Рейс седьмой
Остров Халявин. Бенефис стихиатра
...
Синдром
Сыч сидит на ветке,
кушает таблетки.
Из-за мракобесия
у него депрессия.
Ощущает всем нутром
свой огромнейший синдром.
Подлетела совушка:
– Я, бедняжка, вдовушка,
не возьмешь ли замуж?
Я тебе воздам уж!
Мы с тобой красивые,
перышки торчат…
Сделаем усилие –
выведем сычат.
Сыч разинул оба глаза:
– Убирайся прочь, зараза!
Брысь, летучая змея
с лупоглазой рожей!
Мне моя депрессий
В тыщщщу раз дороже!
кушает таблетки.
Из-за мракобесия
у него депрессия.
Ощущает всем нутром
свой огромнейший синдром.
Подлетела совушка:
– Я, бедняжка, вдовушка,
не возьмешь ли замуж?
Я тебе воздам уж!
Мы с тобой красивые,
перышки торчат…
Сделаем усилие –
выведем сычат.
Сыч разинул оба глаза:
– Убирайся прочь, зараза!
Брысь, летучая змея
с лупоглазой рожей!
Мне моя депрессий
В тыщщщу раз дороже!
– Это вы о себе, Иван Афанасич? – с беспокойством спросила Оля.
– Об одном приятеле, ну и о себе тоже отчасти, в определенные, тсзть, полосы существования.
Приходится иногда, знаете ли, выбирать мордус живенди: иной раз между депрессией и паранойей, иной — между трудоголизмом и алкоголизмом.
– Знакомо, Иван Афанасич, – подтвердил я. – Одно другим не вылечивается, но возмещается.
