Масса и власть

Масса

Приказ и ответственность

Известно, что люди, действующие по приказу, способны на самые ужасные поступки. Когда источник приказов засыпан и их заставляют оглянуться на свои дела, они не узнают ни дел, ни самих себя. Они говорят, что этого не делали и не всегда сознательно лгут. Даже когда предъявлены показания свидетелей, когда сомнений нет, они все равно твердят- этого не может быть, это не я, я не мог это совершить Они пытаются обнаружить в себе след этих поступков и находят только белый лист. Удивительно, насколько незатронутыми они сумели остаться. Жизнь, которую они ведут потом — это действительно другая жизнь, ничуть не окрашенная прежними поступками. Они не чувствуют ни вины, ни раскаяния. Эти поступки не стали частью их существа.

Это люди, в остальном вполне отдающие себе отчет в собственных действиях. То, что они делают, исходя из собственных побуждений, оставляет в них следы, которых и следует ожидать. Им было бы стыдно убить незнакомое и беззащитное существо, не причинившее им зла. Они с отвращением прогнали бы самую мысль о том, чтобы подвергнуть кого-то пытке. Они не лучше, но и не хуже, чем другие, среди которых они живут. Многие из тех, кто знает их близко в повседневной жизни, готовы поклясться, что обвинения против них несправедливы.

Но потом, когда выступит целый ряд свидетелей, жертв, отлично знающих, о чем они говорят, когда виновных опознают одного за другим и воскресят в памяти каждую деталь их действий, тогда сомневаться нелепо, и возникает неразрешимая загадка.

Для нас это уже не загадка, поскольку стала понятна природа приказа. От каждого приказа, который им пришлось выполнить, в них оставалось жало. Но жало столь же чуждо его носителю, сколь чужд был отданный сверху приказ. Как бы долго жало ни гнездилось в человеке, оно никогда не ассимилируется, оставаясь чужеродным телом. Хотя и может произойти, как показано в другом месте, соединение жал, и внутри задетого будет расти новое чудовищное образование, все равно оно будет четко отграничено от своей среды. Жало — это интервент, который никогда не будет удостоен гражданства. Оно живет в своем носителе как чуждая инстанция и освобождает его от всякого чувства вины. Виновный винит не себя, а жало, чуждую инстанцию — настоящего виновника, которого он всюду носит с собой. Чем более чуждым ему был приказ, тем менее вины он чувствует за собой. Приказ продолжает жить в нем как жало, но живет, будучи отделенным от всего остального. Это постоянный свидетель того, что не он совершал эти поступки. Сам он видит себя жертвой приказа и даже не догадывается о подлинных и настоящих событиях.

Так что правда, что люди, действовавшие по приказу, считают себя полностью невиновными. Если бы они были в состоянии задуматься о своем положении, они бы нимало удивились своей былой покорности приказам. Но такое прозрение бесполезно, ибо является слишком поздно, когда все было и быльем поросло. То, что случилось, может случиться снова, защита против новых ситуаций, сходных со старыми как две капли воды, в них не сложилась. Люди отданы на волю приказа, лишь смутно подозревая, насколько он опасен. В крайних, к счастью, редких случаях они вырабатывают в себе фатализм и даже гордятся собой, слепо следуя приказу, будто впадение в слепоту — особая мужская доблесть.

С какой стороны ни поглядеть, приказ в его компактной готовой форме, какую он приобрел сегодня в результате долгой истории, является опаснейшим элементом человеческого общежития. Надо отважиться противопоставить себя приказу, поколебать его господство. Надо искать пути и средства освобождения от него большей части человечества. Нельзя позволять ему больше, чем царапнуть по коже. Пусть его жала станут как репьи, которые легко сбросить одним движением.