Цветовая классификация в ритуале ндембу

Некоторые сравнительные данные

Предлагаемый ниже обзор не претендует на систематичность, однако все же обеспечивает достаточную широту охвата по регионам.

Африка

М. Гриоль [8, с. 58–81] отмечает, что у догонов (Западная Африка) космологические мифы, маски, статуэтки, ритуальные и наскальные рисунки группируются по цветовым рубрикам белого, красного и черного. Черное ассоциируется с осквернением, красное — с менструальной кровью Матери-Земли, совершившей кровосмешение со своим первенцем — Шакалом, а белое — с чистотой. Большому деревянному изображению змеи, представляющей смерть и возрождение, посвящают кровавые жертвоприношения и раскрашивают его в соответствующие цвета. Мальчики во время обряда инициации носят маски, раскрашенные в белый, черный и красный цвета. Ритуальные росписи стен также выдержаны в соответственных тонах. Красное ассоциируется также с солнцем и огнем.

Артур Лейб [16, с. 128–133] говорит о «мифическом значении» этих цветов у народов Мадагаскара: «С черным ассоциируются такие слова, как низменный, неприятный, злой, подозрительный, неприветливый, нежелательный; с белым — свет, надежда, радость, чистота; с красным — сила, могущество, богатство».

Я уже говорил об амбивалентности черной символики у ндембу. Черный ил (malowa) — символ плодородия и супружеской любви. Однако во многих африканских обществах черное также может быть благоприятным знаком. Для шонов в Южной Родезии черный цвет символизирует среди прочего дождевые тучи, возвещающие наступление влажного сезона; духам-хранителям, посылающим дождь, приносятся в жертву черные быки, козы или птицы, а жрецы при этом тоже облачаются в черное. Этим объясняется то обстоятельство, что у двух соседних племен банту черное может представлять в одном случае бесплодие, а в другом — плодородие. Согласно Хантингфорду [11, с. 52], у рода куку из племени бари На могиле заклинателя дождя закалывают черного вола, а во время церемоний вызывания дождя у племени локойя убивают черного козла, содержимое его желудка размазывают на камнях могилы, где похоронен отец заклинателя. Хантингфорд сообщает также, что у сандаве из Танганьики «жрецы (или гадатели) являются одновременно заклинателями дождя и совершают жертвоприношения черными быками, козами и овцами» [12, с. 138].

Сандаве считаются родственными бушменам. Интересно заметить, что у последних в ходу блестящий черный порошок, изготовленный из толченого спекулярита, — //hara, который они, согласно Блику и Ллойду [3], используют для украшения тела и волос, приписывая ему магические свойства.

Так, в тексте Блика сказано: «Они очень изящно помазывают свои головы //hara, ибо хотят, чтобы их волосы могли спускаться (т. е. расти длинными). И благодаря //hara волосы хорошо растут; потому что они помазывают свои головы, желая, чтобы волосы могли спускаться и чтобы их головы могли становиться черными при помощи черноты… искр //hara, вот почему наши головы мерцают… Бушмены часто говорят… „Такой-то— красивый молодой человек: его голова необыкновенно красива чернотой //hara“» [3, с. 375, 377].

Стоит заметить, что минерал спекулярит (зеркальное железо) «часто использовался как краска в позднем каменном веке в районе Капской провинции судя по находкам в местах обитания» [4, с. 244].

Можно предположить, что черный цвет воспринимается как благотворный в засушливых районах, где мало воды и черные тучи сулят плодородие и изобилие (по-видимому, как растений, так и волос!). В районах, где вода имеется в изобилии и пищи более или менее достаточно, черное может быть неблагоприятным знаком. Поэтому черный цвет считается дурным знаком не только у лесных банту или мальгашей. Например, Джоан Весткотт пишет: «Черное связывается у йоруба с ночью, а ночь ассоциируется со злом. Ночью процветают колдовство и ведовство, а жизнь человеческая подвергается наибольшей опасности. Некоторые йоруба утверждают, что Элегба (божество-трикстер) вымазан в черное ввиду его злобного нрава» [27, с. 346].

Малаккский полуостров

Бушмены придают всем трем цветам ритуальный смысл. Точно так же поступают семанги, сакаи и джакуны, жители Малаккского полуострова. Подобно бушменам, эти народы являются охотниками и собирателями. Скит и Благден пишут, что сакаи разрисовывают свои тела «черным, белым и красным, изредка желтым, который приравнивается к белому и красному с магической точки зрения» [21, с. 31], т. е, именно так, как это имеет место у ндембу. При рождении ребенка повитуха проводит цветную полосу от межбровья до кончика носа: черную, если родилась девочка, красную — если мальчик [21, с. 48]. Черная линия вдоль носа должна защитить женщину от «Демона Крови» (Hantu Darah), прекращающего менструацию и препятствующего таким образом появлению здорового потомства. Белый цвет у сакаев и других народностей Малайи обычно считается благоприятным.

Австралия

Чарлз П. Маунтфорд [17, с. 215] упоминает о трехцветных пещерных росписях аборигенов Австралии. Черная краска делается из окиси марганца или отдельных видов железной руды, белая — из глины или каолина, а красная — из охры, причем люди совершают длительные путешествия к месторождениям охры, добываемой в определенных местах на западе и юге Австралии [17, с. 210].

Маунтфорд упоминает о пещерных росписях, где красной и белой красками изображены вытянутые, лишенные рта фигуры — Вонжины с нимбами вокруг головы, иногда достигающие 5,5 м в высоту. Лица у них всегда белые, окруженные одной или двумя подковообразными дугами красного цвета, из которых в отдельных случаях исходят радиальные лучи. «Аборигены утверждают, — пишет Маунтфорд, — что в этих рисунках воплощена сущность одновременно воды и крови; вода, столь необходимая для живых существ, символизируется белым лицом, а кровь, делающая людей и животных сильными, — красными дугами». Обращает на себя внимание близкое совпадение с толкованием смысла — красного и белого у ндембу. Вода для ндембу— «белая», а кровь, разумеется, «красная».

Североамериканские индейцы

Последний пример из этнографических источников относится к Новому Свету и взят мною из книги Муни «Священные формулы чероки» (цит. по [23]). Муни свидетельствует, что для чероки белое означает мир, счастье и юг, красное соответствует успеху, торжеству, востоку, черное — смерти и западу, а синее — поражению, тревоге и северу.

Такая интерпретация показывает, что, подобно ряду африканских племен, североамериканские индейцы ощущают родство синего с черным. Некоторым божествам и духам у чероки также соответствуют определенные цветовые характеристики. Белые и красные духи при их совместном действии обычно источают мир и благополучие. Черных духов призывают для расправы с врагом. Здесь интересно вспомнить, что белый и красный цвета в ритуале ндембу также используются для обозначения сил, которые объединяются, чтобы доставить благодеяние субъекту обрядов (например, в охотничьем или гинекологическом ритуале), между тем как черный цвет знаменует колдовство или ведовство.

Древний мир

Пожалуй, наиболее изощренное толкование смысла цветовой триады и наиболее подробную разработку вытекающих из нее следствий мы встречаем в «Чхандогья упанишаде», знаменитом памятнике древнего индуизма, и в комментариях на него Шанкарачарьи, великого философа VIII в. Свами Никхилинанда недавно осуществил перевод упанишад [19] и снабдил его комментариями, базирующимися на толкованиях Шанкарачарьи.

Я приведу несколько выдержек из «Чхандогья упанишады» (VI, IV, 1) с соответствующими уточнениями Никхилинанды:

«Красный цвет (материального) огня — это цвет (перво)огня, белый цвет (материального) огня — это цвет (первичных) вод (вспомним здесь ндембу и австралийцев), черный цвет (материального) огня — это цвет (изначальной) земли. Так, в огне исчезает все то, что обычно зовется огнем, видоизменение — это лишь имя, возникающее в речи, и только три цвета (формы) — истинны».

Комментарий

«Эти три цвета, или формы, образуют видимый огонь. После разъяснения, что эти три цвета принадлежат первоначальным огню, воде и земле, огонь в обычном смысле исчезает, так же как и слово „огонь“. Ибо огонь не обладает существованием, отдельным от слова и обозначенного этим словом понятия. Поэтому то, что несведущие называют словом „огонь“, ложно: единственно истинны лишь три цвета (разрядка моя. — В. Т.)».

«Весь мир трехчастен. Поэтому, как и в случае огня (или солнца, луны, молнии и т. п.), единственно истинное в мире — эти три цвета. Поскольку земля, однако, плод воды, то единственная истина — вода, а земля — лишь имя. Но вода, в свою очередь, есть порождение огня, т. е. также одно лишь имя, так что единственная истина — огонь. Но огонь, в свою очередь, есть порождение Сат, или Чистого Бытия, т. е. также одно лишь имя, а единственная истина есть Чистое Бытие».

В этой упанишаде цвета иногда называются «божествами». Здесь приводятся примеры, каким образом они проявляются в феноменах. Так, «пища, будучи съеденной, становится трехчастной (VI, V, 1). Самое грубое в ней (черная часть) становится калом, среднее (красная часть) становится плотью, и наиболее тонкое (белая часть) становится мыслью».

Также и «вода, будучи выпитой, становится трехчастной. Грубейшая ее часть (черная) становится мочой, средняя (красная) — кровью, а тончайшая (белая) — праной (= жизненным дыханием, поддерживающим жизнь в физическом Теле, первичной энергией или силой, манифестацией которой являются все-прочие силы)».

Три цвета, по-видимому, тождественны гунам (guna) или «нитям» существования (метафора, заимствованная из ткачества), как это изложено в «Санкхьякарике» Ишваракришны (IV в.). Эти «нити» пронизывают насквозь все природное бытие (prakrti) (см. [29, с. 91]). Они называются саттва, раджас и тамас, что буквально может быть переведено как «качества бытия, энергии и темноты». Саттва — качество чистоты и безмятежности (оно может быть приравнено белому цвету); раджас — активное начало, порождающее карму (соответствует красному цвету); тамас — «состояние сдавленности, заторможенности и склонности к летаргической апатии» (соответствует черному цвету).

Зэнер приводит выдержку из «Шветашватара упанишады», разъясняющую связь между гунами и цветами:

«Одна нерожденная белая, красная и черная („символы трех гун“, по Зэнеру [29]) порождает множество существ, подобных себе.

Один нерожденный с ней лежит и наслаждается, а другой ее оставляет, когда она с ним насладится».

По-видимому, цветовая символика является наследием отдаленного (возможно, доиндоевропейского) прошлого, а упанишады — суть спекуляции позднейшей философии на эту изначальную тему.

Обращает на себя внимание тот факт, что эти три цвета, или три формы, в древнем индуизме, сводятся в конечном счете к единой природе, или сущности, — к сат или пракрити, точно так же как у ндембу «реки трех цветов» проистекают от единого божества. В обеих культурах белое связано с чистотой и миром, представляя собой «тончайший» и наиболее «духовный» из трех цветов.

Таков же смысл белого и в семитских религиях. Робертсон Смит пишет об арабах, что, если мужчина опозорит себя нарушением традиционного обычая или этикета, его лицо чернеет, когда же он восстанавливает свою честь, оно опять становится белым [22, с. 583, 590]. Имеется также сходство в осмыслении красного цвета в индийской и семитских культурах. Так, древнееврейское quin'ah, обозначающее «чувство», «страсть», произведено от глагола «краснеть». «Раджас» — вторая, «красная» нить — также часто переводится как «страсть». Морис Фарбридж пишет, что для ветхозаветных евреев красное как цвет крови символизировало кровопролитие, войну и вину.[7, с. 150].