Часть III. ГЛОБАЛЬНАЯ РАБОТА

Глава 11. МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ

Я убежден, что третья мировая война уже идет с начала двадцатого века. Это война между мужчинами и женщинами. Во всем мире пробуждается самосознание женщин, и многие из них в ярости на мужчин, выражающих жесткие и патриархальные взгляды. Мужчины, в свою очередь, только-только начинают постигать истинную цену и глубину своей природы, и некоторым из них кажется, что женщины виноваты в подавлении древних и исконно мужских ценностей. Эти конфликты не универсальны, хотя их можно обнаружить и в США и в Европе, и в Африке, и в Индии.

Конфликты между мужчинами и женщинами подобны Ма-ну-проблеме: одной части человеческого организма отдается предпочтение перед другой. На каком основании надо отдавать характерным мужским ценностям предпочтение перед женскими? Почему работающим женщинам платят меньше, чем мужчинам? Почему в университетах обучается больше мужчин, чем женщин? Почему женщин осуждают за разрушение домашнего очага, если они хотят идти работать, как это происходит в Америке, Европе и, особенно, в Африке? Почему еще умирают в Китае маленькие девочки, а женщины в Индии сжигают себя, не сумев собрать достаточно приданого для замужества? Почему очень многие современные мужчины в США и Европе боятся стать неукротимыми и сильными? Почему стих звук их тамтамов?

Повсюду в мире женщины несут основное бремя в сохранении взаимоотношений, а также семейных и социальных структур. Во многих странах женщины вносят существенный, если не единственный, вклад в материальное положение семьи. Мужчинам кажется, что они становятся бесчувственными, если не могут выразить свои чувства, как это делают женщины.

Где бы мы ни работали, всюду возникает проблема «мужчины—женщины». Независимо от того, с чем мы имели дело— расовой напряженностью, общественными проблемами или бизнесом, всюду группа или открыто раскалывается на мужчин и женщин, или тихо страдает от скрытой напряженности между ними. В большинстве стран мира, если не считать психологических семинаров в Европе и Америке, женщины редко выступают на людях. В некоторых частях США, Австралии и Европы женщины обрушивают свой гнев на мужчин за то, что те продолжают питать к ним чувство глубокого недоверия.

Структурно межполовой конфликт схож с расовым и социальным, так как при этом одна роль ценится выше другой и личность отождествляют как с предпочитаемой, так и с отвергаемой ролями. Однако расизм отличен от сексизма, так как последний не зависит от расы, веры, национальности или семьи.

В психологических группах конфликт между мужчинами и женщинами имеет тенденцию концентрироваться у двух полюсов—факт и чувство, деловые и личные отношения, дела и бытие, голова и сердце, лидер и подчиненный. Эти роли являются проявлениями духа; в каждом из нас содержатся оба полюса.

В настоящее время в США, Европе и Австралии в психотерапевтических учреждениях и лечебницах начинают уделять внимание половой дискриминации. Хотя мало только осознавать политические последствия трудно уловимого принижения женщин. Психология становится жертвой сексологических установок, пытаясь работать с женскими несчастьями и гневом так, будто это—единственная проблема женской психологии. Попытка изменить кого-либо из-за того, что вы не в силах исправить его поведение, или представление о том, что клиент должен работать над собой, не требуя при этом от самих себя или нашей культуры изменения отношения к данной проблеме, в лучшем случае, означает оказание покровительства. В худшем случае, это высокомерное утверждение своего превосходства, а также метод внушения, позволяющий заставить другого человека чувствовать себя ниже вас. Самое смешное в этом традиционном психологическом методе заключается в том, что терапевт при этом боится своих чувств по отношению к клиенту. Так, если женщина ведет себя слишком агрессивно, терапевту легче думать, что она ограничена, чем прямо сказать ей, что ему не нравится ее поведение, и вступить в конфликт.

Многие терапевты еще более осложняют эти проблемы, пользуясь языком своего оппонента, что в скрытой форме содержит сообщение о неразрешимости проблемы. Тут самое время посмотреть на личности и мир как на роли, заглянуть друг другу в глаза, независимо от роли и культуры, прямо говоря: «Вы оскорбляете меня». В прошлом я тоже часто руководствовался велениями ума, а не сердца.

Однажды на семинаре на меня закричала женщина, заявляя, что она ненавидит мужчин, которые так громко шумят. Я применил свое рациональное, психологическое умение и, как мог, спокойно и тихо ответил, что мне тоже не нравятся крикливые люди, независимо от того, мужчины это или женщины.

Она поняла намек и в ту же секунду успокоилась, но больше никогда со мной не разговаривала. Я чувствовал, что одержал победу и гордился этим. Но что я от этого выиграл?

Я применил против нее все свои психологические способности. При некотором размышлении я теперь понимаю, что хотя я искусно дал ей понять, что она сама шумела, я стал именно тем мужчиной, которых она ненавидела. Я даже не в состоянии был смиренно признаться ей в том, что, когда она нападала на меня, я хотел преодолеть ее сопротивление и «победить» в споре. Я хотел, по меньшей мере, просветить ее, так же как она хотела изменить меня! Почему я должен был побеждать? Почему я попросту не заплакал, когда она на меня закричала?

Я сам не мог добраться до тех частей своего «я», которые, по-моему мнению, отсутствовали в ней! Я утратил свое смирение. Мое бессознательное упрямое стремление к победе носило шовинистический характер. Я доказал ее правоту, одолев ее типично «по-мужски».

Даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне становится не по себе. Теперь-то я понимаю, что каждый, кто старается победить другого с позиции силы, каждый, кто стремится выглядеть умнее другого, каждый, кому интересно поучать других, когда его об этом не просят, не лучшим образом и не осознавая этого, способствует проявлению тиранического духа в поле.

В другой раз, когда проходил групповой процесс, я больше знал о конфликтах между мужчинами и женщинами и был более сознательным и подготовленным.

Это происходило в Цюрихе. Одна женщина выступила во время группового процесса и стала критиковать большинство моих коллег за то, что они в своей речи пользуются в основном местоимениями мужского рода. Некоторые из наших европейских педагогов еще не научились правильно чередовать местоимения того и другого рода. Они признались в своей ошибке, хотя процесс еще продолжался. Началась настоящая схватка, и некоторые мужчины этой группы старались опровергнуть ее, доказывая, что она в своем бесчувственном выступлении сама выглядела «мужеподобной».

В разгар общего спора я вдруг почувствовал, что обязан лично рассказать о собственных переживаниях. Я рос в мире, где женщины не пользовались таким уважением, как мужчины. Никто не говорил мне об этом открыто, но я это чувствовал. Никто не объяснял мне, почему мой дядя был отдан на обучение в колледж, так как он был старшим сыном в семье, тогда как моя мать, которая была действительно самым старшим ребенком, должна была зарабатывать шитьем на его обучение! Почему? Почему не он должен был платить за ее обучение?

Это мигом разрешило групповой процесс, так как все просто признали бессознательный характер конфликта. Выбор того, кто просто слушал, страдал и признавал бессознательность происходящего, был очень важен. На этот раз я, в виде исключения, был не сражающимся «мужчиной против мужчины», а просто принимал эту ситуацию и переживал за нее.

Бывают, однако, ситуации, когда личного признания мало, так как это не дает возможности выразиться остальным членам группы. Поле само «хочет» глубже вникнуть в проблему.

Спустя несколько месяцев подобная ситуация возникла в одной из групп Портленда и снова повторилась, и с той же болезненностью. Ничего не произошло, просто проблема не решалась. Мы с Эми, совершенно отчаявшись разрешить этот конфликт, решили попробовать воспроизвести групповой театр.

Мы полагали, что пока члены группы будут приводить всякие неприятные примеры дурного обращения с женщинами, мы сможем ритуализировать неразрешаемый процесс. Мы выдвинули идею, что, поскольку дискуссия не может быть решена обычным путем, можно разобрать ее более подробно, воспользовавшись своего рода театральным представлением. Мы предложили всем принять в нем участие, а сами встали и вышли в центр комнаты—импровизированного театра, представляя те виды жестокости, о которых слышали.

Непроизвольно вставали и другие члены группы, изображая свои собственные сценки. Эти импровизации осуществлялись группами по три человека: один актер был «мужчиной», другой был «женщиной», а третий—наблюдателем, который вмешивался в конфликт по требованию той или другой стороны. Одна за другой выступила дюжина таких троек, предлагая бесчисленное множество вариаций и решений того неприятного конфликта, который мы обсуждали.

В конце группового театрального процесса кто-то запел песню, импровизируя на ходу. Если мне не изменяет память, это звучало примерно так:

«Вот театральный групповой процесс—

Смотри и радуйся,

Страдай и удивляйся,

Наблюдая, как бессознательное за собой влечет тебя.

А ты идешь за ним,

Забыв о том, что только что узнал,

Забыв о творчестве,

Идя на поводу у бессознательного «я».

Конфликт между мужчинами и женщинами должен происходить снова и снова до тех пор, пока мы не преисполнимся его чувствами и содержанием. В Сан-Франциско групповой процесс проходил всего лишь за несколько дней до землетрясения 1989 г. Поднялась одна женщина и гневно выступила против изнасилований.

Тут начался отвратительный групповой процесс. Казалось, вечно будут продолжаться взаимные упреки, обвинения, взаимные страхи и оправдания. Вдруг меня осенило. Почему бы просто не послушать все это молча? Сначала я, а потом постепенно и другие мужчины в группе, тихо встали, один за другим, и стали выслушивать жалобы женщин.

Когда те, наконец, замолчали, о своих переживаниях стали рассказывать мужчины. Теперь это был тот же самый конфликт, но в совершенно другом качестве. Он превратился не в противостояние женской и мужской групп, а в публичное выслушивание, где каждый мог понять чувства другого.

Тем не менее, на следующее утро одна из женщин критиковала меня за то, что я постарался пропустить один из первых злобных выкриков в сторону мужчин. Я мог лишь сознаться в этом грехе. Она была права. Я просто хотел избежать страдания. Я прошел через такое количество конфликтов и видел столько жестокости и бесконечных страданий, что с меня было достаточно.

Я ответил, что переживаемый конфликт был настолько мучительным для меня, что временами я не мог больше его выносить, временами я чувствовал, что совершенно не способен изменить его ход и хотел избежать его. Отчетливо представляя себе, насколько важно позволить страданию и гневу выйти наружу, я, тем не менее, иногда просто боюсь жестокости.

Сказав это, я просто заплакал. Когда эта женщина увидела, что я плачу, что-то в ней изменилось и она спросила, как ей лучше сформулировать свои замечания, чтобы они не так сильно травмировали других людей. Я не знал, что ей ответить. На этот раз я умолк, благодарный за то, что она помогла мне обнаружить свои чувства.