А. Б. ЗАЛКИНД

III

ПРОБЛЕМА ДОМИНАНТЫ И УМСТВЕННЫЙ ТРУД (ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА РАБОЧЕЙ ДОМИНАНТЫ ПРИ УМСТВЕННОМ ТРУДЕ).

ОТВЕТСТВЕННО РАБОТАЮЩИЙ МОЗГОВОЙ УЧАСТОК ТРЕБУЕТ ВОВЛЕЧЕНИЯ В СВОЕ ВЕДЕНИЕ ОСНОВНОГО ВНИМАНИЯ, НАИБОЛЬШЕГО ИНТЕРЕСА, ПРИВЛЕЧЕНИЯ К СЕБЕ НАИЛУЧШИХ ЭНЕРГИЧЕСКИХ РЕСУРСОВ ОРГАНИЗМА.

ОТВЕТСТВЕННО РАБОТАЮЩИЙ МОЗГОВОЙ УЧАСТОК ДОЛЖЕН БЫТЬ ДОМИНАНТНЫМ, ГОСПОДСТВУЮЩИМ В МОМЕНТ СВОЕЙ РАБОТЫ.

Умственная деятельность не терпит «многолюбия», отвлечения внимания и энергии в области, чуждые развернутому сейчас целевому заданию. Работающая мозговая область должна сделаться сосредоточием всех основных интересов личности, и только при этом условии дает она наилучшую продукцию при наименьших затратах.

Читаю книгу, — казалось бы, понимаю все, между тем плохо комбинирую материал, не могу увязать его с предшествующим своим опытом, — быстро забываю. В чем дело? Откуда это поглупение, которого не было вчера, хотя я читаю сейчас книгу легче вчерашней? Оказывается, причина поглупения — в оттоке основного интереса к другим областям, не связанным с данной книгой, и отсюда — материал книги в мозгу не получает должного энергетического, питательного подкрепления. Работающий над книгой мозговой участок оказался вне доминантного поля, вне рамок господствующей сейчас целеустремленности, и это сразу резко ухудшило творческую продукцию.

Возьмем другой пример. Сижу на лекции, зеваю от скуки, глазею по сторонам, едва слышу слова оратора, плохо понимаю, о чем говорится, — улетел грезами в воспоминания об юге или о только что прочитанном романе. И вдруг — умелый удар лектора по моему «улетевшему» вниманию: одним образом, несколькими словосочетаниями он меня снова втиснул в аудиторию, зажег в моем мозгу совсем было потухший участок, связанный с его материалом, и я перестал зевать, остро слышу, слежу за мимикой оратора, жадно ловлю его слова, мысли, творчески их комбинирую, перестраиваю на свой лад — и скуки, глупости — как не бывало: снова вернул себе и сообразительность и память.

Если в мускульном труде интерес тоже, конечно, оказывается важным для качества продукции, все же в простых мышечных процессах не он, а нажитая ловкость и мышечная сила оказываются решающим фактором. В умственной же работе — чем она сложнее, тем грандиознее делается роль доминанты, значение интереса.

Физиологическое значение этого явления заключается в том, что к работающему сейчас высоко ценному мозговому участку притекает много силовых ресурсов организма (по Павлову — очаг оптимального возбуждения; по Ухтомскому — доминанта), делающих этот участок чрезвычайно плодотворным. Туда включается много нервного возбуждения (положительного), — притекает добавочное количество крови, улучшающее питание в этом участке. Нервно-мозговой ток в пределах доминантного мозгового поля протекает с большой скоростью, в путь его вовлекается добавочная масса нервных волоконец, благодаря чему качество процесса оказывается чрезвычайно совершенным.

Отсюда правило: мозговой процесс, процесс умственной работы, должен быть доминантным, должен интересовать, привлекать к себе основное внимание, удовлетворить, — ни в коем случае не должен навязываться.

Непревзойденная ценность этого правила — в колоссальном «бесплатном приложении», которое получает мозг при рациональном к нему подходе. Оказывается, что все не занятые в организме силовые ресурсы привлекаются к доминантному участку, верой и правдой его обслуживая. Зарядив этот участок, мы как бы превращаем его в магнит, тянущий к себе все не занятые сейчас в теле запасы энергии. Все, что, казалось бы, не имеет отношения к доминантному участку, даже противоречит его направленности, — все это на время его господства оказывается его верным рабом.

Поучительны в этом смысле опыты с доминантой.

Ухтомский при могучей весенней половой доминанте лягушки добивался усиления этой доминанты за счет возбуждения, извлеченного из причиняемого в опыте… болевого раздражения. Возбуждение боли притягивалось к половой доминанте и переключалось там в дополнительное половое возбуждение.

«Доминанта соревнования». Юнец стремится получить приз путем определенных мускульных или иных достижений. Ему всячески мешают звуками, световыми отвлечениями и т. д., однако эффект этих «контрраздражений» оказывается обратным: внимание конденсируется, изобретательность нарастает, энергия преодоления препятствий переключается в энергию доминантного достижения: вместо проигрыша — сугубый барыш.

Таким же примером «бесплатного» использования контрраздражений для целей доминанты является любовная биография Гёте. Доминанта художественного творчества использовала те трагические, «болевые» раздражения, которые испытал Гёте в неудачных своих притязаниях на Шарлотту, и развернулась (в романе «Вертер») с невиданным до того блеском. Сюда же относится и «перетягивание», переключение полового возбуждения в доминантную активность научного творчества, общественной деятельности, героизма и пр.: питание социальной, творческой доминанты за счет половой сублимации.

Таким образом, превращение умственной работы в доминантный процесс великолепно реорганизует все психофизическое бытие организма: создаются иные, новые энергетические сочетания, обильно питающие заряженный на умственную работу мозговой участок.

Однако закон этот обладает и обратной силой. Если умственная работа не становится доминантной (по неумению или по непреодолимым объективным обстоятельствам), — энергетические ресурсы организма уплывают в иные, внетворческие и противотворческие области. Неиспользованное богатство мстит. Взамен интеллектуально-творческой доминанты создается доминанта паразитарная.

Таким именно образом формируются преждевременные, «разбухшие» половые доминанты у детей, прозябающих в гнилых школах, с затхлой постановкой учебы: переключение резервного, неиспользованного возбуждения из высоких мозговых участков (исследовательство, социальная активность и пр.) в низшие, — в данном случае — в половой канал. Таким же образом создается и переключение на обжорство: взамен творчества (если к нему плохо приучают) — на пищевкусовые процессы, и т. д., и т. д.

В области серьезной умственной работы необходимо создавать доминантное состояние — главное условие для прилива сюда энергии, для увеличения продукции, для уменьшения затрат.

Основываясь на этом положении о ценности доминанты для умственных процессов, многие пытаются истолковать его, как «право на лень» в творческом процессе. «Ну что же, нет у меня доминанты, среда и ее раздражители не создали у меня доминанты, — не буду же я ломать себя вопреки интереса, наперекор интересу: ведь это вредно, неэкономично, нелепо с точки зрения рационализации. Подожду, пока явится доминанта».

Такая «умная» позиция — лучший способ для перевода творческой доминанты в ее противоположность — в доминанту паразитарную. Если вовремя, энергично, особыми приемами не направить наше внимание, наши интересы по нужным сейчас путям — иные интересы отвлекут нашу праздную активность, используют и поглотят ее, — и добиться тогда желательной доминанты будет связано с тройным трудом.

Имеются вполне определенные предпосылки для построения доминанты, которые и необходимо учитывать при организации нужной рабочей доминанты. Этих предпосылок в основном пять²²⁹: а) конституциональные качества работающего; б) состояние организма в данный момент (здоровье, утомление, сытость и т. д.); в) прошлый опыт работающего; г) степень общей организованности, «вытренированности» работника; д) возрастные свойства его.

²²⁹ Все классификационные соображения работы — целиком на ответственности автора.

Каждая из этих предпосылок требует детальнейшего практического учета и специальных приемов подхода к ним.

А. Доминанта и конституция работника

Имеются люди, которых можно «зарядить», «настроить» на определенную умственную работу лишь при обязательном условии энергичнейшего вовлечения в эту работу зрительных процессов. Как бы ярко ни говорил оратор, как бы близки ни были его мысли и образы такому слушателю, как бы хорошо ни слышал он речь, — интерес его, однако, оказывается тусклым до тех пор, пока он ясно не видит лица оратора, его жестов, движений и т. д. Стоит ему прорваться через шеренгу людей, застилавших от него фигуру оратора, — и сразу, внезапно, появляется дремавшая до того доминанта, утраивается сообразительность и т. д.

Или другой пример. Медленная, торжественная, размеренная музыка вызывает у некоего коллектива доминантное состояние с богатой работой воображения, с особо глубокой настроенностью и т. д. Лишь один из коллектива оказался исключением — музыка не создала у него доминанты. Оказывается, он принадлежит к конституциональной группе гипертиреоидиков, т. е. к лицам с усиленно работающей щитовидной железой, которая и располагает часто к более быстрому темпу воздействий²³⁰ и, наоборот, часто не дает нужных реакций при медленном темпе.

²³⁰ При гипертиреоидизме — ускорение пульса, усиление общего возбуждения, ускорение темпа реакций (часто за счет их качества).

Третий пример, обратный второму: ускоренный темп музыкальных воздействий создает тяжелое состояние, утомляемость, расстройство внимания и пр., в то время как медленный темп обостряет все психические способности, создает усиленную внимательность и пр.: у ваготоников²³¹ (с преобладанием антагонистов, конкурентов щитовидной железы) — с установкой на замедленные движения, восприятия и т. д. (у ваготоников — медленный пульс, более редкое дыхание и пр.).

²³¹ Ваготония — усиление влияния системы блуждающего нерва; симпатикотония — усиление симпатической нервной системы.

Из наших примеров явствует, что для построения желательной рабочей доминанты (т. е. усиленного интереса к тому или иному заданию, к некоей проблеме и пр.) необходимо учитывать свойства конституции работающего: в одном случае — преобладание у него зрительного аппарата; в другом — особый тип темпа; в третьем — особое расположение к двигательным процессам (тяга лишь к той умственной работе, которая связана попутно с технической работой, с движениями: исследования в экскурсиях, работа в лабораториях, наклонность к хирургии и пр.).

Основные конституциональные группировки, которые следует учитывать при построении рабочих доминант, сводятся к следующим:

а). Конституция и органы чувств. Установка на преобладание того или иного органа чувств (анализатора) или группы их: зрительный, слуховой, двигательный тип и т. д. и комбинации этих типов.

Так, резкое переутомление, усиленную отвлекаемость, слабость доминант у многих представителей недавнего физического труда можно объяснить неправильным педагогическим подходом к их индивидуальным особенностям: зачастую им дают отвлеченный книжный материал, теоретические лекционные рассуждения вместо того, чтобы ориентироваться на преобладание у них зрительной, двигательной и т. д. остановки и давать конкретные, наглядные сведения (зрение) в сопровождении опытов, при обязательном проведении этих опытов самими слушателями (движения) и т. д.

б). Установка на преобладание того или иного темпа работы. (Конституция и темп.) Люди с резко выраженным конституциональным замедлением мозговых процессов могут часто создавать великолепную по качеству продукцию, если не ускорять темпа работы сверх известного стандарта, не создавать добавочных нажимов на темп. И обратно — слишком медленно развертывающийся материал работы (кропотливый анализ рисунков, медленная речь, сложный стиль, мелкий шрифт и т. д.) может создать резкое заторможение у представителей противоположного типа.

С этим индивидуальным темпом приходится усиленно считаться, и в несоответствии темпа работы с темпом работающего часто лежит разгадка малой мозговой продукции и преждевременной утомляемости: не создалось доминанты.

Тип темпа обусловлен одновременно как индивидуальными свойствами центральной нервной системы (качества нервной ткани), так и преобладанием той или иной группы желез внутренней секреции (щитовидной и т. д.).

Не надо думать, будто темп человека — «рок» его, не поддающийся реорганизации и перевоспитанию: длительным сочетанием средовых влияний и приемов работы можно чрезвычайно много перестроить в этом темпе, создав новые его комбинации для работы, новые варианты (в зависимости от материала работы и пр.). Однако в каждой работе необходимо считаться с тем типом темпа, который для данного момента и для данного материала работы у работающего имеется в наличности.

Вне сомнения, многие тяжелые расстройства нервной системы и желез внутренней секреции у современных умственных работников в обстановке боев и революционной стройки обусловлены непомерно скорым темпом рабочих процессов мозга, непосильным для его структуры.

в). Конституция и сила раздражения. Третье из важнейших конституциональных свойств, которое надо учитывать при наших попытках создавать рабочие доминанты, — это установка на известную интенсивность раздражителей.

Так, некоторые работники очень плохо выносят яркие краски, сильные звуки, резкие формы и линии, крупные величины, в то же время великолепно реагируя на мягкие цветовые тона, низкие звуки, плавные линии, малые величины; и обратно — внимание другого человека привлекается лишь при большой интенсивности получаемых раздражений.

Искать исчерпывающих объяснений этого качества в преобладании определенной группы анализаторов (органов чувств) не приходится, так как стоит лишь изменить интенсивность тех же самых раздражений (зрительных и пр.), — и доминанта налицо. Нет почвы и для исключительного объяснения этой особенности типом темпа, так как темп может оказаться одним и тем же, в то время как одна лишь перемена интенсивности меняет качество мозгового процесса.

Понять это третье свойство можно тоже, очевидно, исходя из неврологических и эндокринных²³² особенностей работающего: более заторможенные организмы, склонные к установкам на внутренние процессы, требуют для пробуждения себя к внешней деятельности усиленных раздражителей, иначе их не выведешь из нейтрального состояния, т. е. из позиции внерабочего покоя; и обратно — организмы, сильно возбудимые, с повышенной рефлекторной деятельностью, обнаруживают часто нетерпимость к усилителям их возбуждения, так как это влечет взамен рабочей доминанты к непродуктивному рассеиванию возбуждения (иррадиация) и к распылению сосредоточения, т. е. к ломке доминанты.

²³² Эндокринная система — система желез внутренней секреции.

Этим свойством объясняется разница в рабочей мозговой продукции у разных людей при чтении книжного материала, насыщенного слишком яркими образами, дающего слишком много сильных эмоций; одному это дает доминанту, другой ее лишается. На одного действует суровый нажим, повышенный тон голоса — это усиливает его сосредоточение, — у другого это ломает остатки его внимания.

г). Конституция и ритм. Четвертое важное конституционально-индивидуальное качество — ритм работы.

Нервная клетка обнаруживает различную выносливость в течение суток, и эта выносливость может быть выражена в виде индивидуальной кривой у каждого отдельного работника.

В эту кривую входят, конечно, и приобретенные навыки развертывать интенсивную работу в известные части дня (газетные работники — к вечеру, служащие — утром и т. д.); сюда же входит и состояние здоровья работника в данный момент (отдых, истощение, болезнь), однако известная часть этой кривой является как бы стойким рабочим «хребтом» мозгового процесса, давая специфическую работоспособность по определенным частям дня, после тех или иных перерывов, в границах такого-то времени и т. д.

Один особо хорошо работает через 1–2 часа после начала, раскачивается тогда сразу на 4–5 часов и замирает потом на весь день; другие обостряют работоспособность лишь к вечеру и дают в течение дня вялую продукцию. Третьи работают за день тремя концентрированными кусками по 2–4 часа, с соответствующими перерывами и т. д.

Эту кривую индивидуальной работоспособности за сутки, этот индивидуальный рабочий ритм необходимо серьезно учитывать при планировании и организации работы, — иначе не создается рабочей доминанты.

Таким образом, конституциональные свойства умственного работника приводят нас к необходимости учитывать при построении рабочей доминанты четыре главные условия организации работы: 1) содержание материала работы, 2) темп работы, 3) интенсивность раздражителей, организующих работу, 4) ритм, фазы развертывания работы.

Если мы хотим вовлечь в данный мозговой процесс наилучшие механизмы мозга и наибольшие его силы (т. е. создать рабочую доминанту), мы обязаны строить технику, план и содержание работы в самой тесной связи с развернутыми сейчас конституциональными чертами работника. Конечно, эти черты должны быть предварительно внимательно изучены работником на самом себе, причем он должен отделить временную, текучую часть этих черт, обусловленную преходящим состоянием здоровья, техническими обстоятельствами и т. д. — от стойкого, неизменного их содержания, которые и требуют приспособления к себе всего рабочего процесса.

Б. Рабочая доминанта и состояние здоровья, общее состояние организма во время работы

Кроме конституциональных особенностей работника необходимо для построения рабочей доминанты зорко учитывать состояние здоровья в данный момент. Этот фактор сплошь и рядом резко меняет, даже ломает привычные конституциональные установки, и если механически базироваться только на последних, — рабочий процесс часто будет направлен мимо цели.

Так, предположим, что индивидуальный ритм данного работника обычно указывает на сугубую работоспособность в утренние часы; вдруг этот ритм срывается, и подъем работы появляется лишь к вечеру. Причина этого? Расстроенный ночной сон, несвежая голова утром, и отсюда подавление мозговых процессов в первые часы дня: вечерний же подъем объясняется, положим, спортивным оживлением мозга на протяжении дня (коньки, и т. д.), дневным сном в течение часа и т. д.

То же может случиться и с установкой на степень интенсивности раздражений: организм, привыкший к наиболее сильным раздражениям, дающий при них стойкую доминанту, вдруг начинает реагировать на эту интенсивность по-новому. внимание работника рассеивается, сообразительность падает. Оказывается: организм перед тем был переутомлен, вышел из состояния равновесия, проявляет черты обостренной рефлекторной возбудимости, и полезное для него прежде — превращается теперь в травму.

Вообще состояния утомления, истощения, упадка сил организма всегда противодействуют образованию прочных рабочих доминант: ведь доминанта — это состояние максимального сосредоточения, между тем как упадок сил — это состояние «рассредоточения», иррадиации, т. е. рассеивания возбуждения (вместо концентрации, т. е. собирания возбуждения в нужном нам участке).

Поэтому, если мы замечаем довольно значительные изменения в нашем обычном, конституциональном рабочем уклоне (в установках на ритм, темп, интенсивность и пр.), надо задуматься над вопросом: не имеет ли здесь место начинающееся заболевание или какая-либо иная перестройка в сочетании биологических сил?

Понятно, если это заболевание, изменение настолько выражено, что резко подавляют работоспособность, тогда не может быть и речи о попытках продолжать работу, т. е. о попытках строить доминанту какими-либо новыми, необычными приемами: эти попытки будут лишь нажимом на раздражительную слабость (см. выше).

Однако далеко не всякая временная перестройка в конституциональных чертах выражает собою резкий упадок работоспособности, — наоборот, иногда она связана с повышением рабочей продукции, с улучшением процесса образования доминанты, но при обязательном условии — изменить в это время приемы воздействия на рабочий аппарат.

Например: довольно значительная категория работников, осенью и зимой дававшая наибольшую продукцию к вечеру, в разгар весны и летом «ломает» свой ритм и выявляет продуктивный максимум лишь до 1–2 часов дня, а затем дает нарастающий упадок. Причины этого? Биологическая нетерпимость к солнцу, к теплу, преобладание в этот сезон двигательных процессов и пр.

Освеженный утренним сном, еще не включенный в сильные двигательные затраты, еще «не перегретый», не «перевозбужденный солнцем», он дает необычный для себя высокий подъем мозговой рабочей кривой в первую часть дня. В дальнейшем влияние травматизирующих факторов резко снижает эту кривую, давая некоторое повышение к вечеру, так как эффект «травмы» рассеивается очень медленно.

Имеются и обратные влияния, когда именно летом продукция нарастает к вечеру у тех работников, которые обычно отличались высоким подъемом по утрам: зимой утомление дня срывало вечернюю работоспособность, летом же солнце, тепло, воздух (в данном случае в качестве положительных факторов) с одной стороны отвлекали днем от работы, с другой стороны заряжали большой рабочей энергией к вечеру, когда «отвлечение» уже исчезало.

Такая же временная перестройка обычных, конституциональных черт может иметь место при вмешательстве в жизнь организма сильного и сложного, привходящего эмоционального фактора.

Человек, подталкиваемый любовно-половым чувством или иным сильным влечением социального характера (чувство долга, честолюбие и пр.), может на время диктатуры этой эмоции (иногда очень долго — в зависимости от типа эмоции) сильно перестроить обычную для него ритмику мозговых процессов — как в положительную, так и в отрицательную сторону: качество этого эффекта целиком зависит от того, совпадает ли путь влияния эмоции с направлением рабочего процесса.

Так, если любовная эмоция работника, адресованная женщине, идейно связанной с его общественной деятельностью, совпадает во времени с подготовкой важного для них обоих доклада, — в таком случае рабочая доминанта получает дополнительную движущую силу. И обратно — идейная чуждость любовников является тормозом для рабочей доминанты: столкновение двух конкурирующих доминант.

Вполне очевидно, что присоединение к мозговому рабочему процессу такой могущественной дополнительной доминанты может резко перестроить обычную ритмику, тип темпа и пр. В зависимости от «успеха» или «неуспеха» на фронте новой доминанты, в зависимости от тех сил, которые она специально для себя потребует, «профиль» рабочей продукции может сделаться неузнаваемым.

Из приведенных примеров и объяснений к ним становится очевидным, что для продуктивной организации мозгового процесса, т. е. для построения рабочей доминанты, необходимо в приемах работы учитывать основные изменения, возникающие в это время в организме: как болезненные, так и нормальные, хотя бы «и необычные».

Сезонные перемены рабочего ритма требуют соответствующей перепланировки суточного рабочего режима, и это обеспечит наилучшую доминанту. Эмоциональные перемены — как «дружественные», так и конкурирующие — открывают новые пути — то к усилению, то к смягчению нагрузки, то к ускорению темпа работы, то к понижению его, и т. д.

В. Рабочая доминанта и опыт работника

Умственный труд часто ведет к своеобразному самообману: плохо учитывается действительный результат проведенной работы. В так называемом физическом — мускульном труде продукт работы вполне конкретный, качества его явственны — их можно осмотреть, ощупать, выверить на практике. Между тем при умственной деятельности чрезвычайно часто продукт сделанной работы, впредь до делового его использования, остается в мозгу работающего (в его памяти, в опыте), и учесть действительную его добротность в этот период чрезвычайно трудно.

Кажется, что прочитанное, услышанное тобою хорошо усвоено и переработано, но стоит столкнуться с запросом — и выясняется, что так только «казалось»: на самом же деле усвоение было плохим, «работа сделана» скверно. И наоборот, может случиться, что недоверие к проделанной работе необоснованно, и качества ее вполне хороши.

Самообман этот может возникать из разных источников: переоценка своих сил или, обратно, излишняя недоверчивость к себе, — возбуждение при состоянии раздражительной слабости и т. д. Но основным и наиболее частым оказывается недостаток опыта, нужного для проведения данной работы.

Для построения мозговой рабочей доминанты необходимо тесное соответствие между содержанием проводимой работы и предыдущим опытом. При таком соответствии и работа будит развертываться продуктивно, и оценка ее (как в ее этапах, так и в конечном результате) будет действительно объективной.

Сплошь и рядом мы долго в недоумении ищем причины, мешающей нашим рабочим умственным процессам. Казалось бы, учтены конституциональные черты, общебиологическое состояние, а все же работа не клеится, должного огня (доминанты, интереса) не создается.

При мускульном труде подобные сомнения немедленно рассеиваются, так как неумелая техника рабочего процесса и порча материала сразу уясняют, что работник не подготовлен к заданию, что у него нет должного опыта для последнего: он тотчас же получает нужные указания или же отстраняется временно от работы, если «отставание» его серьезно.

При умственном труде не так легко установить подобную неумелость: читаешь — «как будто» понимаешь, «как будто» запоминаешь, — «как будто» все приемы работы правильны, «материала не портишь», а между тем работа идет туго, и продукт ее, как выясняется позже, недоброкачественный (забыл, «потерял общую нить», «не увязал» и т. д.). Причина же этого, как показывает последующий анализ, лежит чаще всего в отсутствии питательной почвы для данной работы: у работника нет тех материалов в мозгу, тех знаний, умений, навыков, за которые новый материал (из книги, лекции т. д.) должен бы «зацепиться».

Доминанта не может быть построена из одних лишь внешних воздействий Горячий, искренний оратор зажигает одну часть аудитории, злит другую часть аудитории, оставляет равнодушной третью. Почему? У первых двух слоев он находит «зацепки» в их опыте (классовом, научном и т. д.), и это создает у них доминанты — то под знаком плюс (восторг), то под знаком минус (злоба); третий же слой аудитории по своему опыту чужд материалу речи и доминанты не создает («не понял», или же речь шла о социальных вопросах, которые для него новы, т. е. опять-таки «непонятны»).

Сама по себе доминанта, т. е. состояние концентрированного, целенаправленного возбуждения в организме еще не создает творческого процесса. Важно, из какого материала она построена. Доминанта, не базирующаяся на богатом опыте, может разыграться в виде простого, но лишь усиленного возбуждения — бесцельного, бесплодного: я вызвал интерес к чему-либо, но если интерес этот зацепился не глубоко (а глубина — это опыт), интерес может прорваться впустую, дать двигательный или речевой взрыв — и иссякнуть.

Для того, чтобы интерес, доминанта действительно оказались длительной двигательной силой, необходимо дать ей внутреннее топливо: одним из главнейших, часто решающих элементов этого «топлива» является предыдущий опыт.

Доминанта ускоряет темп продвижения нервного тока по волокнам мозга, увеличивает размах мозговых процессов, стимулирует наиболее богатые и гибкие сцепления мозговых участков, создает в них новые, более сложные связи (все это за счет усиления кровообращения на доминантном фронте).

Представим себе, что материал зародившейся доминанты не имеет для себя почвы — опыта в организме работника. Это значит, что волокон, заинтересованных в продвижении по ним тока, в мозгу нет — «размахнуться» мозгу не над чем; связи создавать не из чего, — и «порыв» пропадает впустую.

Неудивительно, что внимание в таких условиях быстро раздробляется, и усвоение в итоге ничтожно. Мало того, подобная доминанта — «мыльный пузырь» — вызывает часто взрыв озлобления или отчаяния у работника: субъективно он готов на все 100 % — и интерес, и усердие, и техника — все великолепно, — результат же ничтожен: в чем дело — не поймешь. От злобы, отчаяния и прочих дезорганизующих аффектов не поздоровится дальнейшей мозговой работе, так как травматические чувствования — злейший враг умственной деятельности.

Таков вред от неуменья строить работу на основе предыдущего опыта.

Наши соображения по этому поводу имеют чрезвычайно актуальное значение именно у нас, в советских условиях. Пробившиеся впервые к знанию новые массы стихийно, в бешеном темпе порываются сразу овладеть всеми достижениями научной культуры.

Рост масс действительно бешеный, невиданный в истории, но при этом случаются и больные срывы: когда стремление захватить сразу все, бешеная энергия, бросаемая в атаку, горячий интерес — натыкаются на недостаток подготовки к овладеваемому материалу. Нужна последовательность, ступенчатость: соблюдая их (обязательно соблюдая их!), при такой мощной доминантной зарядке наши массы действительно способны творить чудеса — и творят их.

В мозговой работе новое надо строить на основе уже приобретенного. Казалось бы, элементарнейшее правило, «азбучное — до идиотизма», но именно оно забывается особенно часто при умственной деятельности, так как при ней очень слаб контроль, учет проделанного; уродств процесса работник не замечает и продукт работы переоценивает.

Проверь себя — готов ли к предстоящей работе? Имеется ли у тебя для нее опыт?

Г. Рабочая доминанта и тренировка работника

В трех развернутых нами главах об элементах доминанты мы шли всецело за организмом работающего: приспособляли рабочий процесс к конституции, к биологическому (в том числе и эмоциональному) состоянию, к опыту (т. е. к следам, оставленным им в организме).

Могло даже создаться впечатление, что мы идем «в хвосте организма», на 100 % применяемся только к его качествам, не пытаясь его перестроить по пути наших целей. К несчастью, подобный хвостизм наиболее часто встречается именно в подходе к умственному труду. Уже одна хотя бы яростная защита «вдохновения» чего стоит!

Ведь фактически теория «вдохновения» целиком строится на самом фаталистическом хвостизме: обеспечь все — для «выявления» вдохновения из «стихии организма», из стихии «подсознательного». Предполагается тем самым, что «вдохновение» не организуется, не «делается», но «возникает само», «изнутри организма», для сего поставленного в благоприятные условия.

Наш четвертый тезис целиком направлен на борьбу с этим нелепым, мистическим в корне своем, хвостизмом.

Да, в умственной работе надо обязательно учитывать организм, — но вместе с тем надо энергично вести его за собою — по пути наших деловых целей.

Необходимо в интересах наилучшей умственной продукции провести систему настойчивейшего, непрерывного тренажа нашего мозгового аппарата. Мало того, ни одна рабочая доминанта «мозговика» не будет прочной, глубокой, если она не связана с системой тренировки, организации мозга.

Часто говорят: «Сделай все, что следует, для появления интереса (доминанты, „вдохновения“ и пр.), затем уж жди, пока этот интерес придет. Не нажимай на мозг — это не мускул: насилия, сурового приказа мозг не любит». Звучит эта формула извне довольно хорошо, но построена она достаточно безграмотно.

Действительно, «давить» на мозг нельзя: давить — значит работать без доминанты, а такая работа затрачивает много и дает ничтожно мало. Однако и «ждать» доминанты, «обеспечив для нее предварительные условия», тоже нельзя: интерес — явление капризное и не обеспечив ему устойчивой, притом активной опоры, мы рискуем в любое время снова упустить эту «синюю птицу».

Надо добиться такого состояния мозга, при котором он легко подчинялся бы нашим заданиям без того, чтобы сам работник испытывал чувство насилия над собою, чувство «нажима». Эта и удается путем проведения настойчивой предварительной тренировки, путем длительного организующего воспитания нашего мозгового аппарата.

Наилучшая мозговая работа — это вовсе не «безвольная» работа, но работа, которая явилась результатом предварительных длительных «волевых» процессов: волевое привычно автоматизировалось и субъективно кажется нам «безвольным».

Пример. Сидят в аудитории студенты, слушают лекцию. Лекция всех их интересует — сильная доминанта налицо. Условно (конечно, абстрактно) положим, что у всего коллектива доминанта одинаковой силы. Во время лекции являются запоздавшие: они бестактны, а потому шумят, рассаживаясь, стучат сапогами, шепчутся. Проследим реакции сидящих на эту шумиху, проверим «поведение» их доминанты.

Одна часть, проделавшая в прошлом большую работу по волевой тренировке внимания и пр., не только не отвлекается от лекции, но наоборот, приобретает от нового раздражителя дополнение к своей доминанте, усиливая ее (по примеру лягушки Ухтомского — см. выше).

Другая группа, лишь начинающая свою тренировку, напряженно противодействует новому раздражителю, старается не смотреть на входящих, но часть внимания их все же рассеивается: доминанта лишается части своих двигательных сил. Третья группа, привыкшая лишь к «расхлябанным», хвостистским мозговым процессам (по «вдохновению»), тренировки не проводившая, быстро сламывает свою доминанту и «во все глаза», «во все уши» изучает (?) хулигански ворвавшихся товарищей.

Во всяком нашем рабочем мозговом процессе одновременно сталкивается несколько сил: а) силы, содействующие рабочему процессу (как внутри организма работника, так и вне его): все мысли, переживания, функции, ощущения, идущие по пути рабочего процесса и питающие его; все элементы внешней среды, содействующие мозговому процессу (техническая обстановка, нужные пособия и т. д.); б) силы, препятствующие рабочему процессу, дробящие элементы процесса, отвлекающие его от нужной нам целенаправленности: внутриорганические тормоза (сторонние — отвлекающие или конкурирующие — мысли, переживания, функции, ощущения) и средовые тормоза (шум, нецелесообразное освещение и т. д.).

Группа «а» этих сил далеко не сразу уходит на питание текущей рабочей установки, и от предварительной воспитательной работы зависит — шире или уже охватить сейчас все попутные силы для целей работы. Вторые же — группа «б», — являясь антагонистами рабочего процесса, должны быть обезврежены, во-первых, и должны быть использованы, в порядке переключения, на цели рабочего же процесса; и то и другое в основном является результатом тренировки.

Перед образованием нашей рабочей доминанты у работника наблюдаются одновременно и центробежные, и центростремительные явления.

Положим, ему нужно готовиться к ответственному докладу по советской экономике. Все данные для образования доминанты налицо: часы максимальной продуктивности свободны, чувство долга заострено, утомления нет, знаний для темы достаточно, — задание срочное. Принялся за работу, но «почему-то» рабочая доминанта хрупка, часто срывается (внимание рассеивается, сообразительность сужена и пр.) В чем дело?

Оказывается, значительная часть сил группы «а» и силы группы «б» обнаруживают центробежную тягу. Работе мешают мысли, связанные с необходимостью подготовляться еще и к очередной лекции (тоже по экономике, но по частному ее вопросу), — страх «провала» (перевернутое наизнанку чувство долга), «заскакивания» отдельных частей слишком обширного материала, подготовленного к докладу и т. д. Все это силы, попутные рабочему процессу, потеряв их, мы суживаем размах доминанты, ухудшаем качества работы.

Если нет предварительной тренировки по подтягиванию внимания, по сосредоточению, «стиснув зубы», на центральном участке работы, — тогда эту центробежную тягу не уймешь и процесс не наладится: цифры из лекций, волнения из-за чувства ответственности, разрозненные, неспланированные пока пласты материала, — все это будет жить обособленно, без доминантной тяги к рабочему центру, вместо пользы — вред. Мало того. Рядом с этими неиспользованными силами, дружественными рабочему процессу, «волнуются» силы, конкурирующие с ним: воспоминания о недавней утрате близкого человека — отца (область эта «вне темы доклада»), — шум в комнате и т. д. Надо подавить эти силы, даже переключить их в проводимую работу: без предварительной тренировки сделать этого нельзя.

Если человек на протяжении значительного времени приучил себя работать, не обращая внимания на отвлекающие эмоции и внешние раздражения, — для него эта центробежная тяга не страшна. Наоборот, некоторый нажим, который требуется для оттеснения в сторону этих тормозов, входит как добавочная двигательная сила в развивающуюся работу.

Автору известны многие даровитые артисты, ораторы, преподаватели вузов и т. д., которые часто перед особо ответственным выступлением создают себе подобный нажим нарочито. Надо выступить в новой пьесе, в новой речи; все готово, нужное настроение имеется, — но наш артист, оратор зачем-то причиняют себе сильную и длительную физическую боль (!?).

Казалось бы, бессмыслица? Между тем в этом акте скрывается своеобразная целесообразность: создается конкурирующий раздражитель (боль совсем не нужна для выступления — должна бы, наоборот, мешать), и реакция на него, сдержанная «силою воли» (ни крика, ни изменения мимики, дыхания не должно быть в этом акте: абсолютное терпение), переключается на творческие пути, усиливая эмоцию, силу, настроенность сценического, ораторского выступления²³³.

²³³ Можно спорить о действительной целесообразности этого приема, но наши «экспериментаторы», во всяком случае, добиваются своего.

Пример этот ярко рисует, как враждебные силы при условии тренировки оказываются в подчинении, в использовании у творческой доминанты. Он же показывает и обратное — как без тренировки сила, враждебная работе, может отвлечь на себя же ценнейший материал из творческих областей: так строится паразитирующая доминанта.

В частности, наш работник, без тренировочного стажа, одолеваемый наряду с тягой к докладу печалью о личной потере, может после трехчасовой неудачной попытки сосредоточиться, встать из-за стола с утроенным чувством боли по поводу понесенной им утраты отца: эмоция горя приобрела дополнительную силу из энергии неиспользованных рабочих областей.

Таким же образом вырастают паразитические доминанты полового характера — за счет плохо включенного общественного и прочего материала.

Вот что значит предоставить себя «вдохновению» — ждать доминанту «сложа ручки»! Если откинуть мистическую сердцевину формулы Гёте — «гениальность — это гениальная воля», — рабочее ее содержание полностью соответствует действительности: лучшая доминанта, максимальная продукция — результат наилучшей организованности рабочего процесса, т. е. плод наилучшей тренировочной, воспитывающей системы («воля»).

Рационализация умственного труда, рационализация действительного мозгового творчества — должна объявить беспощадную войну теории «стихийного вдохновения»: это развращающая теория, в своей практике создающая наихудшие виды паразитирующих доминант, зловреднейшие навыки уродливейших умственных процессов.

В тренировке мозговых процессов мы насчитываем следующие ее подразделения: а) тренировка техническими методами, б) тренировка логическими методами. По времени своего проведения тренировка может быть общей, длительной (вся система тренирующих мер) и эпизодической — применительно к тому или иному очередному заданию²³⁴.

²³⁴ Классификация, систематизация материала в данной работе — целиком на ответственности автора.

Со школьных (вернее, еще с предшкольных лет) надо начать систему этой тренировки — только тогда работник встретит во всеоружии ответственный заказ на его умственный труд. Если же этой тренировки в прошлом не было — никогда не поздно и всегда необходимо ее начать: надо проводить ее тогда параллельно текущей работе, в виде «дополнительной нагрузки» (ничего не поделаешь). Затраченное на нее окупится вдесятеро как продукцией, так и экономией трат.

а). О технических методах тренировки. Физиологическая тренировка. Материалист диалектик-монист понимает, что подготовка к умственному труду не может исчерпаться одной лишь подготовкой «умственного аппарата». Человек, не умеющий терпеливо выносить боль, не в силах бороться и с отвлекающими переживаниями, мыслями. Человек, плохо координирующий свои двигательные процессы, не будет отличаться блестящим вниманием.

Конечно, ни в коем случае нельзя сводить умственное воспитание к мускульному воспитанию, и нелепо, понятно, звучит формула: воспитание воли — это воспитание мускулов. В такой формуле — грубо механистический подход к толкованию психических явлений. Так же нелепо звучит и другая «империалистическая» формула: воспитание ума — это воспитание органов чувств.

Вместе с тем, если империалистические притязания этих формул нелепы, часть их рабочего содержания использовать необходимо. Психика, интеллект обладают совершенно особым качественным специфизмом, но одновременно они не живут ведь «вне пространства» — вне организма. Психика черпает свой материал из двигательных процессов, из раздражений органов чувств и т. д., и состояние этих областей далеко не безразлично для душевной, т. е. и для умственной деятельности.

Двигательная точность помогает логической точности (не исчерпывает ее, но помогает ей), — четкая работа органов чувств (анализаторов) укрепляет четкость, конкретность мыслительных процессов. Кто не привык «аккуратно» смотреть, слушать, делать моторную (двигательную) работу, тот будет плохо справляться с задачами на логическую точность, сообразительность и т. д.: провалы скажутся в наиболее ответственных частях умственной «механики».

Поэтому в первую очередь тренировка ума должна заключаться в общей тренировке всего тела.

Надо научиться координированно двигаться, упорядоченно и точно пользоваться работой органов чувств, приучить себя к преодолению разнообразных «телесных» трудностей (боли, холода, усталости и т. д.) и, что особенно важно, надо добиться максимальной упорядоченности во всех физиологических функциях: нарушения ритма сердечной, пищеварительной работы и т. д. обязательно скажутся и в нарушениях умственной деятельности. Об этих приемах тренировки мы подробнее скажем особо в главах ниже — пока же отнесем их целиком к рубрике обще-физиологической тренировки.

Приведем убедительную иллюстрацию, подтверждающую колоссальное психологическое значение этой общефизиологической тренировки. Иллюстрация — случай, очень часто встречающийся в медико-педагогической практике.

Подросток или юноша при удовлетворительном в общем состоянии соматического («физического») здоровья — обнаруживает, однако, зябкость, обостренную чувствительность к боли и вместе с тем хрупкость внимания, повышенную умственную утомляемость, — одним словом, он — «невропат». Тренируют его на предмет приучения к холоду: подвергают ступенчато все более прохладным процедурам — конечно, осторожно, под руководством врача.

Через некоторое время закалка на зябкость дает эффект: окраска кожи после холодной процедуры нормальная, изменений пульса нет и т. д. Но этим дело не исчерпывается, — оказывается, и болевые реакции тоже смягчились; те же прежние дозы болевого раздражения вызывают гораздо более легкий эффект, хотя «болевой» тренировкой мы не занимались.

Но и этого мало. Сверх «бесплатного приложения» в виде болевого сюрприза создается еще одно приложение в виде чисто интеллектуального выигрыша: оказывается, что и хрупкость внимания, и умственная утомляемость тоже смягчились.

Как объяснить это «чудо»? Очевидно — способностью мозга всякое приобретенное закалкой качество переключать и на другие свои участки.

Закалка в отношении к холоду оказывается в итоге закалкой вообще — в том числе и для умственных процессов. И обратно, хрупкость в области, внимания и т. д., если она обусловлена недостатком тренировки, всегда связана с той же хрупкостью и в других областях.

Не надо лишь смешивать расстройства тепловой, болевой и прочих реакций — от «распущенности» (дефект в воспитании «тормозов», недостаток закалки) — со слабостью от заболеваний, истощения и пр.: в последних случаях действовать, конечно, следует не тренировкой, но общим укреплением организма.

Наш же случай для иллюстрации отобран именно со здоровым «распустехой». Этих «недотренированных» распустех много, очень много в нашем быту, и значительную часть неуспеваемости в области умственного труда надо объяснять именно плохим воспитанием общих тормозов.

б). Методы психологической тренировки. Как мы видели, всякий тип физиологического тренажа в конечном итоге оказывается и психологической закалкой, воспитанием умственного аппарата (конечно, и обратно). Однако в непосредственном приближении к умственной работе имеются и специальные приемы самовоспитания, вплотную улучшающие, организующие ту или иную специальную функцию рабочего процесса мозга.

Так, имеются упражнения для выправления внимания, для улучшения памяти и пр. Необходимо, вместе с тем, именно здесь указать, что в вопросе о психических упражнениях (психоортопедия)²³⁵ нет научного единодушия.

²³⁵ Ортопедия — выправление: буквально — выправление изъянов в конечностях: психоортопедия — выправление психических функций.

Существует точка зрения, что никаких специальных, обособленных от жизненных задач упражнений не следует применять в отношении к психике. Для нашей умственной работы, — говорят представители этой позиции, — лучшие упражнения создаются жизнью и ее обязательствами. Задачи жизни организуют как нельзя лучше наше внимание, требуют от нас целеустремленности, толкают нас к нужным запоминаниям и т. д. Все это, — продолжают они, — связано с эмоциональным нажимом, так как именно жизнь создает у нас рабочие эмоции, а это, в свою очередь, улучшает, углубляет процесс работы. Искусственные же упражнения оторваны от жизни, не создают эмоции, требуют нарочито усилия и не дают будто бы нужного эффекта.

Защитники этой точки зрения правы, но не до конца. Жизнь и ее обязательства, конечно, воспитывают и организуют лучше всяких искусственных влияний, однако при неумении работать, при так называемом формальном недоразвитии навыков необходимо для уменьшения рабочих затрат, для сокращения времени выучки еще воздействовать и непосредственно, сужено, на те или иные, наиболее слабые части рабочего процесса. Жизнь встретит тогда рабочий механизм, гораздо более подготовленный для общей борьбы²³⁶.

²³⁶ Имеются указания, что я был неправильно понят в своей брошюре «Работа и быт общественного актива» (изд. «Мос. раб.» 1928 г.): будто бы я начисто отказываюсь от специальных упражнений. Текст здесь показывает, что моя позиция в этом вопросе вполне ясная. В брошюре я восставал против империалистического учета роли этих упражнений — без всесторонних изменений в быту и в организации работы.

Так, для развития формального внимания можно взять упражнения с подсчетом из текста двух, а затем трех, четырех и т. д. букв, специально отобранных: положим, из всего текста извлекаются буквы «а», «н», «к» — и одна за другой подсчитываются: 3 «а», 2 «н», 5 «к» и т. д. Участвует здесь и работа памяти. Внимание требуется в подобном упражнении для учета каждой из попадающейся нам нужной буквы; память — для запоминания количества букв. Чем крепче делается внимание, тем большее количество букв может быть вовлечено в упражнение.

Усложнение этого опыта заключается еще в добавлении отвлекающего фактора: положим, при упражнении ритмически подымают и опускают левую руку. Наши материалы показывают, что если подобные упражнения продолжаются 8–10 минут в день (вначале — меньше) — при обязательном условии гигиенической организации быта и правильной организации всего рабочего процесса, то в дополнение к последним, упражнения эти имеют большое значение, с избытком окупая затраченные на них силы. Даже при недостаточном интересе к той или иной работе, даже при отвлекающих раздражителях (как внутренних, так и внешних), — внимание у тренированных делается гораздо более устойчивым.

Основное значение подобных упражнений, как и физиологической тренировки, выражается в ставке на сопротивление, на преодоление. Надо приучить наш мозговой аппарат, нашу «умственную машину» к преодолению препятствий.

Если мускульный, физический, технический труд всегда является борьбой — борьбой со средой, преодолением сырого материала и его сопротивления, — точно так же и акты умственной работы оказываются все той же борьбой, все тем же преодолением сопротивления со стороны среды, материала и т. д. Тот активнее, устойчивее будет мыслить — кто приучил себя бороться с препятствиями, именно в этом главное значение общей и специальной закалки для «мозговика».

Мы полагаем, что в результате длительной ставки на преодоление вырабатывается у человека и особая доминанта, которую мы назвали бы доминантой преодоления: чувство удовлетворения от усилия и результатов его — превращается в новый стимул для продолжения и углубления работы при уменьшенной в то же время трате сил.

Ясно, что базировать умственную работу исключительно на первичном интересе к ней значит сплошь и рядом идти в хвосте организма, быть «мозговым пассивистом». Конечно, интерес — главное условие умственной работы (доминанта), — но сам-то интерес сплошь и рядом создается далеко не сразу, требует ряда предварительных мер, иногда совсем «не интересных», ряда преодолений.

К счастью, в этих преодолениях заключается, как мы видим, и свой особый интерес, что облегчает нам предварительную нагрузку: в дальнейшем же, «вонзившись» в материал, закончив вводные этапы работы, мы оказываемся уже полностью в атмосфере интереса, и «преодолений» требуется от нас все меньше и меньше.

Таково значение общей и специальной тренировки для умственной работы, для мозговой рабочей доминанты.

в). Эпизодическая самоорганизация. До сих пор мы разрабатывали вопрос о системе тренировки — о системе длительной повседневной закалки, самоорганизации. Она сводилась к общей организации быта и телесных процессов (режим, воспитание физиологических функций, воспитание правильных торможений и т. д.) и к организации отдельных психических функций. Каждый день мозговика должен быть заполнен элементами этой системы — иначе при «эпизодическом» столкновении с суровыми требованиями жизни мозг не выполнит задания.

Существует у «мозговика» один из нелепейших видов легкомыслия: сотни изъянов в повседневном быту, никакой общей системы тренировки, — но зато в случае острой нужды — он «мобилизуется» на все 100 %: делает все, что прикажут, — только бы справиться. Результатов, однако, это не дает, и качество продукции, длительность работоспособности — оказываются плачевными. Наказание за легкомыслие: мозговая машина должна быть непрерывно в состоянии мобилизации, должна быть всегда готова к сложнейшей работе, — лишь при этом условии «эпизод» ее не захватит врасплох: иначе же — поражение неминуемо. Таково значение системы.

Однако это не умаляет ни в малейшей степени роли эпизодических мер в дополнение к общей системе. Каждая работа является «эпизодом» и требует своих мер подготовки к ней, особой самоорганизации со стороны работника.

Отвлеченно мозговую работу часто представляют себе так: надо, — ну и сел за стол, обложил себя материалами, — и действуй! Сел за стол, а доминанты все же нет, и «действие» идет под непрерывным, тягостным нажимом, давая жалкую продукцию. Надо победить и здесь «эпизодическое» сопротивление материала: следует быть вообще готовым ко всяким сопротивлениям (на то и система тренировки), но для каждой данной работы требуется осилить и особое сопротивление, — нужны и особые меры.

В эти меры входит:

а) приспособление личного быта к требованиям, предъявляемым данной работой: порядок дня, обстановка, тип питания, развлечения и т. д. — применительно к требованиям задания;

б) оттеснение всех прочих — вне данной работы — доминант (интересов, сильных эмоций) на задний план, чтобы не мешали, — наоборот, чтобы были использованы для работы;

в) создание таких условий, при которых главная часть внешних впечатлений шла бы по линии развернувшейся сейчас работы (встречи, беседы, книги и пр.);

г) систематическое, предварительное накапливанье материала, нужного для включения его в работу;

д) составление общего плана работы: ее структура, этапы ее развития, намечающиеся выводы, — стержневая цель;

е) планирование каждого очередного куска работы (иногда даже ежедневно), чтобы точно знать, чего ждешь от себя на ближайшее время;

ж) внутренний предварительный нажим всякий раз, когда после перерыва снова садишься за работу; «раскачка» — она требует особых приемов;

з) тщательное приведение всех частных технических моментов работы: система записей, справок и т. д.

Подробнее остановимся на отдельных деталях этой «программы».

г). Обстановка умственной работы. Принципы организации обстановки: а) максимум факторов, вовлекающих в процесс работы; б) минимум раздражителей, отвлекающих от рабочего процесса, дезорганизующих его; в) возможное приспособление обстановки к целям данной, очередной работы; г) максимальная разгрузка рабочего процесса: уменьшение количества рабочих действий, уничтожение так называемых лишних действий и т. д.

Таким образом, техническая обстановка умственной работы (конечно, в идеале) должна содержать в себе как черты постоянные, нужные для любой фазы труда, так и черты меняющиеся, приспособляемые к очередному нашему заданию.

Рабочая обстановка должна сосредоточивать наше внимание, должна настойчиво втискивать мозг в тот материал, в те процессы, которые входят в состав нашей ближайшей работы. Все в рабочей комнате должно напоминать о содержании ближайшего задания, подталкивать к новым мыслям об этом задании, должно помогать сокращению «сырого» периода работы — периода так называемой «раскачки».

Книги на полках, пособия и другие материалы на столе не должны застывать «на веки веков» в одном порядке, но их надо пересочетать, концентрируя по господствующему сейчас признаку, определяемому главной нашей работой: в глаза должны «вталкиваться» как раз те заголовки, имена, гравюры, диаграммы, которые ближе всего связаны с содержанием очередных заданий.

Подсознательное значение этих «толкачей» колоссально, так как каждый заголовок, автор и пр. вызывает без усилия памяти целый комплекс ассоциаций, незаметно помогающих нам увязывать материал дальнейшей работы и разгружающих трудный процесс «начальной раскачки».

Такова должна быть динамика обстановки. Что же касается статики — она чрезвычайно проста. Сосредоточению помогает: небольшая величина комнаты (зрение не разбрасывается), окраска комнаты не яркая (нет лишних возбуждений), но и не мрачная (не подавлять рабочего тонуса!). Окно сбоку от рабочего стола или сзади его, но не спереди, иначе — утомление зрения (двойное поле внимания: окно, стол) и перевозбуждение зрительного центра излишком света.

Освещение средней силы, сосредоточенное главным образом вокруг «рабочего места» и не рассеянное по другим частям стола, тем более — по всей комнате. В комнате — небольшое количество вещей, самых необходимых: меньше отвлечений, и кроме того освобождается место для «прохаживаний» в периоды рабочих пауз.

Стол по возможности широкий: а) чтобы не ограничивать на нем движений рук (переворачивание страниц, писание), так как лишняя двигательная связанность в рабочем процессе (рука) сказывается препятствием для мозгового сосредоточения (ощущение неудобства, отвлечение); б) чтобы свободно поместить на нем в нужном порядке первоочередные материалы и пособия.

Придвинуть к столу лишний стул или небольшую этажерку (если имеется), поместив на них те необходимые материалы, которые не уложились на столе: всякое лишнее движение к шкафу, копание среди полок — является дезорганизующим обстоятельствам для развернутого рабочего процесса.

Настойчивая борьба со звуковыми отвлечениями — с шумом, с голосами вблизи (из окна, за стеной, тем более — в самой комнате); особенно опасны внезапные, резкие слуховые раздражения, которые могут надолго разбить налаженное сосредоточение; к монотонному, непрерывному шумовому раздражению небольшой силы можно в процессе работы привыкнуть. Вообще же слуховые отвлечения — злейшие враги умственной работоспособности: это значит, что надо в ответственные рабочие периоды выключать телефон, вывешивать записки «не стучать в дверь» и т. п.

Вышина стула должна быть приспособлена к вышине стола (никаких двигательных напряжений), сиденье — достаточно широкое (не срываться при нечаянных «зигзагах» рабочей позы), по возможности со спинкой (откинуться — когда задумаешься или для отдыха уставшей спины). Мягкие стулья не годятся для сосредоточенной умственной работы: активный корковый процесс — боевой акт организма, и все разнеживающие, убаюкивающие условия лишь мешают ему.

Температура комнаты — ни в коем случае не слишком теплая (вялое кровообращение, замедленное дыхание, — они и без того характерны для большой умственной работы), но и не холодная, иначе — спазм периферических сосудов, который и без того велик при умственном напряжении (зябкость утомленного «мозговика»): в среднем, 12–13°R. Чаще проветривать комнату, прохаживаясь, пока форточка (окно) открыта: не так зябко, и кроме того — двигательное отвлечение для уставшего мозга.

Не тяжелая, не связывающая дыхания и движения одежда, достаточно теплые ноги (иначе вялая циркуляция крови по телу). Чернила крепкой, резкой окраски (зрительная фиксация более четкая), — пишущая ручка — «по руке», — лучше всего массивная и достаточно длинная (твердое ощущение обхвата, прочность двигательного процесса — записывания).

Но как быть, — скажут нам сердито (часто говорят!), — если нет отдельной комнаты, нет стола, нет тишины, нет подходящего освещения?! Зачем тогда расписывать неосуществимый идеал!

К сожалению, методики записи в темноте, методики подготовки доклада стоя на площадке трамвая и т. д. гигиена умственного труда не знает. Надо использовать все средства для приближения условий работы к идеалу! Ясное представление об образце, об идеале — никогда не мешает работе, — наоборот, без него работа невозможна. Идеал, образец создает развернутую перспективу, т. е. рождает и более активную целеустремленность.

Мы потому так настойчиво боремся за коммунизм, что ясно представляем себе конечный идеал наших стремлений — образец общественной жизни: идеал освещает весь наш рабочий путь, дает возможность сопоставлять прошлое с настоящим, достижения и срывы вносят поправки в наши ошибки.

Если сидишь на полу — борись за возможность работы хотя бы на табуретке. Если у тебя только табуретка, — борись за право хотя бы на краешек стола. Если вокруг шумят пятеро товарищей — постарайся, чтобы шумели только двое, а если сумеешь, утихомирь и этих двух, так как они воруют и твое мозговое достояние, и других, т. е. золотой фонд родного всем вам класса.

Такова должна быть борьба за приближение условий умственной работы к их идеалу. Пока же, впредь до создания стойких удовлетворительных условий, распланируй работу так, чтобы наиболее ответственные ее части включались в наиболее благоприятные моменты: когда тише, светлее, когда стол свободен и пр. Другими словами, будь диалектиком в работе! Если ты диалектик в общественной своей установке — всегда сумеешь и в рабочем процессе извлечь из идеала тот минимум, который применим в данных конкретных условиях.

Понятно, — чем обстановка хуже, тем больше придется внести в рабочий процесс волевого усилия, нарочитого нажима, тем хуже будет формироваться доминанта, тем сквернее продукция, острее утомляемость.

Наша борьба должна вестись не в плане пропаганды методов работы при наихудших условиях (тут фатум: плохое не создает хорошего!), а в плане отстаивания всеми способами рациональных условий для мозговой деятельности. Здесь надо мобилизовать широкое общественное мнение, привлечь правительственное внимание, агитировать в быту, перевоспитать сослуживцев, семью, соседей, — одним словом, бороться за хорошую мозговую продукцию надо так же, как бороться за жизнь-, ведь основная борьба за жизнь ведется сейчас не кулаками, не зубами, но… мозговой корой!

Ну, а пока, на сегодня, немедленно — тренироваться, тренироваться, тренироваться! Закалить себя, приучить себя к сосредоточению в условиях тяжелых отвлечений! Методика этого в своем месте была указана.

д). Техническая разгрузка мозга. Система справок, цитат, библиографический материал, тетради записей, — все это в целом является огромной возможности вспомогательным материалом, разгружающим раз навсегда нормальную активность мозга.

Надо избавить мозг от лишних рабочих процессов, переводя соответствующие запросы на «мертвый» материал: записи, справочники. Не следует запоминать то, что легко найти в нужном справочном источнике. Надо знать по возможности о всех систематизированных источниках, накопивших и расслоивших нужный нам материал (энциклопедия, словари, сборники диаграмм, книжные списки и пр.), чтобы не «открывать америк», тратя на это силы и время.

Группировку этого технического нашего накопления надо вести самым внимательным образом, в применении к нуждам своей работы: по главным проблемам, по школам и т. д. Из всего собранного капитала надо заранее выбрать и приготовить ту его часть, которая всего нужнее для очередной нашей работы. Внимание, память наши не должны засоряться «балластом», так как рабочая емкость мозга в каждый отдельный момент ограничена.

е). Записи. Все, что привлекает активное внимание умственного работника, должно быть записано. Никогда не следует доверять своей памяти, как бы хороша она ни была: у жизни и у мозга слишком много способов извращать работу наших воспоминаний.

Система записей преследует следующие цели: а) при записывании мысль лучше запоминается (зрительно-двигательное подкрепление): б) при записи мысль лучше охватывается, понимается, усваивается: не пассивно выслушал, вычитал, но дал и нечто свое-, запись — не безразличный акт для всей мозговой активности, даже если это «свое» дополнение и не осознается пока работником; в) запись помогает дальнейшей группировке, классификации зафиксированной мысли: при расшифровке она включается в наиболее для нее близкий материал.

Из этих ценностей, содержавшихся в системе записей, вытекают и принципы техники записей:

а) нужна особая тетрадь для фиксации сырого, еще не сгруппированного, не расслоенного материала, и кроме того, нужны специальные тетради — для проведения в них записей по проблемам, по дисциплинам, по ближайшим заданиям и т. д.;

б) записи необходимо пересматривать и переключать в соответствующие рубрики; очевидно, это требует внимательной классификации интересующих тебя вопросов и включения этих вопросов в качестве особых глав в систему твоих записей;

в) перед крупной очередной работой надо пересмотреть по возможности все записи — не только те, которые узко связаны с данной работой: в крайнем случае, хотя бы и смежные рубрики. Такое привлечение «стороннего» материала создает «вихрь сырья», который взрыхлит почву для дальнейшей, уже суженной работы.

Надо записывать сжато, формулировки давать четкие, точные, — почерк должен быть разборчивым (неряшливый почерк губит массу ценностей, делает бесплодной большую работу прошлого: «не разобрать»).

Запомним формулу: «покажи мне свои записи — и я увижу, правильно ли мозг твой работает». В этой формуле недвусмысленно выражена ценность записей для общей мозговой самоорганизации.

ж). Коллективизация умственной деятельности. Мыслительная работа является интимным процессом лишь в определенные свои стадии, когда действительно следует замкнуться, сосредоточиться обособленно, не допуская никакого внешнего вмешательства. В предварительной же и «предокончательной» стадиях разработки вопроса совсем не плохо его коллективизировать. Уменье коллективизировать работу — одно из крупнейших качеств самоорганизации «мозговика».

В коллективизации мыслительного процесса содержатся следующие основные ценности:

а) речевые проявления — как свои, так и чужие.

Своя речь — колоссальной важности мыслительный стимул. Впервые выслушиваешь свою мысль (прежде же продумывал, записывал), видишь ее в дополнительных сочетаниях, которых, возможно, не нашел бы, если бы не приспособлял мысль к немедленному внедрению ее в аудиторию, — контролируешь ее гораздо более зорко, чем наедине с собой.

Слушая же чужую речь, направленную на твои мыслительные сочетания, получаешь совершенно новые ассоциации, встречаешься с резкими противопоставлениями твоим мыслям, видишь новые — анализирующие, расслаивающие подходы к своим выводам. Причем все это происходит на фоне сильных чувственных впечатлений, в которые втягиваются области организма, обычно не включенные в мыслительный процесс: мимика, жесты собеседника, перемены его голосовых интонаций, — все это вызывает своими толчками (через зрительный, слуховой, двигательный аппарат и т. д.) взрыв совершенно новых логических комплексов, которыми ты овладеваешь, так как они идут целиком по путям, выдвинутым твоими соображениями (хотя бы и противопоставлялись последним);

б) социально-боевые стимулы, «соревновательные» толчки в коллективе — точно так же имеют колоссальное значение для организации, усиления мыслительного потока. Как часто «ленивый» мозг, туго развертывающий свои процессы, энергично вспыхивает при получении такого «соревновательного», боевого толчка. Как часто долго не налаживающаяся доминанта получает окончательное закрепление после острой полемики, вливающей новый эмоциональный жар по пути этой доминанты. Иногда даже рекомендуется «вялому» работнику для сугубой энергизации его работы нарочито выступить перед коллективом, «раздразниться» там, чтобы ему, задетому за живое, нельзя было возвращаться снова в свою «вялость».

Предрассудки об интимной природе мыслительного процесса должны быть изъяты. В коллективистических стимулах, в коллективном контроле, в коллективном творчестве лежит ценнейшее, зачастую основное средство регулирования ответственной умственной работы. Однако это средство требует умелого использования: надо научиться включать свои мысли, элементы своей текущей работы — в речевые построения, понятные и «вкусные» для окружающих: кстати, это оздоровит и мысль по существу, социализирует ее, сделает ее социально-распространимой, — иначе какая же другая ценность мысли? Все это, конечно, требует специальной тренировки — установки на мышление для коллектива и в коллективе.

з). О логических методах тренировки. Можно, не затрагивая существа той или иной рабочей темы, готовиться к ней общими путями, на что мы и указывали в главах о технической тренировке. В этих указаниях мы технически приспособляли организм в целом, и в частности, его психический аппарат, к преодолению самых разнообразных препятствий, которые будут возникать в содержании той или иной работы.

Однако в процессах работы чрезвычайно часто наблюдаются и такие препятствия, которые полезно бывает осилить с помощью, если угодно, «логических средств», проникающих в специальный смысл, в органическое существо данного препятствия.

Так, во время ответственнейшей подготовки к докладу (общественно-творческая доминанта) — врагом доклада вдруг оказывается внезапно остро вспыхнувшая половая доминанта — сильное половое влечение к определенному лицу: учащаются тяготения к половому акту, воображение заполняется соблазнительными образами, — рабочее внимание рассеивается, утомляемость нарастает и т. д.

Если действительно этот «прорыв» губительно отражается на работе — работник начинает применять «технические» меры борьбы с конкурирующей доминантой: он занимается для отвлечения физкультурой, не ест возбуждающих вещей, проводит спартанскую установку в отношении ко сну (жесткая постель, прохладная комната), к одежде (не кутается); занимается упражнениями с отвлечением внимания (попытка ударить по тому отвлечению, которое исходит из половой доминанты), старается не встречаться это время с лицом, вызывающим у него половое возбуждение, и наоборот, участить встречи с людьми, смягчающими его половой фон, и т. д.

Все эти меры сводятся к увеличению обороны работающего организма против «полового» его врага; все они, конечно, имеют под собой серьезное основание, дают свою долю пользы, однако они не пытаются проникнуть внутрь лагеря противника, — они обстреливают его сбоку, подкапываются под него снизу и т. д. Вонзиться же в самое существо вражеского фронта — это значит попытаться логически его переоценить, логически снизить его «вздувшуюся» сейчас ценность.

Не надо думать, будто сила нашего мыслительного аппарата ничтожна в сравнении с мощью эмоций: чем больше привыкли мы к преодолениям, тем влиятельнее оказываются наши логические процессы для регулирования даже наиболее «стихийных» форм поведения: думать обратное — значит грубо недоучитывать достижения нашей мозговой, т. е. в первую очередь, корковой культуры²³⁷. Можно обосновать в своем сознании сильные этические возражения против «полового наскока», привести ряд образцов из истории революции, где этическое самообладание разрубало самые сильные «половые узлы»; можно обесценить и самый объект, возбуждающий половое влечение: снизить его умственные, этические, даже эстетические достоинства до того уровня, которого он действительно заслуживает («набухшее» половое влечение обычно слишком высоко оценивает этот объект).

²³⁷ Имеется даже целая система лечения «логикой» сложных нервных уклонений (рациональная психотерапия).

Можно специально усесться за отдельные художественные произведения, где проводится уничтожающая расценка подобного же положения вещей, можно сходить к более сильным и умелым товарищам — для воспитательных влияний, по существу, с их стороны, и т. д., и т. д.

Все эти приемы — логическое внедрение во вражескую доминанту, совместно с техническими мерами, дают зачастую высокоположительный результат. В данном случае мы имеем как бы логическую тренировку отрицательного порядка (логика — против врага), но тот же подход применяется и в положительных целях, для непосредственного усиления рабочей доминанты.

Надо, положим, углубить интерес к определенному заданию, сделать внимание к нему более устойчивым, — и для этого проводится, по существу, та же серия мер, что и выше: логически и этически обосновывают перед собою значимость задания, сближаются теснее с впечатлениями, близкими к заданию, идут к людям, у которых можно получить наиболее стимулирующее содержание; вызывают в своем воображении возможные — удачные и печальные — перспективы, в зависимости от качеств выполнения задания, и т. д.

Все подобные тренирующие меры логического порядка относятся по преимуществу к «эпизодической» группе, так как адресуются обычно ближайшему сектору работы. Однако они же могут войти и в систему общих мер, если дело касается создания общей длительной профессиональной установки в отношении к занятию, которое навязано жизнью — вопреки отвращению к нему. Если отвязаться от этой обузы не удастся, остается лишь путь длительно-тренировочного приспособления к нему, причем кроме мер технических здесь, конечно, применимы и логические приемы.

Д. Рабочая доминанта и возрастные свойства работника

Каждому возрасту присущи ряд специальных качеств, которые вызывают у него преимущественные тяготения в ту или иную сторону. Рабочие доминанты особенно легко строятся и сугубо прочны, если связывать их с этими возрастными качествами.

Так, по своим психофизиологическим свойствам дети пред-переходного возраста (8–11–12 лет) особо сильно тяготеют к индуктивному методу мышления (от частного — к общему), к конкретному содержанию впечатлений, к технической деятельности и т. д. Ясно, что абстрактным материалом, обширными обобщениями, разговором и т. д., их привлечешь к работе лишь с большим трудом, и продукция окажется в таких случаях слабой: доминанте не за что уцепиться.

Наоборот, критический возраст подростка (14–17 лет) особо тяготеет к «дальнему», к общему, к отвлеченному, обширному и т. д.; вовлечь его в индуктивные приемы мышления, в техническую деятельность можно, исходя главным образом из «обратных» его тяготений: от общего к частному, от дальнего к ближнему и т. д.: при таком подходе — на основе возрастных доминант этот труднейший возраст дает изумительные рабочие результаты.

Старики любят писать мемуары — основа этого в возрастном изменении мозга: память крепка лишь на прошлое, слабеет в отношении к настоящему.

Наиболее совершенные синтетические установки, охватывающие глубже всего интеллектуальный материал, обычно наблюдается между 30–45 годами с значительными колебаниями в обе стороны — у отдельных групп, и эта пора — возраст наиболее глубоких, длительных, мощных рабочих доминант. В жизненном плане к этому периоду следует приурочить наиболее ответственные и трудные задачи.