ТЫ МЕНЯ УВАЖАЕШЬ?
СДЕЛАЙТЕ МНЕ ПРИЯТНО!
Жизнь моя, иль ты приснилась мне
Столько я всего видел! Люди за какую-то стекляшку будут биться, как львы, а за свою собственную жизнь — пальцем не пошевелят. Они не понимают, что это такое.
Работая как-то в одном коллективе, я попросил людей написать все «плюс-ценности» и «минус-ценности». Ни один человек не написал в «плюс-ценности» — жизнь. Я у них спрашиваю: «Ребята, а почему? Ведь в „минус-ценностях“ многие написали „смерть“, а в „плюс-ценностях“ никто не написал „жизнь“, хотя бы чисто автоматически?» А они отвечают, что, мол, это все и есть жизнь, показывая на «плюс-ценности».
Вот в чем самая большая сатанинская хитрость всей системы нашей культуры, образования и социализации: нет такого предмета — жизнь! Смерть — есть! Смертью можно заниматься, изучать, участвовать можно даже отправлением на тот свет себе подобных. А вот жизнь — нет такого предмета.
А раз нет такого предмета, раз человек никогда не думал над тем, что такое жизнь, и никто ему не говорил об этом, естественно, он и не живет. Тогда жизнь — это та самая жизнь, которая «тебя обломает», «тебе покажет», «тебя научит», «тебя перемелет». Тогда жизнь, извините меня, страшнее смерти, потому что она вон какая грозная! Она меня будет обламывать, она меня будет учить, она мне покажет! Вы послушайте, сколько в языке угрожающих эпитетов к жизни. Поэтому лучше об этом не думать. Конечно, а зачем о такой страшилище думать? Если она изначально — мой враг. Моя собственная жизнь — мой враг. Ничего себе живем?!
Вот и начинаем мечтать о тонких мирах, лишь бы о ней не думать, об этой странной бабе — жизни, карга какая-то, обламывать она меня будет!
Ну что же это такое? Человека жизнью пугают. Такой менталитет, как сейчас модно говорить. Естественно, человек делает все, чтобы не жить. Развлекается как может, только бы не жить. Жизнь меня проживет, жизнь меня сжует, а потом косточки в могилку выплюнет. Смерть уже пришла, как только я родился. Если, ребята, не жить — все остальное полная «мура» и порнография. Карьера и прочее… Если это не цветочки для украшения жизни, тогда понятно, почему человек так боится своих хочу. Потому что хотеть — это и есть жить.
А человек хотеть боится, он, даже когда хочет, говорит: надо, так надо, вместо того чтобы сказать: хочу. Потому что как только сказал хочу, значит, ты — живой, а если живой — значит, в опасности: сейчас она, жизнь противная, меня начнет обламывать, учить, наказывать. Поэтому лучше нигде подпись свою не ставить. Везде написано Мы. Кто в этом виноват? Они. Где там Я? Есть Мы, и Они, и еще страшная штука — жизнь. Конечно, будешь искать забвения на дне бутылки, на дне шприца, на дне таблетки, в сетях, полных рыбы. Процесс ради процесса, вперед к забвению!
А так называемая любовь — это что? Забвение также, потому что, если жизни нет, это не любовь. Я вцепляюсь в тебя, чтобы всучить свою жизнь, ты вцепляешься в меня, чтобы всучить свою жизнь. Люди стучатся друг в друга, а потом думают: «Что же такое? Все уже прошло, сколько можно стучаться?! Хорошо, пойду о другое что-нибудь постучусь». Жить-то вместе не живут, потому что каждый с удовольствием займется чем угодно, только не своей жизнью.
Жить вместе интересно, а когда жизни нет — ничего не спасает. Стучатся, как вещь об вещь. Для того чтобы жить, надо открыться. А они стучатся, а потом: «Что же ты меня не понимаешь?» — «Нет, это ты меня не понимаешь!» Открыться — страшно и больно. Вдруг попадут — не успеешь закрыться.
А нужно пропустить насквозь. Без этого нельзя. Это очень больно. Думаете, я не знаю? Если хочешь ЖИТЬ, надо открываться. Надо через эту боль пройти. Если человек через боль открытости не прошел, он не сможет жить. Вот страх, который нужно победить, страх перед этой болью. Пусть предают и тут же продают, твое сокровенное на базар выставляют, все что угодно делают, но через это надо пройти.
Мой учитель говорил: нужно пять минут, чтобы научить человека закрываться (блокироваться), но для того, чтобы научиться открываться, порой нужна целая жизнь. Но если ты не открыт постоянно, а открываешься только в особых экстремальных случаях, специально, в виде исключения, тогда ничего не будет. А уж про духовность и речи нет.
Жизнь не идет, если ты закрыт. Она камушек, который летит сквозь воду. Вода отдельно, камушек отдельно. Откройтесь и постарайтесь выдержать эту боль. Постепенно можно этому научиться. Я помню первые три-четыре года постоянной открытости. Оставаясь наедине с собой, на стенки лез, по полу катался, чуть с ума не сошел. И сейчас, если делать медитацию на большом объеме, наваливается из пространства такая тоска, боль. Нужно пропускать ее через себя, приучая себя все это выдерживать, только бы не закрыться.
А после можно все. Когда человек научился быть открытым, тогда уже можно и о любви, и о духовности, и об управлении временем, и о сущности, и о резонансе — обо всем можно не просто говорить, но и делать это.
Поэтому, когда я говорю, что у меня нет учеников (я редко об этом говорю, чтобы не обидеть тех, кто думает, что они мои ученики), я имею в виду то, что не удается пока увидеть человека, который делает усилие, чтобы стать открытым. Не вижу… Я вижу людей, которые стараются как-то так… душевных, хороших, замечательных друзей, но только они не живут. Ну что же я буду ходить и тыкать пальцем: «Ты не живешь, ты не живешь, ты не живешь». Это их личное дело.
