Раздел третий:

Виды индивидуальных отношений

Глава девятая

Индивидуальные отношения с самим собой

Потерянное «я»

Индивидуальные отношения могут возникнуть между нами и окружающим нас миром (сущность мира событий), между нашей индивидуальной сущностью и сущностью другого человека, а также и как внутреннее отношение нас с нами самими. Это есть три разных вида индивидуальных отношений. Такое разделение нельзя считать простой формальностью, поскольку каждый вид индивидуальных отношений имеет свой генез, а также свои особенности, наконец, сущности мира, другого и себя переживаются-воспринимаются человеком совершенно по-разному.

На первый взгляд, сама постановка вопроса об индивидуальных отношениях человека с самим собой выглядит несколько странной, если не сказать — абсурдной, особенно если учесть тот тезис, что индивидуальные отношения рождаются между двумя сущностями, двумя индивидуальностями. Это действительно противоречит логике, но если бы это противоречие было единственным в структуре личности и ее гносеологии, то это, вероятно, заставило бы нас пересмотреть данный тезис. Но этих противоречий в описанной области больше чем предостаточно, и они являются лишь формальными, но вовсе не сущностными. Понимая процесс формирования и развития личности в его динамике, мы обнаруживаем, что эти противоречия только внешне кажутся таковыми, в действительности же никаких противоречий тут нет. Проследив сейчас эту динамику, мы это увидим.

Маленький человечек приходит в это мир, занятый только собой. Его целиком и полностью поглощают его собственные чувства — боли, тепла и холода, голода, шума, ослепительного или слабого света и так далее. И все это для него пока вовсе не воздействия окружающего мира, который до определенного момента для него, по большому счету, просто не существует, а его собственные ощущения, невесть откуда взявшиеся. Так — эгоцентрично — воспринимает свои ощущения новорожденный.

Но позже, к годику, ситуация постепенно меняется: ребенок начинает понимать, что его ощущения не случайны, а есть его реакция на некие внешние воздействия, и тогда внешнее начинает восприниматься им, как собственно «внешнее». Здесь же начинает восприниматься и собственное «я» ребенка, но пока не как «я-личностное» и даже не как «я-внутреннее», а как некая его противоположность, противопоставленность «внешнему». Другой человек хотя и содействует ему (от него малыш получает тепло, пищу, игру и так далее), но это для него еще не другой человек, а лишь один из элементов внешнего, хотя и важный. Ребенок выделяет другого среди прочих элементов «внешнего», но пока лишь по определенному набору критериев, но не «принципиально». Здесь мы видим аналогию с полными индивидуальными отношениями, правда, весьма примитивными. То есть, из личностных структур функционирует пока только сущность, а другие просто отсутствуют.

Одновременно развивается и гносеологическое устройство человека: из субъекта малыш становится (благодаря разделению своих ощущений и внешних, причинных, событий) субсубъектом. Это позволяет ему создавать свою индивидуальную реальность, осуществляя процесс причинно-следственного (субсубъективного) познания. Отождествленность собственной сущности и нарождающейся индивидуальной реальности на этом этапе для него абсолютна, индивидуальная реальность — это для него и есть мир, и другие варианты тут просто невозможны. Но постепенно возникают ситуации, в которых ребенок вынужден сопротивляться внешнему, это консолидирует его внутренне, а благодаря «воспитанию» (ребенка учат называть себя по имени) постепенно начинает выкристаллизовываться его собственное «я».

Не углубляясь в прочие подобности, сразу перейдем к общеизвестному «кризису трех лет» по Л.С. Выготскому. К этому времени, сам того не осознавая, ребенок научается исполнять множество ролей: с бабушкой он играет в ладушки, качается на ноге и дедушки, с мамой спокойно стоит, ожидая, когда та его оденет. Социальное поведение постепенно становится все более объемным и разнообразным. К трем годам его внутреннее сопротивление нарастающим внешним требованиям достигает максимума и происходит своего рода инсайтирование собственного «я». Это ощущение «праведного я» восставших, ощущение собственной правды. В этот момент «я» выходит на одну плоскость с другими людьми — пространство отношений, сотканное из агрессии и бесчисленных формализаций. Агрессия ощущается тем явственнее, чем сильнее ощущается утрата прежних, первичных индивидуальных отношений, ребенок ощущает себя словно отлученным от них.

Ребенок трех лет не осознаёт рядом никаких индивидуальностей, он один теперь индивидуальность. Устоявшее мнение, будто «я» — «индивидуальное сознание», появляется у ребенка через ощущение себя одним среди прочих подобных «я» («индивидуальных сознаний»), вероятно, не совсем точно отражает реальное положение дел. Анализ процесса формирования личности, если мы помещаем точку обзора в самого ребенка, доказывает это со всей очевидностью. С.Л. Франк приводит следующий, также, на наш взгляд, немаловажный, аргумент: «Тот факт, что я вообще наталкиваюсь на некое “ты”, что на меня направлен взор “другого существа”, что я стою перед наличием вообще какой-то “чужой души”, какого-то “чужого сознания”, – этот факт дан мне, очевидно, гораздо более первичным и непосредственным образом, чем знание того, чт о именно происходит или содержится в этой другой душе»⁷³. Другими словами, ребенок осознаёт, что есть что-то другое, наделенное сознанием и волей, но у него нет никаких оснований и тем более желания допускать наличие в этом другом такой же индивидуальности, такого же самоценного, такого же важного и значимого «я-существования», которое он ощущает в себе.

Не-индивидуальность, как известно, не имеет прав, в собственной же индивидуальности ребенку не приходится сомневаться. Потому «кризис трех лет» — это претензии на пост «императора», только император (индивидуальность) «имеет право». Он требует удовлетворить свои прихоти, прихоти императора. «Другой» теперь — соперник, «другой» вызывает сопротивление, не выполняя требования «я». «Я» рождается в противопоставлении: я и они. Появляются транзиторно-формальные роли — ребенок начинает врать, капризничать, преследуя таким образом свои цели. Взрослые, как правило, не ослабляют в такой ситуации свое давление, а, напротив, только его наращивают, а потому ребенок получает дополнительные оплеухи и лишается удовольствий. Постепенно он начинает сознавать, что «им» — взрослым — подвластно все. Они пользуются «правом силы» — телевизор, сладкое, подарки, дневной сон и прочее. Постепенно воспитывающие лица занимают место «богов» — только «боги» выше «императора», только «богам» он может подчиняться. Все это, параллельно, расширяет и наполняет индивидуальную реальность ребенка.

Опять же пропуская все не относящееся к делу, переходим к очередной трагедии — к крушению идеалов, авторитетов, «богов» детства. Рано или поздно ребенок вдруг осознаёт, что его папа — не самый большой и сильный, а мама — не самая красивая и главная. Боги низвержены… Но кто теперь, в таком случае, он — сам ребенок?… Он больше не император… Признавая падение богов и кумиров, он подписывает и «отречение от престола». Возникает своего рода раздвоенность личности: все то же глубокое ощущение собственной индивидуальности, исключительности, с одной стороны, а с другой — масса ролей, которые ребенок должен играть наравне со всеми.

Психология bookap

Этот раскол пролегает между сущностным «я» и индивидуальной реальностью ребенка. Последняя подчинена законам логики, а все, как кажется, свидетельствует о том, что наш герой — «такой же, как и все остальные», и нет в нем ничего особенного. Но сущностное «я» ребенка говорит об обратном. Причем оба образования — и сущностное «я», и индивидуальная реальность — в каком-то смысле претендуют на то, чтобы быть «я» человека: и индивидуальная реальность, содержащая в себе я-отождествленные роли, может быть «личным я», и то сущностное «я», являющееся, по сути, центром личности, которое продолжает сохраняться в неком переживании, тоже имеет все права на этот статус подлинного «личного я». Но если для первого «я» есть все необходимые основания — сама жизнь ребенка, окружающий его мир, социальная практика, в которую он включен благодаря я-отождествленным ролям, им основание, то второе основано лишь на некой его вере, на некой внутренней, ничем не подкрепленной убежденности.

Логика воспитания ребенка, где число его «начальников» растет с каждым годом (воспитатели в детском саду, учителя начальных классов, учителя по предметам), не оставляет этому второму — сущностному «я» (чувству собственной глубокой индивидуальности) – никакого места и основания. Сформированная личность теряет чувство собственной раздвоенности, поскольку к этому времени почти полностью пропадает ощущение этого своего сущностного «я». Но его пробуждение, которое может возникнуть в последующем, в процессе развития сформированной некогда таким образом личности, и есть нечто иное, как индивидуальные отношения с самим собой.