ГЛАВА IX

ПОТРЕБНОСТЬ СМЫСЛА ЖИЗНИ

6. ГЕНЕЗИС ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

Теперь перейдем к рассмотрению факторов, которые участвуют в возникновении потребности смысла жизни. Я попытаюсь представить, как возникает ситуация, в ко­торой необходимым условием правильного приспособле­ния становится нахождение смысла жизни. Рассмотрим комплекс внешних и внутренних факторов, появление ко­торых в ходе развития личности обусловливает возникно­вение этой новой потребности. Это не будет анализом «того, что врожденно и что приобретено», бесплодным и бесцельным, когда речь идет о состояниях, являющихся плодом многолетнего взаимодействия биологических и со­циальных признаков. Предметом рассмотрения будут фак­ты, а также их роль в процессе возникновения потребно­сти смысла жизни.

а) ФАКТОРЫ, СОЗДАЮЩИЕ УСЛОВИЯ ДЛЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

В качестве первого фактора рассмотрим описанное Мазуркевичем свойство личности, в ходе своего развитиясоздающее возможность возникновения потребности смыс­ла жизни как наиболее характерной особенности человека. Этим свойством является интропсихизация, развитие ко­торой, по Мазуркевичу, представляется следующим обра­зом. Ребенок от рождения не обладает собственной пси­хической активностью. «Собственной активности малень­кого ребенка в состоянии бодрствования, то есть его соб­ственной жизни, независимой от органических или чув­ственных раздражителей, действующих в данную минуту, в общем, еще не существует. Эти стимулы могут лишь способствовать ее пробуждению» (1955, стр. 63). ⁴⁰ Одна­ко со временем (приводится пример девочки Оси в воз­расте 25 месяцев) начинают появляться черты, которые не находятся в непосредственной связи с обычными ощу­щениями и являются отражением собственной активности ребенка, имеющей характер «...самостоятельной акции, а не реакции на наблюдаемые предметы... можно было бы сказать, что в определенные минуты Ося играет со свои­ми запасами памяти, как в других случаях играет с кук­лой» (там же, стр. 86). Таким путем начинает проявлять­ся новое психическое свойство ребенка, которое постепен­но проходит через все более высокие фазы развития, да­вая ему возможность сохранить необходимую дистанцию по отношению к окружающей среде.

⁴⁰ Существует множество исследований, посвященных стадийности развития психической активности ребенка. По мнению известного исследователя детского мышления Пиаже, ранний этап развития психики ребенка характеризуется преобладанием субъективных связей (так называемый «эгоцентризм»), лишь впоследствии (примерно с 6 лет) уступающих место процессам социализации. (Что касается «интериоризации», то, по данным школы Пиаже — Инельдер, она наступает намного раньше; так, например, интериоризация сенсо-моторных схем наступает к 18 месяцам.) Согласно утверждению школы Валлона, напротив, не может быть и речи ни о каком отрыве от внешнего мира («аутизме») у маленького ребенка. Уже в 6-месячном возрасте ребенок, по Валлону, обладает выраженной «синкретической общительностью» (см. «Психическое развитие ребенка», М., 1967). Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев и другие советские психолога показали, что решающую роль в психическом развитии ребенка играет усвоение общественного опыта, а не врожденные инстинктивные механизмы (см., например: Л. С. Выготский, Умственное развитие детей в процессе обучения, М., 1935; А. Н. Леонтьев, Очерки психологии детей, М., 1950). — Прим. ред.

Я не буду здесь приводить подробные выводы Мазур­кевича, касающиеся эволюции «интропсихических дина-мизмов». Для наших целей достаточно утверждения, что человек в ходе развития личности достигает состояния, когда внешние раздражители почти перестают непосред­ственно вызывать его реакции, и в то же время чрезвы­чайно усложняется механизм опосредованных процессов: мышления, воображения, планирования, самоконтроля и т. д., что схематически можно представить следующим об­разом:

Маленький ребенок: S—p—R;

Старший ребенок: S—р₁,р₂,р₃...р_n-R,

где S — раздражитель; р — опосредованный процесс и R — реакция.

В этом отношении у старшего ребенка R зависит боль­ше от р, чем у младшего ребенка, и даже возможна ситуа­ция, когда R будет зависеть больше от p, чем от S. Бла­годаря этому отрыву от непосредственного сенсорного контроля (Хебб, 1958, стр. 48) становится возможным обобщение в воображении событий в их исторической свя­зи, планирование и создание своей будущей среды. Ра­зум таким образом получает условия для оперирования столь абстрактными понятиями, как «бытие», «смысл», «бесконечность», «идея». Можно, следовательно, считать, что появление интропсихизации создало также наиболее общие, формальные условия, дающие возможность поста­вить вопрос о смысле жизни.

Рассмотрим другой элемент, играющий существенную роль в формировании потребности смысла жизни, а имен­но интроспективностъ. В ходе наблюдения за ребенком легко установить, что, несмотря на прогрессирующее раз­витие интропсихизации, его настрой и далее имеет харак­тер главным образом экстроспективный (см. Блаховский, 1917). Ребенок настраивается только на наблюдение внешних предметов, и именно Блаховский впервые вы­сказал предположение, что это есть первичная «наивная» настройка в отличие от интроспективной настройки, кото­рая, по его мнению, является чем-то вторичным. В связи с этим содержание сознания ребенка также имеет харак­тер исключительно экстроспективный. ⁴¹ Ребенок интере­суется только своим окружением. О себе он знает только то, что ему скажут, и только спонтанно, при случае инте­ресуется этим; не побуждаемый искусственно, он ограни­чивается простейшими объяснениями. Правда, уже в воз­расте около четырех лет следует открытие, что он являет­ся чем-то отличным от окружающего мира, но умственный уровень, степень развития интропсихизации и способно­сти к иптроспекции не дают еще возможности заняться проблемами собственного я. Благодаря этому ребенок мо­жет обладать, как отметил Шуман (1934), «простой и не­возмутимой верой в существование как факт, объясняю­щийся сам по себе». Однако, когда ребенок приближается к уровню умственного развития, ⁴² необходимому для про­ведения интроспекции, появляется новый объект наблю­дения — он сам, его собственный субъективный мир. Экетрослективное сознание начинает дополнять интро­спективное, что представляет собой новую черту личности, которую можно было бы назвать интроспективностью.

⁴¹ Это один из двух видов сознания, различаемых советскими психологами (Рубинштейн). Экстроспективное сознание является основным и составляет сознание объективной очевидности в отличие от интроспективного сознания, которое присоединяется к нему как вторичное (см. Левицкий, 1960, стр. 49).

⁴² Я имею в виду факт, что способность к интроспекции соединяется со способностью мыслить абстрактными категориями: «бытие», «личность», «смысл».

Я хотел бы отметить, что интроспективность в этом понимании отлична от интраверсии, ⁴³ которая может про­являться уже у очень молодых шизоидов. Под интроспек­тивностью я понимаю способность к самоанализу и реф-лекции и, следовательно, способность принимать во внима­ние себя и свои переживания как равноправные элементы при формулировании определенного мотива.

⁴³ Под интраверсией я понимаю комплекс черт личности, способствующий тому, что интраверт в отличие от экстраверта более сосредоточен на образах собственного воображения, часто очень слабо контролируемого, избегает слишком многочисленных впечатлений, при этом его характеризует продолжительное сохранение эмоциональных состояний. Этот синдром не обязательно сопровождается интеллектуальной рефлексией и способностью к самоанализу.

б) ФАКТОРЫ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

Интропсихизация и интроспективность создают усло­вия для возникновения потребности смысла жизни. Что, однако, непосредственно создает эту потребность? Почему перед человеком встает вопрос о смысле собственной жиз­ни? Это трудная проблема, и пока нет данных для окон­чательного ее решения. Существующие данные кажутся, однако, достаточно достоверными, чтобы на их основе по­пытаться сформулировать определенную гипотезу. Она представляется следующим образом.

Фактором, вызывающим возникновение потребности смысла жизни, является экспансивность, связанная с по­знавательной потребностью, в которой следует различать два момента.

Первый касается того, что можно было бы назвать экс­пансией вширь. Ребенок с момента пробуждения позна­вательной активности стремится к овладению всей без исключения сферой, доступной для его познания на дан­ном уровне. Это стремление, которое у нас, взрослых, в тех случаях, когда наше внимание привлекает то, чего мы не понимаем, приводит к чувству напряжения, неред­ко с примесью страха. У взрослого это явление намного менее интенсивно, чем у ребенка, у которого оно выра­жено очень сильно. Нормальный, восприимчивый ребенок боится темной комнаты не потому, что она темная, но потому, что она в это время трудна для познания. Он бо­ится чужого, необычного человека не потому, что тот страшен, а потому, что не знает, кто это и какую имеет для него ценность: позитивную или негативную. Это под­тверждается тем, что опасения исчезают после знакомства с человеком. В связи с удовлетворением познавательной потребности существует, следовательно, как бы естествен­ная тенденция к исключению из поля нашей перцепции по возможности всех непонятных явлений или посредством их исследования, или посредством бегства от них. Это пер­вый момент (см. стр. 144 и сл.).

Другим моментом является связанная с познанием оценка. Понимание, познание непонятной вещи основы­вается на том, что ребенок начинает отдавать себе отчет в том, какую роль эта вещь играет в его окружении. Ре­бенок допытывается, для чего определенный предмет предназначен, каков его смысл. Вначале он даже старает­ся все, с чем встречается, классифицировать с этой точки зрения, наиболее понятной для него. «Конь — чтобы возить», «мама — чтобы кормить», «кот — чтобы ловить мышей». Новое явление ребенок в состоянии оценить (классифицировать) только тогда, когда узнает о его функции, его практическом или художественном смысле.

Со временем мир ребенка расширяется. Он должен по­знавать все более сложные явления, запомнить их назва­ния, критерием ценности в дальнейшем будет служить для него их функция, понимаемая все более сложным спо­собом — как смысл. «Мама принуждает меня к бессмыс­ленному учению», — жалуется юноша, мать которого же­лает, чтобы сын стал музыкантом, хотя он лишен музы­кального слуха. «Какой смысл в том, что я приду первым к финишу?» — задумывается молодой спортсмен.

Эта настройка на оценивание всего, что познается по его смыслу, является, пожалуй, наиболее характерной чер­той молодого, познающего мир человека, чертой, которую, как можно не без оснований утверждать, в будущем он частично утратит, примирившись с рядом «бессмыс­ленностей» в окружающем его мире. С такой оценива­ющей настройкой ребенок вступает в тот период жизни, в котором благодаря развивающейся интропсихизации и интроспективности объектом познания становится он сам.

До сих пор проблемы, подлежащие разрешению, вы­двигал только внешний мир, причем это были проблемы, относящиеся к конкретным явлениям. Теперь же к ним присоединилась совершенно новая проблематика «внут­реннего мира», притом чрезвычайно неясная и запутан­ная. «Кто я? Зачем живу? В чем смысл моего существо­вания? Все, что имеет ценность, выполняет какую-то определенную функцию, а какова моя задача? Какую роль я выполняю? Каков смысл моей жизни?» Такие вопросы можно встретить в дневниках подрастающей молодежи. Ответить на них, разумеется, нелегко, ибо познавательная потребность молодого человека в этот период, как прави­ло, подвергается неизбежной фрустрации, потому что про­ходит много лет, пока развивающаяся личность найдет средства удовлетворения познавательной потребности, на­правленной на себя. Эта фрустрация имеет несколько причин.

Для удовлетворения в этот период познавательной по­требности (посредством определения смысла собственной жизни) недостаточно критериев, с помощью которых оце­нивались ранее другие познаваемые предметы. Необхо­димы:

1) сравнительно большой опыт в оперировании абст­рактными понятиями (см. Шуман, 1947);

2) определенный запас знаний, понятийный аппарат, с помощью которого можно дать определение тако­го смысла;

3) относительно устойчивые пункты внимания, если речь идет о понимании таких вопросов, как, например, смысл общества, основы сотрудничества между людьми, оценка других людей и т. д. Эти вопросы по мере расши­рения умственных горизонтов становятся все более запу­танными и сложными для понимания. «Разум созреваю­щей молодежи открывает области, слишком обширные для него», —пишет об этом периоде Шуман (1934);

4) определенный уровень эмоциональной уравнове­шенности; в этом возрасте такой уравновешенности боль­ше всего не хватает, причем вследствие упомянутых при­чин неуравновешенность еще более углубляется.

Следует напомнить также о роли формирующихся в это время механизмов, динамизирующих удовлетворение сексуальной потребности, которые, несомненно, оказыва­ют определенное влияние на развитие потребности смыс­ла жизни, хотя в данном случае еще трудно более точно установить, на чем они базируются; о некоторых фактах такого влияния говорилось в гл. V данной работы. Извест­но, однако, несомненное влияние этих механизмов на ход нейрофизиологических процессов в мозге, основывающе­еся на дополнительной тонизации коры мозга и на возник­новении изменений в процессе образования условных реф­лексов (Зурабашвили, 1961, стр. 117—130), что, в общем, согласуется с ролью нервной доминанты, описанной в гла­ве о понимании потребности. Включение половых гормо­нов в общую систему внутренней регуляции не может не влиять на ее изменение. Некоторые эмоциональные осо­бенности молодежи, созревающей в сексуальном отноше­нии, имеют немалое сходство с эмоциональными чертами женщин в период климактерия. Таковы эмоциональная лабильность, периоды беспокойства. ⁴⁴

⁴⁴ Из наблюдений, проведенных в ходе исследований проблематики инволюционных депрессий (Обуховский, 1963).

Возможно, имеются еще какие-то другие существен­ные факторы, но и тех, которые были указаны, достаточ­но, чтобы всякие попытки установления смысла жизни в этот период признать, как правило, осужденными на нау­дачу. Нет ничего странного в том, что подобные трудно­сти отбивают охоту у молодых людей с менее развитым познавательным аппаратом и бедным воображением к каким-либо действиям в этом направлении. Однако те, ко­торые в этот период интеллектуально формируются, во многих случаях совершают такие попытки. ⁴⁵ В этом во­просе среди психологов существует редкое единодушие. Назову только Уолла (1960), ⁴⁶ Шумана, о взглядах кото­рого я уже писал, Петера, Бейли и т. д., для которых не­приемлемо сведение всех сложностей периода созревания к вопросам полового созревания.

⁴⁵ Вышеописанное явление носит название «трудности перио­да созревания». Его нельзя считать чем-то обычным, проявляю­щимся при всех условиях. Пример противоположной ситуации дают исследования Маргарет Мид (1935), которая установила, что у некоторых первобытных народов нет периода, соответствую­щего нашему периоду созревания. Молодой человек после ко­роткого периода инициации, посвященный в основные принципы смысла жизни, принятые в данном племени, сразу входит в общество взрослых. Тут следует, однако, обратить внимание на тот факт, что молодежь у первобытных народов живет в совер­шенно иных культурных условиях. Смысл жизни примитивных племен очень прост. Кроме того, он навязывается молодому че­ловеку в очень необычных, часто ужасающих условиях инициа­ции (см. Альт, 1960). Указанные на стр. 208 первые три усло­вия определения смысла жизни становятся ненужными тогда, когда смысл жизни заключается в нескольких таинственных формулировках, как бы охватывающих все, что касается функ­ции человека в этом мире, а четвертое — эмоциональная ла­бильность, является даже полезным в такой ситуации, ибо облег­чает суггестивное влияние инициации. Такое положение было бы, по-видимому, возможно и в наших условиях, а именно в замк­нутой среде, руководствующейся очень простыми, строго соблю­даемыми всеми и не подвергаемыми критике принципами.

⁴⁶ «Другой характерной чертой молодого возраста... являются поиски смысла существования... Молодые люди и девушки хотят знать, кто они, как должны относиться к своему прошлому и будущему, которое они все более отчетливо себе представляют» (Уолл, 1960, стр. 162).

Так обстоит дело с механизмами возникновения по­требности смысла жизни. Мы, следовательно, считаем, что в специфических условиях нашей культуры, на фоне, соз­данном развитием интропсихизации и интроспективности, экспансивность познавательной потребности может вести к возникновению потребности установления смысла жизни.

При этом можно допустить, что форма, которую эта потребность получает, в большой степени зависит от ус­ловий, в которых воспитывается молодой человек, и. от уровня его интеллектуального развитая.