвела его взоры от мирской суеты, стимулировала развитие ироничного отношения к бытию при сохранении известной впечатлительности. Неравнодушный к символам и знакам, он проявил необычную страсть к наблюдению за природой, пытаясь соизмерить могущественную свободу ее явлений со своими исключительно человеческими тревогами. Это время сыграло ключевую роль в формировании его мировоззрения, уже освобожденного от наставлений учителей-философов. Но даже в Египте Сенека находился под тайной опекой могущественной тетки, жены префекта этой провинции Гая Галерия. К слову, именно этой скромной, абсолютно лишенной тщеславия женщине позже Сенека будет обязан возвращению в эпицентр светского общества и вхождению во власть. «Несмотря на легкость египетских нравов, жена его сохранила безупречную репутацию и среди блеска и роскоши южных городов вела уединенную, замкнутую жизнь. Она потеряла своего мужа трагическим образом во время морского путешествия, но ни за что не хотела расстаться с его телом и, несмотря на бурю, подвергаясь опасностям, перевезла любимый прах в Рим, где впоследствии поселилась и сама, и была одной из уважаемых женщин в столице» — так описал сестру матери Сенеки один из его биографов Платон Краснов, и нет никакого сомнения, что этот образ, вместе с обликом бесконечно близкой ему матери, сформировал у будущего титана эпохи его индивидуальное представление о женщине. Именно такую женщину он будет искать для того, чтобы пройти с ней рука об руку земной путь.

Благодаря проведенной теткой тайной работе в среде влиятельных римских политиков, он снова не испытал никаких трудностей, войдя в эту среду плавно, как горячий нож входит в масло. Таким образом, приобретающий уверенность и политическую привлекательность Сенека в очередной раз столкнулся со слишком заметной ролью женщин в его жизни и становлении, что навсегда отпечаталось в его подсознании. Женщина с ее гибкостью и всеобъемлющим взглядом на окружающий мир в его восприятии становилась не просто подругой, а непременным участником всей жизненной игры, неотъемлемым членом экипажа под названием «семья», способным выполнять такие функции, которые порой неподвластны прямолинейным мужчинам. Нетипичное для мужчин того времени общение с матерью и теткой среди прочего сформировало в тридцатилетием Сенеке желание найти в супруге подобие матери, женщину, которая будет символизировать не столько безудержную страсть, сколько неиссякаемую заботу и одобрение его начинаний. Сильные женщины, находящиеся под эгидой императорской власти, посеяли зерна уверенности в молодом разуме, но для появления на свет философа Сенеки, с усмешкой пророка взирающего и на цезарей, и на рабов, в его жизнь должны были войти и другие женщины. Таким образом, из житницы империи он возвратился в Рим заметно изменившимся и уверенным, осознающим, что ему надо и как достичь этой цели.

Психология bookap

Не вызывает также сомнения, что Сенека интуитивно и даже несколько наивно намеревался копировать брак своих родителей, который служил для него образцом для подражания. Кажется, именно отцовская модель привела его к несколько необычной форме взаимоотношений в семье, когда женщина, как в былые времена расцвета культуры этрусков, была свободной и непринужденной, принимала участие во всех его делах, оставаясь истинной подругой мужчины и на семейном ложе, и при обсуждении судьбоносных решений. Безупречные отношения родителей Сенеки, страстная любовь при очень ощутимой разнице в возрасте (историки говорят о чрезвычайно раннем замужестве его матери Гельвии, которая как минимум на два, а может, и на три десятка лет была моложе Сенеки Старшего), наконец, три успешных сына — впечатляющий результат семейной модели родителей. Существующие упоминания Сенеки о любви своих родителей, и особенно о любви матери к отцу (например, в его работе «Утешение к Гельвии»), также представляются неслучайными. Подсознательно Сенека жаждал таких же глубоких отношений и в своей собственной семье, стремясь повторить такое построение взаимодополняющих ролей. Да и сам он не удержался от отцовской идеи прославить род государственной или иной общественно значимой деятельностью. Уважение родительских традиций, таким образом, оказывается очень хорошим подспорьем для строительства собственного семейного здания. Косвенным подтверждением следования родительским ориентирам могут послужить семьи братьев Сенеки. И у Новата, и у Мелы были замечательные семьи, они переняли у родителей безупречные правила совместной жизни и воспитания потомства.

Хотя о спутнице жизни Сенеки Младшего Помпее Паулине можно судить преимущественно по различным обрывкам фраз, редким упоминаниям античных авторов и самого философа, она являла собой весьма ярко выраженный и цельный образ сильной женщины с устойчивыми нравственными принципами. Сам Сенека не раз удовлетворенно подчеркивал ее многочисленные добродетели, из которых выделяются сдержанность и почти хрестоматийная, близкая к материнской заботливость. При этом незаурядность Паулины проявлялась уже в том, что наряду с очень небольшим числом представительниц элегантного пола ее охотно принимали в неформальный клуб мужчин-интеллектуалов, ведущих серьезные философские беседы и дискуссии относительно развития общества. Подобно древнегреческой гетере, она обладала блестящим умом и способностью к парадоксальным суждениям, что при утонченной красоте делало ее украшением любого собрания представителей столичной элиты. Согласно большинству исторических справок, девушка приходилась сестрой одному из немногих близких друзей Сенеки, Помпею Паулину, который сначала был командующим римскими легионами в Нижней Германии, а затем ведал продовольственным снабжением Рима. Этот незаурядный человек слыл одним из честнейших людей Вечного города. А его сестру, легендарную спутницу жизни философа, античные авторы рисуют изящной, проницательной аристократкой, продуктом высшего общества Рима, не зараженным смертельным вирусом распада принципов. Она взирала на разлагающееся общество как будто с высоты птичьего полета, сохраняя в душе чистые помыслы и оберегая окружающих ее людей. Она не могла не очаровать этого философствующего литератора, знатока темных сторон человеческой души, набирающего в римском обществе политический вес, приобретающего завидную известность и все более активно участвующего в политической жизни. Но и сама она не могла противиться безудержной энергии его тонкой и непростой натуры. И если он был глубоким мыслителем, харизматичным жрецом интеллекта, то она стала его ангелом — хранителем.