Инстинкты как «серые кардиналы» человеческого поведения

Творцы и их поклонники

Чтобы лучше понять глубинные причины склонности к идеализации природы, придётся совершить небольшой экскурс в философию и психологию Нужно это вот зачем. Обсуждая поведение человека, мы неизбежно будем соприкасаться с вопросами, традиционно относимыми к вопросам морали; а поскольку многие инстинкты (в целом или частично) реализуют поведение, характеризуемое в современном мире как «аморальное», то важно чётко объясниться, и показать, что инстинктивные объяснения к пропаганде аморальности отношения не имеют. И идея «всесовершенства природы» играет здесь ключевую роль.

«Творца» мы поминали в предыдущем разделе отнюдь не всуе: мы полагаем, что существует генеалогическое родство между религиозностью (в широком смысле), и вышеописанной идеализацией Природы. «Основателем рода» этой влиятельной династии является инстинкт вертикальной консолидации (иерархический инстинкт), о котором у нас будет серьёзный разговор во второй части. Пока же вкратце отметим, что этот инстинкт побуждает человека (или иное социальное животное) с благоговением относиться к «вождю», искренне доверять ему, полагать его источником высшего знания [см, например, 20], и столь же искренне даровать ему всяческие блага и привилегии.

Это аморфное иерархическое чувство далеко не является религией или её аналогом в смысле осознанного мировоззрения. Это базис религиозности, да, но не более того. Осознанная религия, а тем более, креационизм как космогоническая теория — это безусловно культурный феномен, пусть и, как и большинство культурных феноменов, мощно вдохновляемый и направляемый инстинктивным подсознанием. Вследствие этой своей «культурности», осознанная религиозность определённо дистанцирована от своих подсознательных корней, и может поэтому «жить своей жизнью», порождая самые причудливые вариации на иерархические темы. На рассудочном уровне, человек может верить в любого бога, может быть искренним атеистом, может придерживаться какого-то экзотического или антирелигиозного мистического культа, но при этом — в полном соответствии с логикой иерархического инстинкта — явно или неявно наделять окружающий мир, и особенно — мир живых существ, сакральностью, которая, по определению, может исходить лишь от сакрального (священного) существа. Как именно это существо называется — значения не имеет: очень часто никак. И даже, в принципе признавая и эволюцию, и естественный отбор, и соглашаясь, что они являются результатом работы объективных и материалистических законов природы, многие люди в глубине души наделяют её (эволюцию!) вполне сакральными свойствами всесовершенства, всемогущества, всеведения, и т. п. Поэтому это иррациональное «предчувствие» чего-то «высшего» нельзя уподоблять вере в существование конкретного бога, дьявола, демона, духа, вселенского зла, или вселенского добра, и им подобных, так или иначе оформленных сознанием сущностей. Эта сакральность гораздо фундаментальнее и «подсознательнее»; она гораздо древнее, чем, видимо, представляло себе большинство мыслителей, писавших об истоках религиозности.

Короче говоря: вне зависимости от осознанных культовых пристрастий человека, это творящее начало (опять же — в большинстве случаев никак не оформленное в какой-то образ или осознанную систему) наделяется вышеупомянутыми качествами идеального иерарха, среди которых наиболее важны для нашей темы два: 1) Его «всеправость» (ОНО всегда право) и 2) «всеволие» (ОНО обладает всепобеждающей волей).

Как эти философские вопросы связаны с темой нашей книги? Дело в том, что при всей их, казалось бы, абстрактности, они реально отражают образ мышления людей — как простых, так и не очень. По сути дела, идеализм или материализм конкретного человека — это не рассудочная приверженность данной философской доктрине, а глубинная психическая установка, и потому имеет непосредственное отношение к вопросам, рассматриваемым здесь. Ибо «прото-креационизм» (и вообще идеализм) — главная причина стойкого отрицания инстинктивности поведения человека очень многими, в принципе разумными и образованными людьми. Ведь стоит объявить какую-то нехорошую поведенческую особенность человека инстинктивной (т. е. природной, а следовательно, — созданной по ЕГО сакральной воле, пусть даже эта Его Воля отображается в сознании как естественный отбор), так сразу, откуда-то из глубины души, поднимается протест:

«Если бы это была природа, то это мерзкое поведение было бы правильным и должным — ведь ОНА всесовершенна, а значит — всегда права! Нет, конечно это не природа! ОНА не может быть виновна; виноваты эти безнравственные учёные, которым хочется, лицемерно прикрываясь ЕГО авторитетом, сеять свою безнравственность по всему миру. Ведь если, например, клептомания — инстинкт, то значит что, можно воровать!?».

Разумеется, нет. «Природностью» нельзя оправдывать ни воровство, ни супружескую неверность, ни агрессию, ни им подобное, в основе своей — природное поведение. Употребление слова «значит» (т. е. «следовательно») здесь неправомерно. Инстинктивность ничего не значит — ни юридически, ни морально; инстинктивность объясняет причины желаний, но не оправдывает поступков, совершённых во исполнение их. Человек — не пешка в руках всевластных высших сил; обязанности, да и во многих случаях — целесообразности, подчиняться инстинктам («природе») у него нет. Будучи же существом разумным, человек имеет для этого достаточно физических возможностей. Наличие у человека инстинктов никак не лишает его свободы воли! В принципе, конечно. Фактически, и вся эта свобода воли, и весь разум могут быть направлены на наиболее эффективную реализацию именно инстинктов, но это уже другая история…

Врождённое поведение у человека есть, и «его много». Но он не является его рабом — по крайней мере, в той степени, в какой таковыми являются, скажем, насекомые. Поэтому, если, идя на поводу у своих инстинктов, человек совершил преступление, то должен нести ответственность за потакание им. Однако эта простая мысль настолько туго доходит до сознания большинства людей, что даже некоторые высококвалифицированные биологи впадают в соблазн сакрализации природы, и отрицают инстинктивность человека лишь потому, что полагают «природность» синонимом «оправданности». Яркий пример — статья В.С. Фридмана [37], в которой он старается убедить читателя в том, что инстинктов у человека нет. Думается, что основную мысль этой статьи можно передать двумя её заключительными фразами:

Нам тоже не нравится несправедливость мироустройства, но зачем же приписывать естественному отбору сакральное всеволие? Владимир Семёнович — известный, и высококвалифицированный биолог; что же говорить о неспециалистах! Известно, что суды неоднократно оправдывали убийц, если адвокатам удавалось сослаться на «природность» мотивов их подзащитного (например, какие-нибудь гормоны и нейромедиаторы). Разумеется, гормональные нарушения могут быть причиной недееспособности; собственно, во многих случаях так оно и есть. Но тема дееспособности в юриспунденции разработана практически исчерпывающе, и если по общепринятым критериям человек признан дееспособным, значит, с гормонами у него достаточный порядок. Прикрываться же при этом «природой» вообще, и гормонами в частности — это то же самое, что в современном суде оправдываться «волей Господней».

Не менее вредным бывает сугубо бытовое «доверие природе» в самых разнообразных обыденных ситуациях, например, когда формирование отношений в детском коллективе пускается на самотёк — дескать следуя «зову природы», дети устроятся наилучшим образом. Но в результате в коллективе может сформироваться жёсткая и жестокая иерархия, в сравнении с которой армейская дедовщина может показаться курортом. Хотя предотвратить такое развитие событий, в принципе, не так уж и сложно — ведь человеческие инстинкты — не непобедимые демоны. Но для этого нужно, как минимум, знать что-то о существовании инстинктов и особенностях их работы, и именно эту цель мы и преследуем нашей книгой.