Глава 5

Успех ударяет в голову, а неудача — в сердце

Война за умы как психическая атака

Есть, впрочем, вероятность, что некоторые читатели подумают: ну и чем плохи все эти суррогаты общения — и психологические игры, и упомянутые в начале книги психологические развлечения, а проще говоря, милый треп на безболезненно–светскую тематику? Душу не рвут, мозги не утомляют, контактов не углубляют… Ну и что? А вдруг я не интроверт, которому все это погружение в бездны своего «Я» ужасно интересно — вдруг я экстраверт, который ловит кайф от того, что вокруг месится много народу? И не хочу я ни с кем знакомиться вплотную и тесно общаться. Просто потусуюсь и домой пойду.

Конечно–конечно. Воля ваша. Только стопроцентных экстравертов, которым требуется только светский треп и ничего больше, на свете не бывает. Это виртуальная схема, придуманная для завершения шкалы. Необходимость углубления взаимоотношений хоть раз в жизни испытывает любой реальный человек. И каждому из нас предпочтительно найти общий язык со своими близкими. Так что придется разбираться в их мотивациях, стремлениях, страхах и стереотипах. Иначе вам не удастся их понять. А может быть, не удастся понять себя. Последнее чревато. В общем, напрягитесь напоследок. Мы продолжаем разговор о том, что делают люди, пытаясь спрятаться от внешнего мира в мир фантазий.

Причем вся — от родительского влияния до государственной информационной системы. Говоря о тактике избегания неудач и тактике стремления к успеху, мы оставили за кадром тот важный факт, что обе они могут быть не только индивидуальными свойствами, но и приметами времени. Эти психологические приемы включаются в наш менталитет как общенациональный выбор. Проще говоря, есть не только разные люди, одни из которых предпочитают тихонечко сидеть в шезлонгах под тентами, а другие — птицей парить над пляжем на параплане. Существуют и времена, когда предпочтительной стратегией становится экстремальный подход или игра в прятки. Стереотипы, сформированные не нами, и даже не нашими родителями, а, вероятнее всего, прадедами и прапрадедами, окружают наше индивидуальное восприятие, как питательная (или агрессивная) среда. Из стереотипов формируется так называемое коллективное сознание. И те люди, которые слишком неопытны или слишком ленивы для формирования и применения сознания индивидуального, обходятся сознанием коллективным. Они его используют в личных целях и при этом как бы арендуют чужое восприятие. Нет больше необходимости самому анализировать информацию и делать выводы — все уже сделано до вас и за вас. Притом велика вероятность, что сделано плохо. То есть для своего времени — вполне приемлемо, но в наши дни… Чтобы не обижать прадедушек и прабабушек огульными обвинениями, объясним все по порядку.

Большая часть населения России выросла в такой системе подачи и получения информации, о которой мы уже успели напрочь забыть. Нет, в принципе нам известны понятия «цензура», «регламентация», «единомыслие» и т.д. Только в XXI веке, при непосредственном участии создателей многочисленных мемуаров и сериалов, возник образ страны, перенаселенной диссидентами. То есть буквально все осуждали тоталитарный и авторитарный режим, все воспринимали современность как ад на земле, все пытались вывести из–под удара родных и любимых… Одно непонятно: кто это громадье несогласных судил, пытал, сажал и охранял? Выходит, были, как Евгений Шварц в «Драконе» писал, «безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души, дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души»? А вот и нет.

Были обыкновенные люди, прекрасно адаптированные и социализированные. Их социализация выражалась… в забывчивости. Они не различали фактов, способных создать негативный фон и уронить самоощущение до суицида. У них отключался аппарат логического мышления. Они спали и видели сны — как раз тогда, когда бодрствовали. По ночам, вероятно, они видели кошмары, которые наутро рассеивались. А то, что оставалось в памяти, раскладывалось по полочкам: это к дождю, это к снегу, это к замужеству… Психоаналитик, может, и возразил бы, да кто бы стал его слушать? Итак, население не вспоминало, что с ним сделали и не думало–не гадало, что с ним еще сделают.

Потенциал человеческого мозга, направленный на сокрытие очевидного, не исследован по сей день и вряд ли когда–нибудь будет исследован. Уровень селективности нашего сознания не поддается исчислению. Мы ведь ничего не забываем. Но при этом мы ничего не помним. Если блокировка какого–нибудь отдела мозга отказывает, рождается гений. Он может создавать шедевры, потому что вспомнил все. И стремится выразить в красках или в нотах целый мир, всплывший со дна его души. Попутно гений может утратить способность к логическому мышлению, большую часть словарного запаса и способность пользоваться ножом и вилкой. Надо же чем–то жертвовать ради появления великого дара? Или великой кары… Кто их, гениев, разберет. Важно одно: полученная информация прячется так надежно, что никакие соображения этического, лечебного, карьерного характера не помогут вам раскрыть нужных файлов. Вы можете ходить на сеансы гипноза, ругаться на свое отражение и даже стукнуть себя по голове медной статуэткой «Колхозница с полной потребительской корзиной». Но тем не менее недра вашего подсознания будут безмолвствовать. И только шишка в месте соприкосновения вашего лба с потребительской корзиной станет болезненно ныть в ответ на песенку Герцога из оперы Риголетто: «Сердце красавицы склонно к измене…»

Выпячивать одну–две способности до степени гениальности — нерентабельно. Самое лучшее — создать гармоничную, равновесную, жизнеспособную систему. Для личности, живущей в неблагоприятных или вообще в невозможных условиях, основа основ — короткая память, легкое (лё–о–огонькое такое) нарушение причинно–следственных связей, а в качестве компенсаторного механизма — отменная интуиция, сильная эмпатия, развитые инстинкты. Если инстинкт самосохранения реализовать не удается, пускай его заменит инстинкт продолжения рода. Такое существо вполне могло процветать при централизованной, регламентированной, а во многих отношениях кастрированной информационной системе. Ему не требовалось много знать о мире и о себе. Он предпочитал узкопрофессиональную специализацию.

Общая потребность в быстром реагировании была почти такой же острой, как в дикой природе. Но, поскольку это была не дикая природа, а какая–никакая цивилизация, общество изобретало собственные пути распознания чужого. Как описывал это состояние социолог Анри Мендра: «В нашем обществе позиция индивида часто менее значима, чем его знак (данный при рождении или крещении, наподобие астрологического — Е.К., И.Ц.) или личность, которые приходится фиксировать с помощью ритуалов и символов. В обществе, где индивида определяет положение, люди стараются демонстрировать свои знаки и личности в такой бросающейся в глаза манере»⁸⁹. Бросаясь друг другу в глаза отборными признаками пролетарского происхождения и патриотического настроения, избегая опасных тем и негативных ощущений, советские люди сами не заметили, как шли–шли, да и дошли до нового режима. Здесь все было иначе. Здесь требовались другие системы обработки данных. Здесь требовались другие селективные приемы. Здесь требовались другие характеры. Но это не все поняли. Даже сегодня.

⁸⁹ А. Мендра. Основы социологии.

Возможно, вы удивитесь и спросите: а как же интеллигенция? Она–то не соглашалась! Она протестовала! Она хранила культурное наследие и продуцировала культурную новь! Но даже интеллигенция не сильно отличалась в плане усвоения и переработки информации. Социологические структуры не давали сформироваться другому способу анализа информации. Интеллигенция сделала своим «знаком» то, что Н.А. Бердяев называл «своими особыми нравами и обычаями, и… своеобразным физическим обликом»⁹⁰, и превратилась в то, что социологи определяют как «эндогамные изоляты»⁹¹. «Свой круг», в который посторонние не допускались, крепко–накрепко затвердил перечень знаков и ритуалов, с помощью которых можно было сразу определить: свой, чужой? Опытный человек легко вычислял агента, работающего под прикрытием, по незнанию культовых произведений искусства, или по отсутствию специфической манеры поведения, или по ограниченности словарного запаса… Когда–то эти интеллектуальные бейджики⁹² были необходимы, жизненно необходимы. В наше время они переродились в манерную, вычурную самодемонстрацию. И если о представителе шоу–бизнеса говорят: он такой пафосный! — обычно подразумевают капризы, кривлянье, зазнайство. Примерно то же можно сказать и об интеллигенте, ударившемся в снобизм. А между тем вся эта интеллектуальная пафосность и показная «исключительность» — атавизмы тоталитарной и авторитарной обработки информации. Видать, над личностью массовое сознание постаралось.

⁹⁰ Н. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма.

⁹¹ Эндогамные изоляты — социальные или этнические группы, в которых браки и межличностные контакты совершаются в четко определенном «своем кругу». Например, по сословному признаку: брак аристократки и представителя купеческого или рабочего сословия воспринимается как мезальянс. В индустриальном обществе эндогамные изоляты могли формироваться, например, по профессиональному признаку: демографы, в частности, проводили исследования эндогамных изолятов среди профессиональных медиков.

⁹² Бейджик — табличка на груди служащего с указанием имени и должности.

В кратковременной форме массовое сознание проявляет себя, формируя моду. Это нечто вроде секундного впечатления в мозгу отдельного человека: пролетела цветная бабочка — понравилось, запахло из открытого люка — не понравилось. И тут же все забылось — и люк, и бабочка. Потому что завизжали тормоза и противный голос из окна автомобиля прокричал короткую, но исчерпывающую характеристику тем, кто стоит посреди дороги, раззявив рот, и таращится по сторонам. Впрочем, ощущение от «наезда» тоже надолго не задержится. А вот информация о том, как опасно таращиться, остановившись посреди проезжей части, останется. И может даже превратиться в рефлекс.

Подобные общественные рефлексы, влияя на огромное количество людей, целые социальные группы настраивают на осторожное или авантюрное поведение. Вот почему мы так много говорим о стереотипах, неустанно повторяя: отделите личное от общественного, разберитесь, чего хочется именно вам.

Не то придется принять общественную установку как родную и жить согласно рефлексам давно миновавшего кризиса — в состоянии эскапизма⁹³, например. Так проявляет себя боязнь действительности, когда та меняется чересчур быстро. Пугаясь, не только отдельная особь, но и целая популяция (то есть нация, говоря о биологическом виде хомо) реагирует сходным образом: замирает, стараясь не привлекать внимания и выиграть несколько секунд на принятие окончательного решения. Наверное, поэтому в еврейской культуре так прочно обосновалась привычка отвечать вопросом на вопрос: прежде чем дать ответ, надо приглядеться к спрашивающему и просчитать последствия… В общем, человеку и человечеству тоже нужно выиграть несколько… ну, не секунд, а скорее лет, чтобы адаптироваться к переменам и отрегулировать новую систему поведения. Не замечали, как все мы тянем резину перед решающим выбором?

⁹³ Эскапизм — уход от действительности в вымышленный мир.

Вдобавок мозг не сразу допускает к обработке информацию, несущую негативный заряд. А потому мы, получив подобное сообщение, сперва подпрыгиваем и переспрашиваем: «Что? Ты уверен?», потом бледнеем, замолкаем и какое–то время перевариваем свалившуюся на нас неприятность. Конечно, в исполнении национального менталитета весь этот процесс подпрыгивания, бледности и молчаливости выглядит намного сложнее и занимает куда больше времени. В течение этого времени на мозги людей снисходит эскапизм, как благодатное помутнение рассудка, позволяющее не сразу принять сообщение. Особенно если сообщение ранит душу и звучит как «ваше время истекло, кончайте разговор, ваше мировоззрение устарело, кончайте трепаться»…

Но рано или поздно страх перед проблемой проходит и возникает намерение ее решить. Тогда от эскапизма остаются рожки да ножки, а «бравый новый мир», как в одноименном романе антиутописта Олдоса Хаксли, засучив рукава, ломает дрова. Пока не наломает более чем достаточно. Наверное, теперь вы представляете себе механизм смены тактик: эскапизм — симптом тактики избегания неудач, бравая агрессивность — симптом стремления к успеху. В чьей–то жизни, а точнее, в чьей–то психике уживаются оба подхода. В его стратегиях найдется повод для применения и того, и другого. Кому–то везет меньше, и такой односторонний стратег, следуя в избранном раз и навсегда направлении, рискует и собой, и тем, кого приручил. Наверняка вы уже встречались со сторонниками эскапизма. Два основных приема лежат в основе бегства из этого мира в любой другой: поругивая современность, восхвалять то, что было; или восхвалять то, чего вообще не было.

И все–таки старшие (и тем более младшие) редко сознают, что любые приоритеты — это тоже… товар. В наши дни активно работает биржа идей — и над собой работает, и над нами… И на рынке общественного мнения не на жизнь, а на смерть борются между собой самые разные идеи. В списке наиболее интересных, естественно, состоят те, которые затрагивают взаимоотношения полов — идеи феминизма, патриархата, матриархата, плюрализма, идиотизма… Всех не упомнишь. И, конечно же, обычный человек, не имеющий к средствам массовой информации никакого отношения, кроме потребительского, не станет разгребать телетайпные завалы с криком: «Нужно составить сравнительный график рейтингов мнений, посвященных данной проблеме!» А ведь общественный эфир создает своеобразный информационный шум, серьезно влияющий на наше сознание. Например, если в повестку дня вихрем врывается новая тема, все вокруг принимаются со смаком обсуждать «Есть ли жизнь на Марсе?», волей–неволей подключаешься. Хотя в душе, вероятно, согласен с персонажем Сергея Филиппова из фильма «Карнавальная ночь»: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе — наука пока не в курсе дела!» И хватит об этом. Можно выпить, закусить и станцевать лезгинку.

Но информационный поток подхватывает нас и тащит, больно стукая темечком о всякие неудобные выступы и шероховатости модных тем. И вы исправно позволяете себя вовлечь, обмениваетесь суждениями, приобретаете убеждения, спорите и доказываете свою точку зрения. Свою? Вообще–то, нет. Когда очередная актуальная тема завоевывает рынок общественного мнения, ей дают оценку эксперты. Как правило, осторожную, многословную, путаную. После чего дилетанты — как правило, журналисты, рупоры наших надежд, нашей весны соловьи — принимаются свистеть и щелкать, расцвечивая скучноватую фактуру экспертизы красочными трелями. Попутно содержание упрощается, оценка становится категоричнее. А в устах последней передаточной инстанции — аудитории — мнения экспертов принимают такой категоричный вид, что ими можно бить оппонентов по головам, точно дубинкой. Теперь идею можно выводить, словно медведя на поводке, прямо на ток–шоу и предлагать публике ответить по телефону на вопрос, хотят ли они… ну, скажем, исследовать марсианские равнины. Варианты «да» и «нет» исчерпывающе рисуют «карту мнений» — так же основательно, как при ответе на вопрос: «Ты перестала пить коньяк по утрам? Отвечай: да или нет?» Помните, как Карлсон довел фрекен Бок этим софизмом до белого каления? Весьма удобный приемчик для фабрикации обвинения. Что ни ответите — вы себя скомпрометировали.

Зачем это нужно — низводить разнообразие человеческого мировоззрения до типизированного, примитивного противостояния «Ура! — Долой!»? Чтобы кормить целые институты, направляющие и формирующие рынок общественного мнения. Ведь далеко не каждый человек найдет в себе мужество признаться: я в этом вопросе не разбираюсь, а потому не стану на него отвечать. К тому же меня эта тема не интересует. Скорее, он согласится выбрать из целого меню типизированных мнений что–нибудь более ли менее съедобное. И проглотит как миленький, не покривившись. Вот так мы обрастаем коркой штампов, покрывающей нас со всех сторон, будто панцирь броненосца. На любую тему у нас находится типизированное суждение, которое мы, по наивности, искренне считаем своим собственным. Собственно, этим современный метод усвоения информации отличается от метода авторитарно–тоталитарного — от централизованной системы планирования и контроля всего на свете, включая слухи, домыслы, мнения и прочие игры разума. Просто в централизованной системе выбор уже — либо как все, либо против всех. А тут у вас еще есть масса альтернатив: «Затрудняюсь ответить» и «Да ну вас всех. Полыхаев».

Зато нам, в отличие от хомо советикус, никто не запрещает формировать собственное мнение. Правда, если к делу отнестись серьезно, придется отдавать этому занятию уйму сил и времени. Демократический информационный рынок предполагает массу способов, как привлечь сторонников для каждой из идей. У специалистов эта процедура называется «увеличить символический капитал». И все потенциальные сторонники должны держать ухо востро. Иначе из них сделают собачек Павлова. Рекламные, политические, культурологические акции сливаются в нестройный хор с голосами родственников, коллег, знакомых и малознакомых, которые без конца муссируют подсохшие и свежие темы — все при деле, и только вы выступаете в качестве жертвы, заживо погребенной под пластами информации. И тогда вы вынуждены служить МЧС себе самому, разгребать завалы, анализировать предложения и отбирать стоящие внимания. А это требует хорошей ориентации и отработанных навыков. Увы, у большинства населения страны их нет — просто неоткуда было взять в нашем социалистическом вчера.

Действительно, в обществе, где самодержавно царит единомыслие, никакого информационного шума быть не может. Некому шуметь и создавать разноголосицу. Поэтому и мучиться, анализировать, выбирать нет нужды. Да и к чему выбирать! Весь товар — самый качественный («самый», поскольку никаких других вариантов для сравнения нет и не предвидится). Вот он, образ земной благодати в формах развитого социализма! Словом, поколения, выросшие в эпоху застойного социализма, мечтали не о рынке, тем более о диком, но, в отличие от Карлсона, не столь симпатичном. При социалистическом режиме единогласия игры воображения не простирались дальше трех, ну в крайнем случае пяти вариантов чего бы то ни было: колбасы, сигарет, органов печати… Конечно, немного, но все отличное! А когда на кону десятки разношерстных изделий непредсказуемого качества — и только экспериментальным путем можно понять, которое подходит именно вам… Разумеется, руки опускаются. И вообще все опускается.

Нет, мы не за тотальный дефицит ратуем. Мы пытаемся объяснить, что происходит в душе человека, живущего в постоянной необходимости «сделать свой выбор!», выражаясь патетически. Тут и спятить недолго. И немудрено, что многие люди стараются экономить энергию, увиливая от ответственности по мелочам (хотя «мелочи» могут быть кажущимися). В частности, стараясь придерживаться традиций — реальных или мнимых. Якобы так оно безопаснее. Увы. В изменившемся мире, как мы писали не раз, твердь былых принципов неминуемо расползается болотом штампов. Из него, в общем–то, можно выбраться. Но чтоб и самому уцелеть, и комары не покусали — ноль шансов. В роли кровососущей фауны выступают как раз те менторы и гуру, которые норовят привлечь на свою сторону побольше кроликов. Каких кроликов? Подопытных.

Тут придется думать своей головой, а за консультацией обращаться к проверенному специалисту или хотя бы к друзьям–наставникам, доказавшим, что они в состоянии помочь и хотят это сделать. Хорошо, если есть близкий человек, который видит многообразие современного выбора социальных ролей и не станет трындеть в духе психологических сценариев «В нынешние времена»⁹⁴, «Позор!»⁹⁵ и «Ну не ужасно ли?»⁹⁶. А чтобы он не играл в игры и не озвучивал стандартных сценариев, он должен перестать бояться. В первую очередь он должен перестать бояться вас. Так что не наезжайте на несогласных предков, а учитесь строить диалог. Глядишь, они оттают и с нотаций перейдут на откровения. А там и до нужной информации недалеко. Все–таки жизненный опыт родителей, при умелой модификации, может быть очень полезен.

⁹⁴ «В нынешние времена» — одно из психологических развлечений, описанных Э. Берном. Состоит в беседах на тему развращенности и испорченности современного общества и, в частности, молодежи. Все участники развлечения находятся в психологическом состоянии Родителя.

⁹⁵ «Позор!» — развлечение, описанное Э. Берном. Состоит в осуждении человека, якобы совершившего неблаговидный поступок с точки зрения двух и более Родителей.

⁹⁶ «Ну не ужасно ли?» — развлечение, описанное Э. Берном. Вариант развлечения «Ну не ужасно ли?». Может включать обсуждения несчастных случаев, болезней, преступлений.

Любому из нас пригодится своя система ценностей. Она гораздо лучше подогнана, чем та, которую мы считаем своей. Хотя на самом деле эта система, с большой вероятностью, была внедрена в наше сознание извне — путем обработки социальной средой.

Так же и человеческая натура: оставаясь собой в базовом отношении — в частности, не меняя темперамента, человек постепенно формирует надстройку — те самые стереотипы мышления и поведения, которые поведут его по жизни к успеху или к провалу, вслед за мечтой.