КНИГА ВТОРАЯ. БЕЗМОЛВИЕ

Часть первая. ЖИЗНЬ БЕЗ ОТВЕТОВ. Служение безмолвия

Часть вторая. СТАНЕТ ЛИ КТО СЛУЖИТЬ БОГУ ДАРОМ?. Служение страдания

ГЛАВА 13. КОГДА МЫ ОДНИ

Недавно мы с Кай ужинали в ресторане с одним нашим знакомым пастором и его женой. Эта женщина в последние годы страдала тяжелой формой маниакальной депрессии. В ходе разговора выяснилось, что тяжесть ее болезни усугублялась отношением к ней друзей и коллег. Подобно многим жертвам этой болезни, она несла на плечах двойной груз: ей приходилось не только мириться со своим недугом, но и терпеть насмешки и отчуждение со стороны окружающих. Я, помнится, читал где–то, что клеймо позора, которое навешивается на душевнобольного человека, является наиболее деструктивным фактором при лечении этой болезни и замедляет процесс выздоровления.⁴⁹ Я также помню, как за пару недель до самоубийства сына меня пригласили участвовать в конференции, которую проводил один известный но всей стране христианский психолог. Однако после того, как Ронни покончил с собой, я больше не получал никаких приглашений.

⁴⁹ Diana and Lisa Berger, We Heard the Angels of Madness ( New York: William Morrow and Company, Inc., 1991), p. 185.

Пока Кай слушала, как жена нашего знакомого пастора делилась с нами различными, зачастую довольно странными, эпизодами из своей жизни, связанными с протеканием ее болезни, она все время кивала головой и повторяла: «Да–да, с Ронни происходило то же самое. Да–да, Ронни поступал точно так же!».

И вдруг эта бедная женщина вскочила на ноги и, задыхаясь от радости и облегчения, вскричала: «Вы меня понимаете! Боже, вы понимаете!».

Я был потрясен, увидев, как мало ей было надо. Мы не давали ей никаких советов, не предлагали ответов на ее проблемы, да она их и не просила; все, что ей требовалось, — это немного понимания, и когда она нашла его, она уже не была одинока.

Ей просто сказали: «Я вас понимаю».

Иову не так повезло в этом смысле.

Пятым, завершающим, несчастьем, обрушившимся на его голову, стала проказа, которая считалась самым верным признаком Божьего недовольства. Теперь он не просто испытывал нестерпимую, мучительную боль, он превратился в изгоя, которому надлежало сидеть на куче пепла за пределами города и скрести себя щербатым черепком.

Там и обнаружила его жена.

И она сказала мужу: «Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри» (Иов 2:9).

Никакого понимания.

Весть о несчастиях Иова достигла и ушей его друзей, Елифаза, Вилдада и Софара, и они пришли утешить его. Увидев Иова, они были потрясены его столь бедственным положением. Они возопили громким голосом и зарыдали, разодрали одежды свои и стали бросать пыль над головами своими в небо.

Ну, наконец–то. Вот оно, понимание. Вот оно, сочувствие.

Потом три друга сели рядом с Иовом на землю и просто были с ним, не говоря ни слова, в течение семи дней и ночей.

Просидев так целую неделю, подобно стервятникам, терпеливо выжидающим, когда умирающий испустит дух, они, наконец, заговорили.

Елифаз сказал: «Твой грех навлек на тебя гнев Божий».

Вилдад сказал: «Господь не ошибается. Он знает твой грех, даже если ты о нем не ведаешь».

Софар сказал: «Кто ты такой, чтобы сомневаться в путях Божиих? Ты страдаешь за свои грехи».

Вот так дружеское утешение! Вот так понимание!

Они, конечно же, во всем винили Иова. Они вынуждены были так поступить, у них не было иного выхода. Обладая довольно узким мышлением, правоверность они ценили выше истины. Споря с Иовом, они боролись за собственные религиозные представления. Их «страх Господень» и «непорочность путей» подверглись опасности. Страдающий Иов, терпящий муки праведник, сотрясал основы их богословской системы. «Единственный способ защититься был — отречься от друга, отвернуться от него. И если это отречение от одной человеческой жизни — это та цепа, которую они должны заплатить, чтобы сохранить в целости свою богословскую систему, значит, так тому и быть».⁵⁰

⁵⁰ Humphreys, op. cit, p. 105.

Мы так отчаянно стремимся во что бы то ни стало сберечь свои теологические представления и взгляды, что готовы приложить немало усилий, чтобы отыскать те ошибки и недочеты, которые обрушили на Иова столько горя. И нам не важно, что в этой книге трижды — один раз автором и дважды самим Богом — Иов был назван человеком праведным и непорочным.

Не обращая ни малейшего внимания на слова Господни, сказанные Им, что Иов страдает «безвинно» (достаточно резкое, кстати, заявление для воинствующих ревнителей веры), многие хватаются за вопль Иова: «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне» (3:25). «Ага, радостно восклицают эти современные приятели Иова, вот причина — страх! Если бы Иов не боялся всех этих ужасов, с ним бы ничего не случилось!».

Не говоря уже о том, что Библия в принципе не принимает подобных объяснений, этот вывод наводит страх и на нас — страх того, что в какой–нибудь едва уловимый момент неосторожное слово или случайная мысль обрекут нас на трагические несчастья. Скажите, какой родитель хотя бы раз в жизни, на краткий миг не испытывал страха за своего ребенка, что тот может погибнуть или заболеть?

Эта доктрина — чистой воды суеверие, которое делает нас ближе к дьяволу, чем к Богу.

Господь же утверждает, что Иов страдает «безвинно», то есть без всяких видимых причин. Конечно, у Бога были Свои причины, но за самим Иовом не было вины.

Те же, кто пытается это отрицать, ничуть не лучше трех хваленых друзей Иова, которые пришли утешить его, а сами принялись осуждать и критиковать и которых Господь потом упрекнул за это. Как написал один умный человек:

С городского совета на городскую помойку

Иов прошел долгий путь. Долгий путь из времен, когда оц был в чести, когда вокруг пего толпились друзья, которые льстили ему, искали совета и слушали его речи. Долгий путь из времен, полных теплоты и понимания со стороны жены и любви со стороны преданных и ласковых детей. Когда–то его окружали многочисленные приятели и любящие родственники, которые поддерживали его.

Теперь он остался один. Но, потеряв все, что имел, он по–прежнему отказывается лишиться последнего — своей непорочности.

А страдания его все сильнее. Сначала они были трагичны, бессмысленны, необъяснимы. Подобно Иосифу К., герою романа Франца Кафки «Процесс», Иов был арестован, осужден и приговорен, даже не зная, в чем его обвиняют.

А тут еще одна беда: он встречает непонимание со стороны друзей, которые отворачиваются от него. Послушайте, как он обращается к своим неутешающим утешителям:

Отчуждение

Любые страдания, как правило, отчуждают людей друг от друга — неважно, нравственные ли это страдания или физические, ребенок ли это, сбившийся с пути, рассыпающийся брак или разоряющееся предприятие. Вы живете в мире звуков, цветов и человеческих интересов. О вас судят но вашему положению, вашему состоянию, которые определяют каждый миг вашего существования. Они отбрасывают тень на каждое мгновение вашей повседневной жизни. Синтия Свидолл обобщила свою пятнадцатилетнюю борьбу с депрессией в следующих словах: «Депрессия… черпая, как тысячи безлунных ночей на затерянном в лесах болоте. Одиночество, которое невозможно описать. Смятение и непонимание Бога. Разочарование в жизни и во всем происходящем. Ощущение покинутости и собственной ничтожности. Отсутствие любви. Пронзительная, нестерпимая боль».⁵²

⁵² Cynthia Swindoll quoted in Don Baker, Depression: Finding Hope & Meaning in Life's Darkest Shadow (Portland, Or: Multnomah Press, 1983), p. 5.

Иногда отчуждение появляется потому, что Господь входит в нашу жизнь необычным, совершенно неожиданным, нетрадиционным способом. Столь необычным и столь нетрадиционным, что окружающие видят в нем лишь кару Господнюю, наказание Божие. Вычислив со временем схему, по которой чаще всего действует Бог, когда эта схема вдруг не срабатывает в жизни какого–нибудь человека, люди делают только один вывод, ибо все они обладатели узкого мышления.

Подобно друзьям Иова, для того чтобы оправдать собственные взгляды, мы готовы усомниться в непорочности страдальца.

Итак, Иов оказался на куче пепла, сделался изгоем.

Одиночество

Отчуждение ведет к одиночеству. Джозеф Конрад сказал, что люди должны страдать, как снят, сами по себе. Поскольку эти три товарища не понимают несчастий Иова, их присутствие только обостряет его одиночество. Всем известно, что одиночество — это самое тяжкое испытание для человека, и именно оно причинят страждущему больше всего боли.⁵³Женщина, чей муж погиб в авиакатастрофе, приходит в воскресенье в церковь. Она находится в самой гуще поющих, славящих Бога радостных людей — и она одинока. Всеобщая радость только усугубляет чувство невозвратимой утраты, гнездящееся в ее душе, только подчеркивает ее одиночество. Она не придет на вечернюю службу, потому что ей неприятно это единение, ей невыносимо видеть эти ликующие лица. Она вполне могла бы стать автором сорок первого псалма:

⁵³ Maes, op. cit. p. 20.

Но самое ужасное ощущение одиночества возникает не оттого, что вы чувствуете себя отверженным семьей, друзьями или обществом, а оттого, что вы чувствуете себя отвергнутым Богом. Именно об этом подумал сейчас Иов, именно это чувство ощутил. А это, в свою очередь, приводит к озлоблению.

Озлобленность

На смену одиночеству, коим пропитана шестая глава книги Иова, приходят озлобленность и горечь главы седьмой. Отчуждение… Одиночество… Озлобленность… — Такова последовательность чувств, которые испытывает человек, когда страданиям его не видно конца. Озлобленность, направленная на Бога, источник боли и несчастий.

Даже не верится, что Иов может говорить с Богом в подобном тоне. Это только лишний раз показывает, что книга Иова полна не пассивного смирения, но активного возмущения и протеста. И далее, читая и разбирая псалмы, мы увидим, что такие речи вполне возможны в присутствии Божьем.

Самое удивительное в словах Иова то, что он жалуется именно на присутствие Божие, а не на Его отсутствие. Бог слишком близок, и этим несчастным, озлобленным человеком сия близость воспринимается как слишком довлеющая и гнетущая.⁵⁴

⁵⁴ James L. Crenshaw, A Whirlpool of Torment: Israelite Traditions of God as an Oppressive Presence (Philadelphia: Fortress Press, 1984), pp. 59, 60, 61, 63.

Для современного читателя любопытной деталью является тот факт, что у Иова нет и тени сомнения в существовании Бога. Многие нынешние страдальцы зачастую выходят из положения, отрицая либо Его существование, либо Его всемогущество. Иов не оспаривает ни того, ни другого.

Для Иова вопрос состоит не в том, есть ли Бог или всемогущ ли Он. Главное для него — каков Бог, каков Его характер. Каков Он, этот самый Бог, Который обращается со Своим преданным другом, как с врагом. Кстати, один из возможных переводов имени «Иов» — «враг».⁵⁵

⁵⁵ Ibid., p. 59.

Во время смертельной болезни своей жены и связанных с этим терзаний и непонимания путей Господних К. С. Льюис писал:

И здесь возникает вопрос: станет ли кто служить Господу в одиночестве? Или, выражаясь более прямолинейно: останусь ли я верным Богу, даже если мне покажется, что Он покинул меня?

В 1990 году умер мой близкий друг Мэили Бизли. Всех, кто его знал, удивило, пожалуй, только одно: что он прожил столько, сколько он прожил. В 1970 году его поразили пять тяжелейших недугов, три из которых были смертельными. Следующие двадцать лет Мэили держался исключительно на системе жизнеобеспечения, но не на медицинской, а на духовной. Христос, в самом буквальном смысле, сделался его жизнью. По словам больного, он жил лишь благодаря жизни Иисуса. В течение всего этого времени Мэили неоднократно оказывался на грани жизни и смерти, но каждый раз он возвращался к жизни еще более окрепшим и сильным. Я помню, что раз пять или шесть ходил в больницу прощаться с ним, поскольку врачи были уверены, что он не протянет и до утра. Я даже сказал ему однажды: «Похоже, ты человек, которому нелегко сказать «прощай!». Так или иначе, по, невзирая на свое физическое состояние, Мэили пес свое служение во все концы земного шара, уча и наставляя людей тому, каково это — жить верою.

Попав в очередной, надо сказать, в предпоследний раз в больницу, он провел семь долгих месяцев в палате интенсивной терапии. Когда мы с Кай навещали его, мы были уверены, что больше не увидим его в живых. Каково же было наше удивление, когда спустя какое–то время мы узнали, что Мэили опять поразил всех, в том числе и своих лечащих врачей, тем, что выжил.

Я немедленно позвонил ему домой, и мы с ним долго проговорили, после чего я написал ему это письмо. Оно датировано четвертым ноября 1988 года.

Ну, а как думаете вы?

Думается, Тейяр де Шарден был прав, когда сказал: «Радость — это не отсутствие страданий, а присутствие Бога».