ЧТО В ЧЕЛОВЕКЕ САМОЕ ГЛАВНОЕ
Инесса Федоровна АРМАНД: «СВОЮ СИЛУ, СВОЮ ЦЕНУ УЗНАЕШЬ ТОЛЬКО ПОСТЕПЕННО»
Среди женщин, вписавших яркие страницы в историю нашей революции, вечно будет значиться имя Инессы Федоровны Арманд, которая прожила трудную, но очень интересную жизнь.
Дочь французских артистов, она родилась в Париже. Отец рано умер, мать осталась без средств с тремя детьми. Шестилетнюю Инессу взяли на воспитание жившие в Москве ее бабушка и тетя. Так Инесса с раннего детства оказалась в России, которая и стала ее родиной.
Любознательная, в совершенстве знающая два иностранных языка, рано прочитавшая произведения многих русских и зарубежных классиков, познакомившаяся с рядом философских и исторических книг, она все чаще задумывалась: почему так несправедливо устроена жизнь? Постепенно Инесса включается в активную революционную деятельность, а в тридцать лет становится членом партии большевиков. Ее замечательные качества революционера, борца высоко ценил Владимир Ильич Ленин, доверявший «товарищу Инессе» трудные и ответственные поручения партии.
У Инессы Федоровны было пятеро детей, с которыми ей не раз приходилось на долгие месяцы разлучаться. Находясь по заданию партии за границей, она писала им теплые, сердечные письма.
Прочитайте одно из таких писем. Оно было послано из швейцарского города Берна в Москву в 1915 году семнадцатилетней дочери, которую, как и мать, звали Инессой.
...Родная, больше всего хотелось бы покрепче тебя обнять и расцеловать. Ты, моя родная дочка, с большим негодованием отвергаешь мое мнение, что ты сильная, говоришь, что тебе даже больно, что я так думаю и пишу. Мне, конечно, ужасно не хочется сделать тебе больно, но никак не могу отказаться от своего мнения. Я считаю тебя сильной — и ни в коем случае и никогда не считаю тебя трусихой, как ты называешь себя. Ты застенчива, ты еще мало знаешь себя, мало знаешь свои силы, мало знаешь себе цену, и это в конце концов довольно понятно и довольно естественно. Свою силу, свою цену узнаешь только постепенно, по мере того, как разрешаешь те или иные жизненные задачи и путем сравнения себя с другими людьми, а это предполагает, во всяком случае, длительный жизненный опыт. Без этого опыта и сравнения с другими слишком еще немногочисленны, Да и жизнь еще успела поставить слишком мало задач. Но все-таки кое-какие задачи жизнь уже ставила перед тобой, и, по моим наблюдениям, ты всегда разрешала их именно как сильная. Конечно, не все так сразу вспомнишь, да и долго было бы все перечислять. Но приведу Два примера: 1) ученье — то, что ты умеешь и можешь так энергично и настойчиво заниматься, тратить на ученье скорее слишком много энергии, есть, несомненно, признак воли и энергии, и даже не совсем дюжинной; 2) то, что ты еще совсем маленькой — лет 9–10 — умела держать секрет с такой непоколебимой твердостью. Ты, конечно, вспомнишь, при каких обстоятельствах это было, потому не буду сейчас об этом упоминать и доложу тебе, что такая стойкость в ребенке — большая редкость, и ты, несомненно, была маленьким героем. И это опять-таки несомненный признак сильной воли. Приведу тебе еще одно маленькое доказательство из очень недавних времен. Помнишь историю с хозяйкой пансиона... Несомненно, надо было поступить именно так, как мы поступили. Надо было уйти, но я немного колебалась, и именно твоя решимость, твое решительное заявление «нам надо уйти отсюда» окончательно прекратили эти мои колебания, и я решилась. Ты говоришь: «А вот девица на пароходе охарактеризовала меня так-то и так-то». Я вполне допускаю, что характеристика этой девицы была даже не шуткой с ее стороны, а что она тебя действительно считала «слабым плющом» — я пойду даже дальше, я скажу, что люди, которые мало тебя знают, так и должны о тебе думать. Твоя застенчивость для постороннего человека может вполне сойти за слабость, как и некоторая мягкость, которая в тебе, несомненно, есть. Ну и что же из того, что посторонние люди так о тебе думают, — это ведь совершенно ничего не доказывает. Знаешь ли, я скажу про себя — скажу прямо — жизнь и многие жизненные передряги, которые пришлось пережить, мне доказали, что я сильная, и доказала это много раз, и я это знаю. Но знаешь, что мне часто говорили, да и до сих пор еще говорят? «Когда мы с вами познакомились, вы нам казались такой мягкой, хрупкой и слабой — а вы, оказывается, железная». Да, совершенно внешние и поверхностные впечатления по- сторонних не имеют никакой цены, да и неужели на самом деле каждый сильный человек должен быть непременно жандармом, лишенным всякой мягкости и женственности? По-моему, это «ниоткуда не вытекает», по выражению одного моего хорошего знакомого. Наоборот, в женственности и мягкости есть обаяние, которое тоже сила.
Итак, сила в тебе есть, но ты еще не умеешь как-то ею действовать, ею управлять, главным образом вследствие своей застенчивости и неуверенности в себе. Ведь сила воли — это как любой мускул, — ее надо развить постоянным упражнением, и совершенно так же, как у некоторых людей мускулы могут достигнуть большого развития упражнением, так же совершенно и с волей — те, у которых имеются необходимые задатки, могут сильно ее развить. Этого развития у тебя в некотором отношении не хватает. У тебя много того, что я назвала бы пассивной силой, то есть той стороны воли, которая направлена на самое себя. Ты можешь заставить себя молчать или заставить себя учиться, но, может быть, не всегда можешь заставить себя говорить, действовать, брать на себя инициативу, бороться. Вот именно в сторону развития деятельной воли ты и должна направить свои усилия. Ты должна не только уметь молчать, но и уметь говорить, не только уметь сдержаться, но и уметь действовать, не только уметь страдать (а это, к сожалению, подчас в жизни приходится), но и уметь возмущаться и бороться. В этом направлении теперь и направляй свои усилия, в этом направлении надо себя воспитать, и в этом направлении не следует брезговать и мелочами (совершенно так же, как, например, для того, чтобы сделать какие-нибудь сложные атлетические движения, необходимо для развития часто повторять простейшие движения для того, чтобы укрепить мускул, сделать его гибким и послушным).
...Я бы ничего не стала преувеличивать — надо всегда знать меру вещам, и если за принципиальное следует всегда бороться до конца, даже если бы это приводило к страданиям или даже хуже, то в мелочах ни до каких крайностей доходить не стоит.
Ты еще обвиняешь себя в несамостоятельности мысли. Мол, все, что я думаю, я у кого-нибудь заимствовала. Знаешь ли, это прежде всего происходит оттого, что ты очень молода, ты еще мало имела случаев разобраться во всем этом. К тому же я считаю, что вообще вполне самостоятельные и оригинальные мысли, которые бы никогда раньше не приходили никому в голову, вообще являются только у гениев, которые на много поколений опережают свое время, да и то все их идеи не сваливаются им с неба. Оригинальность же простых смертных выражается не в том, что они изобретают совершенно новые идеи, а в том, что между уже существующими они умеют делать сознательный, критически обдуманный выбор, а этого можно достичь только путем вдумчивого отношения и критического рассмотрения различных мнений, на которые ты наталкиваешься. Потому, говоря вообще, ничего нет плохого и «неоригинального», скажем, в том, что ты примыкаешь к моему миросозерцанию (которое ведь к тому же изобретено не мной), плохо только то, если ты к нему примыкаешь без критики, не продумав его, не сравнив его с другими миросозерцаниями, не сделав, одним словом, сознательного выбора. И, добавлю я, если ты мне затем скажешь, что да, я примыкаю к твоему миросозерцанию вовсе не потому, что я его глубоко обдумала, а так, по невольному влечению, то и в этом (в шестнадцать лет) ничего не было бы удивительного. Ты еще так молода, дорогая, что ты еще не успела. Но теперь уж возьмись за это. Сравни мое миросозерцание, скажем, с миросозерцанием бабушки — так сказать, два крайних, затем возьми миросозерцание папы, Анны Львовны, тети Рены, как нечто среднее между двумя крайними. Обдумай, как все эти направления реагируют на всевозможные жизненные явления, во всяком случае, постольку, поскольку тебе приходилось это наблюдать, а ведь различные точки зрения сказываются не только в крупных событиях жизни, но сплошь да рядом даже в мелочах — вот и делай свои собственные выводы. Эта работа, основанная на непосредственном наблюдении над жизнью, даст тебе больше для понимания жизни и для понимания того, как ты хочешь и будешь реагировать на те или иные ее явления, в тысячу раз больше, чем много книг. Но это, конечно, не значит, что книжки не нужны, — конечно, они необходимы, они могут дать руководящую нить, но не следует отстраняться от живой жизни, не следует зарываться только в книгах. Сравнение девицы о «плюще и крепком дубе», вокруг которого он обовьется, вызвало во мне желание поговорить с тобой на тему, на которую хотелось говорить уже давно, то есть о любви и браке, но сегодня письмо мое и так уже вышло очень длинно — оставлю до другого раза.
Крепко тебя целую и обнимаю. Ты пишешь, что была больна. Что с тобой? Папу очень целую и напишу на днях. Была бы очень рада, если бы ты подискутировала со мной на затронутые темы.
