Глава 19

Связь

Мы живем в скоропортящуюся эпоху. Обедаем лапшой быстрого приготовления и даже отношения строим по тому же принципу. Говорим по телефону. Уверяем друг друга, что скучаем и любим, но, как говорится, слова в карман не положишь, и одно только то, что слова эти преданы бумаге, значит для нас гораздо больше, чем смысл этих слов. Писать старомодно, но это помогает нам выжить и поддерживать связь в современном мире.

Сегодня утром из Европы мне прислали факс на одну страницу. От руки печатными буквами — скорее записка. Ничего особенного, но меня он очень порадовал. Настоящий.

«Зафиксировать в письменном виде», – говорим мы о контрактах. Контакты между людьми — тоже своего рода контракты, но теперь мы редко фиксируем их в письменном виде, а когда все же это делаем — случаются удивительные перемены.

Один мафиози однажды сказал мне: «Никогда ничего не записывай». Нелепый совет писателю, но вполне уместный для жулика, который не хочет, чтобы его поймали.

Я бы сказала так: записывайте всё.

«Всё» означает «всё подряд».

«Давай я запишу тебе», – говорим мы о рецептах, но записать мы можем и рецепт для более вкусной, пикантной жизни.

Рецепты подробны, даже если не требуют точных измерений, например, «щепотка соли». Записывая, что думаем и как себя чувствуем, мы тоже стремимся к точности — даже если на бумаге оказывается лишь: «Не знаю, что сейчас происходит между нами».

Когда пишем, помогаем себе не только усвоить жизнь, а и преобразить ее. Преобразить происходящее в личный опыт. Перейти от пассивной позиции к деятельной. Мы, быть может, все еще остаемся жертвами обстоятельств, но, осознавая, что происходит, мы помещаем их в контекст собственной жизни — жизни, за которую отвечаем сами.

Отвечать за что-то также значит соответствовать. Это значит признавать собственную ответственность, т. е. способность буквально нести ответ. Когда пишем о жизни, мы отвечаем на ее запросы. А ответив, становимся гибче, спокойнее, подвижнее. Осознаннее. Каждый день, каждая жизнь — череда развилок, где нужно сделать выбор, и линза писательства дает нам возможность разглядеть жизнь, а значит — и жизненные выборы.

Четыре года я поддерживала рабочие отношения с одним отстраненным и трудным человеком. Головой я понимала, что его замкнутость — следствие его воспитания, естественное проявление его астрологической карты и много чего еще. Но это головой.

На бумаге я написала: «Мне все это не нравится, мне приходится играть с ним в прятки. Меня это утомляет и лишает вдохновения. Не уверена, что осилю такое — да и не обязана».

А потом я написала: «Он похож на моего коня Уолтера. Я кормлю его уже двенадцать лет, но стоит мне попытаться погладить его, как он задирает морду высоко в воздух, как бы говоря: “Я — Уолтер. Я особенный. Я красивый белоснежный арабский скакун. Мной можно любоваться, но меня не поймать. Я неуловим. Я особенный. Я Уолтер…”»

Записав все это, я почувствовала, как что-то сдвигается во мне. «Я не хочу играть в эту игру, – продолжала я. – В ее сути — борьба за власть, которую получают над другими, отстраняясь. Эти отношения никогда не станут легкими и приятными. Пожалуй, с меня хватит…»

И я прекратила наше сотрудничество.

Если бы не писала, я не смогла бы разглядеть, что именно не так в наших отношениях. И если вам кажется, что я сейчас пытаюсь приравнять написание текста к психотерапии, позвольте мне разъяснить: я думаю, что, когда пишем, мы добиваемся того, что в психотерапии встречается довольно редко, – мы исцеляем себя.

Когда пишем, мы выходим на связь со своим истинным «я».

Я работаю с учениками почти двадцать лет и наблюдаю, как их жизни меняются, стоит им начать писать. Я видела, как застенчивые и робкие отстаивали свои права. Как напыщенные и хвастливые смягчались и становились пригодными к общению, дружелюбными членами людского племени. Я видела, как люди открываются более глубоким отношениям и выпутываются из трудных, меняют работу и даже собственную личность. Я видела, как писательство становится скорее лекарством, нежели инструментом. Каждый из нас может прописать себе это лекарство и начать его принимать.

Эта книга называется «Право писать», и если это название похоже на манифест, призыв к оружию, то лишь потому, что я на собственном опыте поняла, сколько других прав мне это обеспечивает, и теперь я на них настаиваю: право на уважение моей работы, на уважение ко мне лично, на отношения, в которых есть место взаимным уступкам.

Роберт начал писать полгода назад. Тогда он глубоко завяз в отношениях, которые оттеснили его на задворки его же собственной жизни. Его подруга — если так можно назвать того, кто считал себя его надзирателем и охранником, – имела мнения и суждения насчет самых разных областей жизни Роберта: его творческой работы, его друзей, его деловых партнеров — все должны были получить ее одобрение, но мало кто удостаивался. Всегда находились какие-нибудь недостатки, какие-нибудь ошибки и пороки, которые он «должен» был увидеть — и увидел бы, если бы не его собственные промахи, недальновидность и недостатки.

Роберт взялся рассказывать о своей жизни бумаге. Он быстро понял, как приятно иметь возможность выразить свои мысли, разобраться в собственной жизни, пересмотреть свои убеждения. Уже через месяц взаимоотношения у них с девушкой начали меняться. Он стал скрывать от нее информацию, которую она раньше использовала бы против него. И четко обозначать те области, в которых ее мнения не спрашивают. На второй месяц он сделался неуязвим для эмоционального шантажа. Он начал устанавливать границы. Ее нападки на его личность он теперь встречал устойчивым сопротивлением.

Далее три месяца он писал о своих чувствах и о том, не прервать ли ему эту связь, хотя раньше она казалась ему вечной, его «судьбой». А через полгода он сочинил своей девушке письмо, коим формально расторг их отношения. Затем Роберт, тот самый затюканный рохля Роберт, укатил на три месяца в Индию. Судя по его письмам, ему там очень хорошо.

Мне, как и Роберту, писать — как заниматься личной картографией. Писательство дало мне составить карты моих горестей и радостей, границ и великих равнин щедрости. Оно позволило мне сказать: «Вот где заканчиваюсь я и начинаешься ты». И еще: «Да, мы во всем “этом” вместе».

Когда пишем, мы понимаем, что не беспомощны. Что у нас есть выбор. Понимаем, в чем этот выбор заключается. Когда избегаем ответственности. И когда перегружены. Когда нам нравится все, как есть: «Велико мое счастье, и воздух как шелк, и взгляды прохожих текут молоком…» — а когда хотели бы что-то изменить. Когда пишем, мы приводим эти перемены в действие.

«То, как мы описываем и воспринимаем собственные жизни, напрямую и неразделимо связано с тем, как мы их проживаем, – пишет терапевт и тренер личностного роста Мэнди Эфтел. И добавляет: «Мы — авторы собственной жизни, в самом прямом смысле».

Если мы — авторы, то почему бы не принять в ней более деятельное участие и не переписать ее на свое усмотрение? Почему бы не сделать ее романтичнее, увлекательнее? Почему бы не писать пылких писем своим возлюбленным? Почему бы не поведать им в письменном виде: «Тобою дорожу я»?

Сейчас у меня новая дружба, и она, дословно, разворачивается страница за страницей. Через страны и континенты, часовые пояса и разницу во времени мы шлем друг другу весточки, делимся отчетами о нашей многообразной современной жизни.

Мне припоминаются «песенные тропы» австралийских аборигенов. Этими тропами вдоль и поперек изрезан континент-по-ту-сторону, по ним ходили предки, шаг за шагом создавая своего рода карту, описывая его, именуя в песнях. Мы с другом тоже бродим по песенным тропам, хоть и на разных континентах: «Таким был мой день в Париже… А таким — мой в горах Сангре де Кристо».

Я верю: если письмом устанавливать связь с самим собой, можно выйти на контакт сквозь время, пространство и расстояние. Я верю во всемирную деревню, которую мы создаем все вместе, верю: если мы хотим сделать ее пригодной для жизни, нам необходимо вернуться к странице. Когда нужно кого-нибудь вызвать в людном месте — на конференции, в международном аэропорту или на крупном заводе — мы даем объявление по громкой связи. Наш мир, наша всемирная деревня, чем-то похожа на все эти места, и если надо привлечь внимание кого-либо — вместо громкой связи мы «объявляем» о своем намерении на бумаге.

«Десерт был — сложно так быстро подобрать подходящий эпитет. Может, “восхитителен” или “неимоверен”?» Этот комплимент пришел ко мне по почте после того, как я накормила коллегу-писателя ужином, завершив его клубничным пирогом с домашними взбитыми сливками. Он потратил всего пару минут на благодарственное письмо и тем самым продлил наслаждение от ужина, на приготовление которого я потратила несколько часов.

Всем нам нужно — и всем нам хочется — чтобы нами наслаждались, дорожили, чтобы нас любили и о нас заботились. Так часто нам не хватает теплоты. Излагая мысли на бумаге, мы ясно и прямо даем понять, как нам небезразличны те, кому, как и что мы пишем. Соня Чокетт, духовный учитель, советует: «Слова имеют силу, осознаем мы это или нет. Слова — это конкретные шаги к воплощению мечты. Каждое слово подкреплено энергией».

Я бы еще добавила, что не только подкреплено, но и состоит из энергии. Я убеждена, что изложение слов на бумаге — один из самых действенных доступных нам способов изменить не только себя, но и окружающий мир. Я пишу эту книгу и посылаю отрывки Дэвиду. Он пишет в ответ: «Мне особенно приятно получать от тебя главы».

«А мне приятно быть для тебя незавершенкой».

Все мы — незавершенная работа. Все мы — сырые черновики. Никто из нас не смог бы назвать себя окончательной версией самих себя. Насколько здоровее и счастливее мы будем, если пропустим мимо ушей совет того мафиози и будем записывать всё — вообще всё — свои пороки, пунктики, прихоти, причуды и пленительности, которые делают нас людьми.

Связав все свои точки между собой, мы выходим на связь.

Способ приобщения

Это еще одно подспорье в духовном союзничестве, оно позволит нам установить более глубокую личную связь с нашим жизненным путем.