5. Творчество и его истоки


...

Резюме предварительного наблюдения

В нашей теории необходимо учитывать и женское, и мужское начало в мальчиках, мужчинах, девочках и женщинах. Эти элементы могут быть очень сильно разобщенными. Такая идея требует от нас двойной работы — изучить клинические эффекты такого рода диссоциации и исследовать их как таковые.

В связи с первой из этих двух задач я провел некоторые клинические наблюдения; теперь я хочу заняться исследованием того, что я называю чистым, беспримесным мужским началом (сущностью) и чистым, беспримесным женским началом, но не мужчинами и женщинами. (Далее в тексте — просто мужское и женское начало. — Прим. пер.)

Мужское и женское начало

Размышления о контрасте в типах объектных отношений

Давайте сравним и противопоставим чисто женский и чисто мужской элементы в контексте объектных отношений.

Хочу отметить, что элемент, который я называю «мужским», движется в русле активных либо пассивных отношений, и те и другие подкрепляются на уровне инстинктов. Итак, мы говорим об инстинктивной активности в отношении кормления младенца грудью, а следовательно, и об отношении ко всем переживаниям, связанным с основными эротическими зонами, к второстепенным и их удовлетворению. Я полагаю, что, наоборот, с грудью (или матерью) связан чисто женский элемент, в том смысле, что младенец становится грудью (или матерью), объект в некотором смысле становится субъектом. В этом я не вижу никакой инстинктивной активности.

(Также не будем забывать, что используемое нами слово «инстинкт» пришло из этологии; однако я сильно сомневаюсь, что запечатление вообще может серьезно повлиять на новорожденного ребенка. Говорю это прямо сейчас, я уверен, вся проблематика импринтинга вообще не имеет отношения к исследованию ранних объектных отношений у детей. Она не имеет никакого отношения к травме сепарации в возрасте двух лет, хотя и претендует здесь на первостепенное значение.)

Я применил термин «субъективный объект» для описания первого объекта, который еще не выделяется как «не-Я». Женское начало связывают со словом «грудь», и в этом заключается практическое воплощение идеи субъективного объекта, и это переживание прокладывает путь для объективного субъекта — это идея самости, включающая чувство реальности, которому дает начало чувство идентичности.

Как бы ни усложнялась психология самости и построения идентичности по мере роста ребенка, необходимой основой для чувства самости являются как раз эти отношения в смысле Бытия вообще. Это чувство существования предшествует возникновению бытия-вместе-с-другим, так как до сих пор не возникает ничего, кроме идентичности. Два отдельных человека могут чувствовать, что они как одно целое, но в случае, которым я занимаюсь, ребенок и объект являются чем-то одним. Возможно, термин «первичная идентификация» был применен как раз для того случая, который я описал. И теперь я пытаюсь показать, как жизненно важен этот первый опыт, для инициации всех последующих переживаний, связанных с идентичностью.

Проективные и интроективные идентификации — результат именно этого этапа развития, когда каждое явление повторяет другое.

По мере того как в процессе роста ребенка начинается структурирование его «Я», процессы, которые я назвал объектными отношениями женского начала в личности, формируют самый, наверное, простой опыт из всех переживаний человека — переживание того, что я существую. Именно в этом заключается существование, которое передается женским началом в мужчинах, женщинах и детях из поколения в поколение. Да, это говорили и раньше, но только лишь о женщинах и девочках, что далеко от правды. Речь идет о сути женского начала как в мужчинах, так и в женщинах.

Объектные отношения мужского начала, напротив, предполагают сепарированность. Как только начинает позволять структура «Я», ребенок может позволить объекту стать отдельным, стать «не-Я» и пережить удовлетворение бессознательных влечений, включая гнев относительно фрустрации. Удовлетворение активности усиливает сепарацию объекта от ребенка и ведет к объективификации объекта. Со стороны мужского начала идентификация строится на основе сложных психических механизмов, которым нужно время, чтобы возникнуть, развиться и занять свое место в арсенале ребенка. Однако со стороны женского начала идентификация требует самого малого в структуре психики, так что эта первичная идентичность может вступить в силу уже на самых ранних этапах. Фундамент для существования ребенка может быть заложен (скажем так) уже с момента рождения, чуть раньше или чуть позже, в общем, если только не будет препятствий для функционирования психики по причинам недоразвития или мозгового поражения при родах.

Психоаналитики обращали особое внимание как раз на это мужское начало — аспект активности в объектных отношениях — и игнорировали субъект-объектную идентичность, которой я здесь занимаюсь и которая является необходимой основой для способности Существовать. Мужское начало делает, в то время как женское начало (в мужчинах и женщинах) живет, существует. Сюда подходят те мужчины из греческих мифов, которые пытались быть единым целым с верховной богиней. Также это позволяет дать объяснение очень глубоко запрятанной в мужчине зависти к женщине, феминный элемент в которой он принимает без доказательств, хотя это может быть ошибочным.

Мне кажется, что фрустрацию можно отнести к процессу поиска удовлетворения. А переживание своего существования связано с чем-то другим, не с фрустрацией, а с разрушением, направленным на другого. Сейчас я хочу заняться этой специфической особенностью.

Идентичность: ребенок и материнская грудь

Обозначенное мною выше отношение женское начало — грудь здесь невозможно обсуждать вне концепции хорошей и недостаточно-хорошей матери.

(Подобное исследование в этой области даже ближе подбирается к истине, чем изучение явлений, описываемых в терминах феномена перехода и переходных объектов. Переходный объект демонстрирует способность матери так представить ребенку мир, чтобы он с самого начала не догадался о том, что объект не является его собственным творением, порождением. В данном контексте для нас в полной мере значима адаптация, когда мать либо дает ребенку возможность почувствовать, что ее грудь — это сам ребенок, либо не делает этого. Здесь материнская грудь символизирует не действие, а существование.)

Суть хорошего «поставщика» женского начала состоит в очень тонких деталях заботы о ребенке, и, исследуя эти проблемы, можно воспользоваться достижениями Маргарет Мид и Эрика Эриксона (Margaret Mead, Eric Erikson). Они описали пути, по которым в различных типах культур материнская опека в самом раннем возрасте обуславливает защитные паттерны индивида, а также намечает более поздние процессы сублимации. Эти необычайно тонкие вопросы мы исследуем применительно именно к этой матери и именно к этому ребенку.

Природа влияния социального окружения

Сейчас в своих размышлениях я возвращаюсь к самым ранним этапам жизни ребенка, когда определенный паттерн закладывается самой манерой матери, едва различимыми особенностями ее обращения с ребенком. Я должен сделать подробную ссылку на этот особый способ влияния среды. Либо мать, у которой есть грудь, использует ее для того, чтобы ребенок тоже был (существовал), пока для ребенка, с его зачаточной психикой, еще не произошло сепарации между ним и мамой. Или же мать не способна дать это ребенку, и в этом случае ему необходимо развиваться дальше без умения существовать или с частичной потерей этой способности.

(В клинической практике приходится иметь дело со случаями, в которых младенцу необходимо справиться с ситуацией, когда материнская грудь является активным мужским элементом и не удовлетворительна с точки Зрения первичной идентичности, для которой необходимо наличие существующей груди, а не активной, действующей груди. Вместо того чтобы «быть таким же» ребенок должен «делать так же», что с нашей точки зрения в данном случае одно и то же, быть стимулированным к таким же действиям.)

Если мать смогла сделать эти очень тонкие вещи, у ее ребенка, в его «чисто женской» сущности, не будет зависти к груди, ведь для него грудь это он сам, а он сам — это грудь его матери. Термин «зависть» применим как раз в случае невосполнимой утраты материнской груди как некоторой вещи, которая есть, существует.

Противопоставление мужского и женского начал

Вышеизложенные размышления привели меня к любопытным заключениям по поводу этих аспектов чисто женского и чисто мужского применительно к маленьким детям — мальчикам и девочкам. Моя позиция: объектные отношения в терминах женского — начала не имеют ничего общего с активностью (или инстинктом). Объектные отношения, подкрепленные инициативой, относятся к мужской сущности в личности, лишенной женского начала. Такая аргументация влечет за собой ряд серьезных трудностей, но тем не менее мне кажется необходимым в формулировках по поводу первичных стадий эмоционального развития человека разделять не мальчиков и девочек, а стерильную, беспримесную мужскую (мальчишескую) сущность и стерильную, беспримесную женскую (девчоночью) сущность. Классическая формулировка по поводу обнаружения и использования эротических зон области рта, орального садизма, анальных стадий и так далее вытекает из анализа жизни мужского начала в личности. Исследования идентификации на основе интроекции или инкорпорации (вбирания внутрь) — это исследования опыта, связанного с уже перемешанными элементами женского и мужского. Изучение чистого женского начала приведет к совсем другим результатам.

Изучение женского начала в чистом виде ведет нас к проблеме Существования, Бытия, именно это формирует единственную основу для открытия самого себя и чувства существования (и далее к способности развивать свой внутренний мир, иметь некоторое собственное внутреннее содержание, уметь применять механизмы проекции и интроекции и таким способом взаимодействовать с миром).

Рискуя показаться многословным, я все же хочу еще раз напомнить формулировку: когда женская (девчоночья) сущность в пациенте или в младенце (мальчике или девочке) обнаруживает грудь матери, это и есть найденная самость, «Я» этого человека. На вопрос о том, что маленькая девочка делает с материнской грудью, мы должны ответить так: женское начало в этой девочке и есть грудь, и поэтому наделяется качествами груди, матери и является желанным. Желанный в определенный период времени означает съедобный, и быть желанным, или возбуждающим, означает некоторую опасность для ребенка. Быть возбуждающим подразумевает возможность заставить мужское начало в другом человеке сделать что-либо. Так пенис мужчины может выступать в качестве возбуждающего женского начала, порождающего активность мужского начала в женщине. Но, это должно быть совершенно ясно, нет именно таких девочек и женщин; в норме у мальчиков и девочек женский элемент выражен в разной степени. Также подключаются наследственные факторы, так что довольно легко встретить мальчика, у которого женское начало сильнее, чем у девочки, которая рядом с ним может Иметь потенциально более слабое женское начало. Добавьте к этому различную способность матерей передать ребенку желание по отношению к хорошей груди или к той материнской функции, которую эта грудь символизирует. И станет ясно, что некоторые мальчики и девочки обречены на то, чтобы расти при условии, что их бисексуальность развивается неравномерно, когда нагружается не та сторона их сексуальности, которая имеет биологическую базу.

Мне вспоминается вопрос: о чем нам говорит Шекспир в его описании личности и характера Гамлета?

Трагедия «Гамлет» главным образом посвящена его ужасной дилемме, и для него это было неразрешимо по причине наличия диссоциации как защитного механизма в личности самого Гамлета. Стоило бы послушать актера, играющего Гамлета, который держит в голове этот факт (факт диссоциации. — Прим. пер.). Такой актер, произнося первую строчку знаменитого монолога: «Быть или не быть…», сделал бы это особым образом. Он бы говорил так, как будто пытается добраться до сути непознаваемого: «Быть… или…», а затем он бы замолчал, потому что на самом деле, по своему характеру, Гамлет не знает альтернативы. Наконец, он заговорил бы, но с довольно банальным вариантом: «… или не быть», после чего он бы с радостью отправился в путешествие, которое не приведет никуда.

«Что благородней духом — покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством?»
(Акт III, Сц. 1)29.



29 Перевод М. Лозинского. (Прим. пер.)


Здесь Гамлет перешел к альтернативе садо-мазохисткой, оставив ту тему, с которой все начиналось. Все остальное, что нужно в этой роли — это длительная разработка формулировки проблемы. Я имею в виду то, что в этой сцене Гамлет изображен ищущим альтернативу идее «Быть». Он ищет способ заявить о диссоциации между мужским и женским началом в его личности, которые, вплоть до смерти отца Гамлета, находились в гармоничных отношениях, будучи, правда, лишь его качествами как человека, личность которого была очень насыщенной, богатой. Да, неизбежно я пишу о нем как о личности, а не как о персонаже спектакля.

На мой взгляд, сложность этого монолога заключается в том, что сам Гамлет не имеет ключа к этой загадке — хотя он находится в его собственном измененном состоянии. У Шекспира был ключ, но Гамлет не мог посмотреть спектакль Шекспира.

Если смотреть на игру таким вот образом, то вполне возможно рассмотреть измененное отношение Гамлета к Офелии, его безжалостность по отношению к ней как картину жестокого непринятия, отторжения Гамлетом женского начала в самом себе, элемента, который отщеплен и контроль над которым передан Офелии. Одновременно собственное мужское начало Гамлета стремится захватить всю его личность. Безжалостность к Офелии здесь может рассматриваться как показатель нежелания Гамлета оставить, отказаться от отщепленного женского начала в самом себе.

Таким образом, само произведение (если бы Гамлет мог прочесть или увидеть его на сцене) показало бы ему природу его дилеммы. Спектакль внутри спектакля не смог выполнить эту функцию, и я бы сказал, что он инсценировал его, чтобы оживить мужскую сущность в самом себе, которая была полностью разгромлена трагедией.

Можно заметить, что аналогичная дилемма, которую переживал сам Шекспир, как раз подкрепляет проблематику его сонетов, которая стоит как бы за их содержанием. Но это означает игнорирование и даже оскорбление по отношению к основному качеству сонетов, а именно к поэзии. Действительно, и профессор Найтс (L. С. Knights) настаивает на этом особо, так просто забыть про саму поэзию произведения, когда пишешь о действующем лице, как если бы это была историческая личность.