ГЛАВА 23. Дедушка

Одна из самых интересных деталей, характерных для Джоди, которую я заметила с самого начала, — это то, что она не имела ни малейшего понятия о времени. О событиях далекого прошлого она могла говорить как о чем-то, что произошло только что. Или если мы планировали что-то на несколько недель вперед, она ожидала, что это случится немедленно. На следующий день после того, как мы были в школе, она снова захотела туда, и сколько я ей ни объясняла, что по субботам школы закрыты, она не понимала. И обвиняла во всем меня.

— Сегодня суббота, — говорила я уже в пятый раз. — Никто не ходит в школу по субботам. Будь умницей, сними форму, и она будет ждать тебя до понедельника.

— Нет! Не хочу! Замолчи! Это моя форма, и я пойду в школу! — Она демонстративно села на пол, скрестив ноги и руки.

Я присела рядом:

— Я знаю, что она твоя, так же как и вся твоя одежда. Давай наденем твои красивые колготки и пойдем навестить бабушку и дедушку? — Я достала из комода колготки и положила их на кровать, вместе с юбкой и свитером. — Сама решай, что надевать, но они прекрасно смотрятся с твоей джинсовой юбочкой.

Я вышла из комнаты, спустилась и приготовила завтрак. Через полчаса пришла Джоди, одетая в то, что посоветовала я.

— Умница, Джоди. Хороший выбор.

В любой ситуации мне нужно было быть предельно внимательной, чтобы склонить Джоди к сотрудничеству. Я не могла просто скомандовать: «Обувайся, нам пора». Джоди нужно было верить в то, что это решение — ее собственное, что она всем командует. Понятно, откуда это шло. Когда Джоди подверглась насилию, она была абсолютно бесправна, и теперь, для того чтобы чувствовать себя в безопасности, ей необходимо было постоянно главенствовать над всеми. К несчастью для меня, даже самое незначительное поручение вызывало у девочки стойкое сопротивление, и повлиять на нее можно было, только убедив, что это ее собственный выбор.

Необходимо было приложить все свои дипломатические способности, чтобы научиться управлять ею, — и это очень изматывало.

Навестить бабушку и дедушку — вот что было нужно, чтобы сгладить напряжение внутри семьи и морально взбодриться. Джоди была высокого мнения о моих родителях, так же как и Эдриан с Полой, и Люси, и все мои бывшие воспитанники. Моим родителям недавно перевалило за семьдесят, и они были самыми типичными бабушкой и дедушкой, бесконечно терпеливыми, у которых всегда находилось время для внуков.

Когда мы всей семьей приехали к ним, Джоди была уже в хорошем настроении и радостно приветствовала стариков. Мы все собрались в гостиной, и тут Джоди заметила нашего пса Космо — печального, медлительного старого грейхаунда. Внезапно она закричала, потом бросилась к нему через всю комнату и стала колотить его руками. Несчастный пес взвизгнул, но Джоди села на него сверху, и он ничего не мог с ней поделать. Мы с отцом бросились к ней, стянули с собаки, и я спросила, что это она вытворяет.

— Он смотрел на меня! — закричала Джоди, все еще свирепо глядя на испуганного пса. Она никогда не проявляла любви ни к каким животным, но с собаками у нее дело обстояло совсем плохо. Возможно, виной тому была собака ее отца или — в силу негласной иерархии, к которой она привыкла, — она считала, что собаку можно ударить и причинить ей боль безнаказанно. Джоди никогда не испытывала жалости к тому, кто был слабее ее, — это уж точно.

— Но он не хотел ничего плохого, — твердо сказала я, а мой отец, поглаживая бедного пса, вывел его в сад. — Веди себя прилично. Мы же хотели хорошо провести время, помнишь?

Джоди быстро кивнула.

— Вот что, — сказал отец, — ты поможешь мне накормить рыбок? Им пора поесть, они специально ждали, когда ты приедешь. Можем покормить их все вместе, если хочешь. Как тебе такая мысль?

Джоди мысль понравилась, она взяла Полу за руку, и вместе с отцом они вышли на улицу — Космо наблюдал за ними с безопасного расстояния. Эдриан и Люси, сочтя себя слишком взрослыми для подобного занятия, остались в гостиной — слушали музыку (с самого Рождества они не расставались с плеерами и были похожи на немых).

Я пошла на кухню к маме — помочь готовить обед, а заодно и обменяться последними новостями. Как обычно, говорила почти все время я, и, как обычно, исключительно про Джоди. Мне становилось легче после того, как я могла обсудить со своей мамой ненормальное поведение Джоди, помогало еще и то, что мама, как никто другой, умела слушать.

— В общем, — подытожила я, — надеюсь, скоро все пойдет на лад. Расскажи мне, как у вас дела.

Мама рассказала про все увлечения и интересные дела, которыми они с отцом очень активно занимались на пенсии. Наконец на кухню пришли отец с девочками, и Джоди громко рассказала о золотой рыбке, которая всплыла на самую поверхность, чтобы ее покормили. Мы с мамой накрыли на стол, и я усадила Джоди между нами. В ее тарелку доверху наложили кусочков курицы, жареной картошки, овощей и подливки.

— Вот бы я здесь жила, — сказала она, с любовью глядя на бабушку. Мама считает, что всех и всегда нужно кормить на убой, даже если невооруженным глазом видно, что кому-то пора на диету.

По ходу ужина я заметила, что Джоди больше обычного интересуется моим отцом, который сидел напротив. Она внимательно наблюдала за ним, когда он смотрел себе в тарелку сквозь очки или поверх них, когда тянулся к стакану или говорил с нами. Я подумала, что ее интересуют очки, потому что именно на них она фокусировала свой взгляд. Мама предложила добавки, и я попросила положить Джоди поменьше. Она надулась, возмущенная тем, что моему отцу положили целую тарелку, но ему это было необходимо: годы истощили его, а не прибавили килограммов.

— Дедушка, — неожиданно сказала она, откладывая вилку.

Он посмотрел на нее поверх очков:

— Да, милая?

— Ты папа Кэти?

— Именно так. Она моя дочь.

На мгновение она задумалась, пытаясь что-то сообразить.

— Значит, ты их дедушка? — Она указала на Эдриана и Полу. Я улыбнулась Люси, надеясь, что та не обидится, что Джоди не упомянула ее.

— Совершенно верно, молодец.

Джоди просияла от похвалы, и мне было радостно, что она наконец сама выстроила связь, чего ей не удавалось с тех самых пор, как она впервые встретилась с моими родителями.

— Если ты их дедушка, — продолжала она, не спуская с него глаз, — ты делал с ними плохие вещи своей штукой, когда они были маленькими, как делал мой дедушка?

Повисла тишина. Мой отец перестал есть и посмотрел на меня.

— Джоди! Конечно нет! — мгновенно отозвалась я. — Я тебе уже говорила, в нормальных семьях так не поступают. Наш дедушка хороший. Давай ешь, потом поговорим об этом.

Джоди в блаженном неведении о смятении, которое внесла своими словами, взялась за нож с вилкой и стала сражаться с ужином.

Мои родители были поражены — это было написано на их лицах. Джоди задала свой вопрос так запросто, словно это было вполне обычным предположением. Мы быстро сменили тему и бодро заговорили о посторонних вещах, но я не могла выбросить из головы то, что услышала от нее. Ее дедушка? Я вообще не знала, есть ли у нее дедушка, да и бабушка тоже — о них ничего не было сказано в документах. Может, она путала дедушку с отцом? Неужели действительно в этом был замешан еще и дедушка? То есть еще один растлитель в ее жизни? Был ли рядом с ней хотя бы один человек, кто не подвергал ее насилию? Я посмотрела на отца — он все еще был подавлен «сюрпризом» от Джоди — и снова задумалась о том, насколько же велико может быть различие между семьями. Сможет ли ее восприятие когда-нибудь измениться? Возможно, однажды она правильно осмыслит то, что было в ее жизни: что это было неправильно и плохо, — осознает, что большинство семей живут совсем иначе, но временами это казалось пустой надеждой.

Весь вечер я не спускала с Джоди глаз, а мама помогала ей рисовать и делать аппликации. Мы никогда не уходили от родителей без чашки чая и куска домашнего пирога, поэтому покинули дом уже после шести. На дороге случилась авария, так что добраться домой нам удалось, когда Джоди давно уже пора было спать. Я решила отложить расспросы о ее дедушке до завтра, но, подоткнув ей одеяло и притушив свет, я неожиданно услышала ее вопрос:

— А почему дедушка ничего не делал с Эдрианом и Полой? Разве он их не любит?

Я посмотрела на Джоди в полутьме. Она была вся закутана в одеяло, и мне были видны только ее светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Как же мне объяснить ей разницу между нормальной любовью и тем извращением, которое она познала?

— Это другая любовь, Джоди. Совершенно не та, что может быть между взрослыми. А то, что делали с тобой, — это вообще никакая не любовь. Это было жестоко и очень, очень плохо. Когда ты подрастешь, ты все поймешь.

Я хотела уйти, чтобы приготовить себе кофе или, может быть, почитать газету, но поняла, что, если я сейчас не доведу этот разговор до конца, к утру Джоди все забудет, и ее чудовищная память засосет ее обратно в черную пропасть жестокости.

С волнением я включила свет поярче и села на стул возле кровати. Джоди выглянула из-под одеяла, и я погладила ее по голове:

— Джоди, солнышко, дедушка делал тебе больно так же, как и твой папа, и дядя?

Она покачала головой:

— Нет, Кэти. Они были милые.

— Они? А сколько у тебя дедушек?

— Дедушка Уилсон и дедушка Прайс.

— Значит, двое. А что значит «милые», Джоди? Она задумалась, на лбу ее появились морщинки, а я все надеялась услышать, что они водили ее в зоопарк, дарили яйца на Пасху — что-нибудь, что делают нормальные дедушки.

— Они ложились на меня сверху, но больно не было. Просто писали в кровать. Это потому, что они любили меня, Кэти, — сказала она так, словно действительно речь шла о походе в зоопарк.

— Нет, не любили. И это не мило, Джоди. Взрослые не показывают так свою любовь. То, что они сделали, было жестоко. И никакого отношения к любви не имеет.

Хотя, конечно, я понимала, почему семяизвержение без полового акта казалось ей более добрым, по сравнению с другими вещами.

— А мама с папой были в комнате, когда это происходило? — спросила я.

— Иногда, — кивнула она. — И еще дядя Майк и какие-то незнакомые люди.

Я взяла ее за руку и снова погладила по голове:

— Что-нибудь еще? Ты больше ничего не помнишь?

Она отрицательно покачала головой.

— Можно мне теперь сказку, Кэти? Про Топси и Тима.

Она вовсе не была расстроена, и я вдруг поняла, что я тоже. Мои чувства начинали атрофироваться так же, как и ее. Я прочитала ей сказку, потом пожелала спокойной ночи и спустилась вниз. Записала в журнал наш разговор, потом вышла на улицу покурить. Стоя там, на морозном ночном воздухе, я подумала, не пройти ли мне курс обучения психотерапии, и решила — нет. Если я предприму неумелую попытку вылечить Джоди, то могу усугубить ситуацию. Мне оставалось только продолжать уже начатое, просто стараться трезво подходить к делу, чтобы восстановить нормальное состояние Джоди, но это не могло устранить тот ущерб, который был нанесен ее психике. Уже в который раз за то время, пока Джоди жила у нас, я почувствовала себя совершенно некомпетентной.

В воскресенье утром Джоди кипела энергией, и мне пришлось отвечать на нескончаемый ноток вопросов о школе. Задают ли там домашние задания? Играют ли гам в игры? Есть ли у учительницы муж? А папа? Не пойдет ли дождь? Следуя своей обычной политике, я решила направить на что-нибудь ее кипучую энергию и усадила на велосипед.

— Как холодно, — заметила я, застегивая воротник, — может, снова пойдет снег.

Мы выехали на горку.

— Что такое снег? — спросила она.

Я попыталась напомнить, как в начале месяца три дня, не прекращаясь, шел снег, как сильно он ей нравился. Но Джоди пожелала, чтобы снег выпал прямо сейчас, и разозлилась, когда я не смогла (или, по ее словам, не захотела) осуществить это. Итог — новый приступ истерики. Джоди распростерлась на тротуаре и, сжав кулаки, требовала снега добрую четверть часа. Это было бы смешно, если бы не было так холодно. Мы вернулись, я усадила ее перед телевизором, а сама пошла готовить ужин, после которого она все еще находилась в сильном возбуждении, а потом закатила очередную истерику, так как я отказалась идти за мороженым. Я уговорила ее принять ванну, это ее успокоило, и в семь мне удалось уложить ее спать. Завтра Джоди пойдет в школу, где не была уже больше года, и я молилась, чтобы первый день прошел хорошо.

ГЛАВА 24. Друзья

Всю ночь Джоди спала беспокойно, но наутро вскочила выспавшейся и радостной, тогда как я была вконец измотана. Она оделась в школьную форму, и мы только слегка повздорили, когда ей приспичило надеть новые колготки, но мне удалось отговорить ее. В школу мы приехали рано и остались сидеть в машине, слушая радио. Джоди пребывала в приподнятом настроении, но было видно, что она нервничает, нервничала и я, думая о ней.

Я довела Джоди до школьных ворот и сжала ее руку покрепче, когда мы вошли в школу. Миссис Райс подошла и встретила нас в приемной. Было решено: ввиду отсталости Джоди каждое утро я буду передавать ее с рук на руки миссис Райс и так же забирать ее в конце дня. Я обняла Джоди на прощание и с волнением проводила их взглядом, пока они шли по коридору.

Только я пришла домой, зазвонил телефон. Звонила Джилл — она получила отправленное ей в воскресенье письмо по поводу дедушек Джоди и уже поговорила с Эйлин. Она проверила записи и подтвердила, что действительно никаких дедушек на примете не было. Все это выяснилось так быстро, что мне стало интересно: неужели на Эйлин подействовало начальство? Была жива бабушка Джоди по материнской линии, но уже много лет назад она рассорилась с дочерью, и контакта они не поддерживали. Дедушек по обеим линиям Джоди никогда не знала. Джилл сделала паузу, ожидая, что я приду к единственному возможному выводу.

— То есть они относятся к той же категории так называемых дядюшек, педофилов под личиной семьи?

Джоди и прежде представляла мне своих обидчиков как дядюшек и тетушек, но выходит, что они не были ей родственниками. Скорее это были приятели ее родителей, которых выдавали за членов семьи, чтобы легче было ввести посторонних в семейный круг.

— Похоже на то. Скорее всего, родители Джоди были частью какой-то группы. Полиция сейчас проверяет списки зарегистрированных преступников по этой статье. Если среди них всплывет имя Уилсона или Прайса, их вызовут для допроса. Но если честно, Кэти, я не очень на это надеюсь. Ведь, если ранее «дядюшки и тетушки» не были судимы, их не будет в этом списке. И еще одно: Эйлин получила результаты медицинского обследования.

— И?..

Джилл понизила голос:

— Оно подтверждает, что у Джоди был опыт половых сношений, но без ДНК или свидетельства третьего лица этого недостаточно для возбуждения уголовного дела. Она была изнасилована, но для процедуры необходимо установить виновных.

— Кто же еще может быть в этом виновен? Неужели не ясно, что Джоди говорит правду? Заключение врача только подтверждает ее слова. — Я вздохнула. — И что теперь?

— Будем работать дальше и надеяться, вдруг что-то всплывет. Эйлин сообразила, что срок пересмотра ДПО Джоди уже на самом деле просрочен. Ничего, если мы продлим его у тебя дома? Она предлагает в четверг, в два часа дня.

— Да, хорошо.

— Эйлин хочет, чтобы Джоди присутствовала. Знаю… плохо уходить с уроков, когда она только начинает учиться, и знаю, что она все равно не сможет ничего подтвердить. Но Эйлин вдруг решила соблюдать правила, и она вправе настаивать.

Как это часто бывало за время общения с Эйлин, я почувствовала смесь злости и досады.

— Хорошо, я заберу ее из школы после обеда, — ответила я и, попрощавшись, повесила трубку.

ДПО — дети под опекой — официальное название для патронатных воспитанников. Пересмотр ДПО — регулярная встреча, необходимая по законодательству о детях, на которой должны присутствовать все участники дела. Цель такого собрания — сообщить об успехах ребенка и решить, какие шаги предпринимать в дальнейшем. Родители Джоди, конечно, присутствовать не будут, потому что им запрещено видеться с дочерью, но соберутся судебный представитель, социальный работник, его начальник, директор, Джилл, Джоди и я сама. Но, учитывая то, что Джоди до сих пор ведет себя как четырехлетний ребенок, ее присутствие не даст ничего, кроме лишнего беспокойства.

Пока Джоди была в школе, я решила использовать свободное время как можно лучше, села на диван и принялась планировать свой первый выходной задолгие месяцы… Три часа спустя я проснулась и стала бранить себя за потраченное впустую время. Было уже 12:45, то есть оставалось всего два часа до того, как мне нужно было выдвигаться за Джоди. Я бросилась в супермаркет, а когда вернулась домой, поняла, что придется расстаться с мечтой о том, чтобы часок почитать. Но все нее, утешала я себя, мне было необходимо выспаться. Ночью у меня никак не получалось этого сделать, ведь каждые несколько часов мой сон прерывался пробуждениями Джоди. Неудивительно, что, как только представилась возможность расслабиться, мои глаза закрылись в ту же секунду.

Я приехала в школу и ждала у ворот, перебрасываясь понимающими улыбками с другими матерями. Интересно, они уже слышали о Джоди? Как отозвались о ней одноклассники? Вышла миссис Райс, Джоди прыгала то рядом с ней, то позади нее — миссис Райс сказала, что у девочки сегодня был хороший день. В машине я убедилась в этом сама, так как Джоди ни на минуту не умолкала всю дорогу до дома. Она снова и снова рассказывала мне про ребят из ее класса, большинство из которых уже сделались ее лучшими друзьями, и она хотела, чтобы все они пришли к нам на чай, как друзья Полы.

Когда мы приехали, Эдриан, Пола и Люси уже были дома, так что Джоди подвернулись новые слушатели, готовые внимать ее восторженному монологу. Это продолжилось и за ужином, и чего никогда не бывало — мне пришлось напоминать Джоди, чтобы она ела. В тот вечер она быстро заснула, так как учебный день утомил ее физически и эмоционально, как, впрочем, и меня.

Едва пробило полночь, как меня разбудили всхлипывания за дверью. Я быстро натянула халат, выбежала из спальни и увидела Джоди, которая лежала на полу под дверью Полы. Я обняла ее, отвела в комнату, села рядом на кровати и успокаивала до тех пор, пока к ней не вернулась возможность говорить.

— Кэти, — проговорила она сквозь рыдания, — когда я была в той школе, у меня была подруга, но теперь она больше не будет моей подругой.

Я дала ей салфетку, чтобы она высморкалась.

— Не расстраивайся, солнышко. Теперь у тебя будет много новых друзей.

— Но она же была лучшей, самой лучшей подругой! И приходила ко мне домой. А потом ей запретили приходить, потому что я рассказала.

Мой сонный мозг начал медленно пробуждаться.

— Что ты рассказала? Я уверена, что ничего плохого. Друзья то и дело ссорятся, Джоди, даже самые лучшие.

Она помотала головой:

— Все рассказала — про маму, папу, дядю Майка. А она рассказала про это своим маме и папе, и тогда они запретили ей дружить со мной. Ее мама сказала, что у нас плохой дом. Но я не плохая, нет, Кэти?

Я придвинулась к ней ближе:

— Нет, радость моя, конечно, ты не плохая. Она имела в виду, что плохо было то, что с тобой делали.

Но это ни в коем случае не твоя вина. Никогда так не думай.

Я утешала ее, а шестеренки в голове бешено крутились. Она говорила кому-то. Другие взрослые знали о растлении. Могло ли это сойти за свидетельство третьих лиц, необходимое для возбуждения дела? Сон исчез как не бывало.

— Очень хорошо, что ты рассказала, Джоди. Ее мама и папа должны были сообщить об этом в полицию, а не запрещать ей дружить с тобой. Как ее звали? Помнишь? Это очень важно.

— Луиза Смит, — всхлипнула она. — Она жила в соседнем доме. Я не буду рассказывать своим новым друзьям, да, Кэти?

— Нет, не нужно. Но ты можешь рассказать мне все, что захочешь, и знай, я всегда что-нибудь придумаю.

Она снова всхлипнула и слабо улыбнулась.

— Умница. Ты очень хорошо сделала. Теперь ложись и поспи. Мы же не хотим, чтобы завтра ты была уставшая.

Психология bookap

Я гладила ее по голове, пока она не заснула. Я была вся в напряжении, сосредоточившись на новой информации. У Джоди хватило смелости рассказать кому-то, но ее смелость не только осталась невознагражденной, она принесла вред: подруге запретили общаться с Джоди. Я могла понять, почему родители Луизы не стали поднимать шума: хотели защитить своего ребенка и не хотели быть замешанными сами. Но молчанием они способствовав надругательству над девочкой, ни в чем не повинной. А всего-то и нужно было — сделать анонимный звонок в социальную службу или полицию, и началось бы расследование. Какое бы ни было заявление, соцслужбы проверили бы его.

Я вернулась в спальню, но заснуть никак не могла. В итоге я бросила эти попытки, спустилась и приготовила себе какао. Я стояла в кухне и грела руки о горячую чашку, обдумывая все, что вытекало из признания Джоди. Живя по соседству, Смиты могли видеть посетителей дома Джоди и, возможно, знали (если не по имени, то хотя бы в лицо) этих «дядюшек, тетушек и дедушек». Если полиция опросит Смитов сейчас, когда дело уже начато, почему бы им не сказать правду? Я хорошо знала район, где росла Джоди, — мне уже попадались дети оттуда. Это было тесное, сплоченное соседство, где все семьи знали друг друга. Сколько же еще соседей знали о происходящем, но продолжали молчать, боясь возможных последствий? И как им спится по ночам?