Дополнительный раздел:

Об этоэстетике

Глава двенадцатая

Мораль «внешняя» и «внутренняя»

Общие положения

Рано или поздно, но пациент (клиент) психотерапевта задает ему вопрос о морали — что морально, а что аморально и где вообще этот пресловутый Рубикон моральности? С одной стороны, сам по себе факт этого вопроса, адресованного врачу, является достаточно странным. Психотерапевт не является той инстанцией, которая призвана отвечать на подобного рода вопросы, заниматься нравственной проповедью и блюсти соответствующий порядок. С другой стороны, этот вопрос и обращенный именно к психотерапевту вполне естественен, ведь именно с этим специалистом человек, зачастую впервые в своей жизни, по-настоящему серьезно осмысляет свои отношения с другими людьми. Именно в беседах с психотерапевтом он рассказывает о своих изменах или о пережитых разочарованиях, о чувстве вины или о жажде мести, да и вообще обо всех своих поступках, помыслах и желаниях, которые, в принципе, являются вопросами морального свойства.

Не ответить на этот вопрос психотерапевт не может, но мораль — слишком неоднозначная категория, а содержательно — слишком неоднородная и противоречивая, чтобы вменять психотерапевту в обязанность быть ее проводником или цензором. В книгах «Философия психологии» и «Развитие личности» мы уже останавливались на том, в какой сложной ситуации в связи с моральной проблематикой оказалась психотерапия и как она пыталась обходиться с этим вопросом. Фрейдовский психоанализ пытался взять мораль штурмом, можно сказать, перевернул наши обыденные представления о морали с ног на голову, чем, надо признать, и обеспечил свою психотерапевтическую эффективность на первоначальном этапе. Развенчав мораль и освободив таким образом человека от ее прессинга, он содействовал снижению тревоги у пациентов (в особенности, когда речь шла о сексуальном поведении человека). Но был и иной опыт отношения психотерапии и морали. Так, например, пациетоцентрированная психотерапия, напротив, обошла «моральный вопрос», повернув дело так, что у пациента (клиента), по большому счету, просто не было возможности обратиться с этим к психотерапевту. С одной стороны, она предложила идеологию «всепринятия», чем фактически свела на нет проблему морали. С другой стороны, сместив акцент с индивидуальной работы на групповую, она лишила психотерапевта «последнего слова», а следовательно, и соответствующей ответственности.

Общие же пути решения проблемы этического, кажется, уже все пройдены, причем, от начала и до конца, и, в целом, продемонстрировали свою полную неспособность дать последний и окончательный ответ на поставленный вопрос. Мораль — «консерватор» от общества и в обществе. Само же общество постоянно меняется, соответственно, меняется и мораль, но, как «истинный джентльмен», она всегда оказывается чуточку старомодной. Раньше мораль была, в той или иной степени, подчинена господствующей религиозной доктрине. Сейчас же главный парадокс морали в том, что она, будучи, с одной стороны, данной нам свыше, вмененной нам (то есть не является нашим личным производным), с другой стороны, лишена прежней силы. Нет в нашем мире более того непререкаемого авторитета, который бы мог сказать, как поступать правильно, а как — нет, а мы бы в тот же миг поверили ему настолько, что приняли бы этот устав как руководство к действию и стали бы поступать согласно букве этого единого этического закона, избавившись таким образом, наконец, от тягостной «борьбы мотивов». Отсутствие такого авторитета, подобно обещанным золотым горам, манят философов, которые с неослабевающим упорством пытаются отыскать основания морали, объяснения, которые бы развеяли, нивелировали или, в худшем случае, перевесили наши сомнения. Но все эти попытки тщетны, поскольку ни один формально-логический конструкт не в силах соперничать с нашими влечениями, если те идут вразрез с нормами «общественной морали».

С сожалением приходится признать, что религиозная вера не терпит плюрализма, а в обществе, где у религии нет «контрольного пакета», мораль превращается во вдову. Тут все связано. Но если оставить в стороне религию, истинную веру, есть ли какие-то другие способы удовлетворить эту хмурую овдовевшую женщину? Здесь мы вынуждены развести руками: никакого внешнего авторитета, который бы проник в наше подсознание и оттуда определял бы наши мысли и поступки, не существует в природе. Мораль — это всегда что-то внешнее, она как традиция, как привычка, ей надо учить и научиться. Теория онтологического «самозарождения» морали не выдерживает никакой критики. И неслучайно поэтому нам с ней так непросто жить, она, приходит «свыше», не учитывает нас, наших внутренних тенденций, влечений, желаний, она словно бы отрицает нашу индивидуальность. Мораль, таким образом, противоестественна нам, хотя мы можем и не осознавать этого. Неслучайно именно в этом пункте спотыкается философская антропология, на которую, сложись ситуация иначе, следовало бы опереться психотерапевту. Как писал М. Бубер, именно «принцип индивидуализации… – не делает антропологическое познание чем-то относительным, но, напротив, составляет его ядро и остов»⁹⁰, но он же и выставляет антропологическое познание за двери, когда речь заходит о морали.

К сожалению, психотерапевту негде искать помощи, ему не на что опереться, когда пациент (клиент) ставит перед ним вопрос о морали. Причем, не то что опереться, сослаться даже не на кого. Брать же на себя некую миссию в отношении морали ему, наверное, неправильно, а-морально. Вот почему, мы вынуждены думать о том, как изменить плоскость постановки проблемы. Как мы можем говорить о вопросах, которые традиционно считаются «зоной ответственности» морали, так, чтобы это не был этический диспут? Здесь, на наш взгляд, есть только один верный ответ: если устранить регламентирующую функцию этического дискурса, а определяя его границы, идти не от требований общества, а от природы самого человека, то мы получим как раз тот ответ, который, не претендуя на статус «этического суждения», является, все-таки, ответом на вопросы морального свойства. И, возможно, главное здесь — психотерапевт в данном случае не выходит за границы своей зоны ответственности и своей компетенции. Здесь он говорит не об обществе, а о человеке, что, в целом, является его специализаций. Решению этой задачи, как мы надеемся, и содействует этоэстетика.