РУССКАЯ ДУША — И ВПРАВДУ ПОТЁМКИ
Вряд ли образованный иностранец не слышал выражения «загадочная русская душа». И пожалуй, каждый русский, получавший в школе по литературе хотя бы «четвёрки», в состоянии процитировать Тютчева насчёт того, что умом, мол, Россию не понять, аршином общим не измерить.
Правда, тут сразу же возникают вопросы: аршин — это, простите, сколько? И с каких это пор аршин — общий? Пожалуй, в самом деле впору задуматься: может, русская душа и вправду потёмки? Вот и меры у неё какие-то не такие, и почему-то эти меры считаются общими, хотя сами русские уже давно не помнят, сколько в аршине сантиметров. (Так и быть, подскажем: 71 сантиметр.)
Ну почему мы уверены, что аршин общий — понятно: потому что ещё в начале XVI века некий старец Филофей провозгласил свой знаменитый лозунг: «Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не бывать». Мол, вот была великая и могущественная Римская империя, колыбель христианства, она пала, и её сменила Византия — второй, стало быть, Рим, она тоже погибла под напором ислама, ну а Русь — её правопреемница, последний и окончательный Рим, центр мыслящей христианской вселенной.
Эта мысль так понравилась русским, что они её повторяют до сих пор. Больше того, идея даже укрепилась. На советском гербе, как все помнят, изображался земной шар, полностью закрытый с видимой стороны серпом и молотом. «Коммунизм — светлое будущее всего человечества!» Русь спасёт мир. Больше некому.
Вот в этом и кроется наша загадочность для западного европейца: всё у нас не такое, как у них, и действуем мы непонятным способом, и лозунги у нас какие-то странные, и поведение, и манеры… Русский медведь — совсем не такой, как на гербах западных рыцарей: непредсказуемый, злой, агрессивный. Лучше с ним не связываться…
На самом же деле всё, конечно, не так. Русские — просто ещё один народ, не хуже и не лучше любого другого, но — естественно — со своими особенностями, достоинствами и недостатками. Причём надо знать, что если, как справедливо подмечено, наши недостатки есть продолжение наших достоинств (и наоборот), значит, у всех нас, у отдельных людей и народов, ровно столько же достоинств, сколько и недостатков. И не стоит по этому поводу сокрушаться.
Вот доброта — это хорошо или плохо? Как сказать, бывает по-разному. Помогать ближнему надо? Надо. Но до известного предела, чтобы ближний не стал иждивенцем и сам учился о себе заботиться. Так с людьми, так и со странами. Россия знает государства, которым мы помогали-помогали, а они потом… Правильно сказано: «Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным».
Впрочем, оговоримся: мессианская идея овладевала не только русскими, многие и многие народы верили, что они — самые главные, а вокруг — одни варвары и невежды. Кстати, само слово «варвары» (латинское barbarus) — это от «бар-бар», бормотания, который якобы издавали народы, жившие вокруг латинян. Раз не могли по латыни, значит, вообще немые, бормочут что-то, не разбери что. Мы в своём пренебрежении к иноземцам не отставали: и у русских иностранцы все поголовно назывались «немцами», то есть теми же немыми. Ну в самом деле, если человек не понимает по-русски, значит, он и говорить не умеет, чисто немой, правда ведь?
Это чванливое заблуждение разделяли в Средние века едва ли не все европейские народы, в том числе конечно же и те, которых это теоретически должно было обижать. Вся Западная Европа тогда полагала, что наречия, на которых они говорят, — это та же латынь, только испорченная. Все люди, дескать, сперва говорили по-латыни, а потом принялись её активно искажать. Вот и доискажались до того, что появились всякие разные языки. Поэтому грамотный человек был обязан знать латынь — единственный «правильный» язык, говорить на ней и писать.
Так и поступали. Учёные книги писались по-латыни, профессора в университетах читали лекции на латыни и т.д. Что-то в этом было и хорошее. Получалась своеобразная языковая глобализация — если, конечно, помнить, что мир тогда казался гораздо меньше (вспомним про маму-утку).
Зная латынь, можно было общаться со всей Европой. Научной Европой, разумеется.
Например, если какому-то студиозусу надоедало слушать лекции где-нибудь в Саламанке, он шёл к ректору, брал разрешение на собирание милостыни и отправлялся пешком, например, в Гейдельбергский университет. А что такого? Такие же лекции и тоже по-латыни.
Сегодня учёный мир, слава богу, при всём уважении к латинскому языку думает и поступает иначе. Но желающих счесть свой язык первоосновой всех остальных найти ещё можно. Вот и в России есть учёные, которые на голубом глазу выводят все языки из русского. Так, филолог Александр Драгункин утверждает с телеэкрана, что русский язык — это и вовсе праязык, из которого произошли все остальные. Оказывается, и здесь мы впереди планеты всей.
Согласитесь, что такие мысли очень греют душу.
Кстати, латынь в России не пользовалась такой популярностью, как на Западе. И это понятно: наши культурные связи были намного теснее с восточной Византией, нежели с западным Римом. И хотя Пушкин мог сказать, мол, латынь из моды вышла ныне, но в моде она у нас была относительной, ей обучали в гимназиях вместе с греческим, так что Онегин знал латынь посредственно, только чтобы с грехом пополам «эпиграммы разбирать, потолковать о Ювенале, в конце письма поставить vale!..», «да знал, хотя не без греха, из Энеиды два стиха».
Такая слабая связь с латынью имела свои плюсы и свои минусы. Плюсы потому, что давала простор развитию собственной культуры, минусы потому, что отрывала нас от культуры просвещённого Запада.
На эту тему хорошо сказал в одной из своих телелекций известный историк, академик Российской Академии наук Ю. Пивоваров. Много, иногда излишне много говорят об особом пути развития России. А с чего ей развиваться в общем русле, если все условия её возникновения не такие, как у того же Запада?
Начать с того, что будущие Германия и Франция появились на территории гибнущей Римской империи. Да, франки и готы были врагами Рима, много сделали для распада могучей империи, но ведь и взяли у Рима немало. Они начали не с нуля, встав на плечи гораздо более культурного предшественника. К тому же климат на их территории не сравнить с нашим, как принято теперь говорить — с зоной рискованного земледелия. Когда Русь ещё не шагнула за Урал, а на юге обитали воинственные кочевники, Русская земля в большинстве своём была бедной, малопродуктивной и вдобавок не защищённой от нападения врага горами или морями.
Вот враги и пришли, орды монголо-татар. Вреда они нанесли очень много. Профессор Пивоваров обращает внимание на то, что татары лишали Русь лучшей интеллектуальной силы — уводили в плен грамотных людей и каменщиков. Первых — потому что боялись повышения культуры русских, вторых — чтобы на Руси не появлялось неприступных каменных крепостей, которые трудно взять.
Сейчас всё чаще говорят, что, мол, нашествие с востока произошло, а вот ига не существовало. Было, разумеется, подчинение русских земель монгольским ханам, а также, выражаясь языком западных историков, вассальная зависимость, но при ней русские и татары не только враждовали. Русские князья даже брали в жёны дочерей татарских ханов, которые против этих браков нисколько не возражали, справедливо полагая, что так русскими землями им будет легче управлять.
Нередко враждовавшие между собой русские князья бегали в Сарай за помощью и возвращались с татарским войском, чтобы разорить соседнее русское княжество и вырезать его обитателей.
Современные историки даже Куликовскую битву истолковывают не так, как это делалось ещё совсем недавно. Например, утверждают, что она была прежде всего сражением между ханом Тохтамышем и мятежным ханом Мамаем и что на той и другой стороне бились русские войска бок о бок с татарскими. Последний факт отметил ещё Лев Гумилёв. Так что русские сражались с русскими же. Да, Мамай был разбит, да, русские впервые почувствовали себя сильными и могущими оказать достойное сопротивление, но всё же это была пока ещё не борьба за освобождение от татарского владычества, а лишь прелюдия к ней. После битвы на Куликовом поле русские платили татарам дань ещё около ста лет, и Тохтамыш брал и жёг Москву. А Куликовскую битву целесообразно рассматривать теперь прежде всего как самое начало объединения русских княжеств. До полного понимания необходимости сплотиться в одно государство было ещё ох как далеко.
Но монголо-татарское владычество на Руси сыграло очень важную роль в ещё одном направлении, говорит профессор Пивоваров. Русские познакомились с типом правления, которого никогда не было на Западе, — когда верховный правитель обладает всей, абсолютно всей властью. Фактически в те времена и зародилось царское самодержавие, когда царю не указ ни парламент, ни суд. И такое положение сохранялось столетиями. Павел I сказал французскому послу: «В России только тот что-то означает, с кем я разговариваю. И только пока я с ним разговариваю». Во время предреволюционной переписи населения Николай II в графе «профессия» написал: «Хозяин земли Русской», а императрица, соответственно, — «Хозяйка земли Русской». Правильно написал Николай, он и был хозяином России. Правда, слабым и нерешительным, что и привело его «хозяйство» ко всем бедам XX века.
Иными словами, русские привыкли к абсолютной власти царя, который ничем не отличался от татарского хана. Российский философ Георгий Федотов имел право сказать: «Ханская ставка была перенесена в Кремль». Владычество восточных захватчиков кончилось, а привычка жить рабами у верховного правителя осталась, как бы тот правитель ни назывался, хоть царём, хоть президентом, хоть генсеком…
Вот это и есть особый русский путь. Согласимся с Ю. Пивоваровым: мы не отсталая страна, потому что «отсталая» подразумевает, что мы за кем-то идём, но опаздываем. Просто обстоятельства так сложились, что на Западе политико-правовая культура антропоцентрическая («антропос» означает «человек»), а у нас — властецентрическая. Там всё начинается от человека, говорит Пивоваров, а здесь — от власти.
Однако думается, что мессианская роль у России всё же есть. И она, Россия, в самом деле уже доказала свою способность спасти мир. Правда, не совсем так, как предполагалось. В XX веке Россия на собственном опыте показала безумие марксистско-ленинской теории преобразования мира. Как врач, проверяющий на собственном организме действие вредоносной бациллы, русский народ вместе с другими народами царской России ценой невероятных страданий оказал всему миру огромную услугу, предупредив человечество: не ходите по нашему пути, он ведёт в пропасть.
Можно сказать, что экзотичность русского пути — в отсутствии внешней экзотичности. Русские внешне слишком похожи на западноевропейцев, а по натуре здорово напоминают восточные народы. Или даже коренных жителей Африки. Те действительно выглядят в глазах европейцев необычно: другой цвет волос, другой разрез глаз, другой цвет кожи. А русские, кажется им, — ну совсем такие же, как мы, и всё же какие-то не такие!
Что ж, так оно, собственно, и есть.
