Глава 1. Как протекает шизофрения
Шизофрения — термин, применяемый для обозначения тяжелой формы умственного расстройства. Он встречается во всех странах и культурах, и гораздо чаще, чем вы, может быть, думаете. По грубой оценке, примерно 1 человек из 100 может страдать этим недугом в какой-либо период жизни. Риск этой болезни составляет 1 % в течение жизни, примерно такой же, как риск развития ревматоидного артрита. Многие из нас знакомы с людьми, страдающими этим гораздо более заметным заболеванием. Эмоциональный аспект шизофрении не только чрезвычайно тяжел для больного и его (ее) семьи и друзей, но стоимость лечения шизофрении также весьма тяжела для семьи. Уход за пациентом и лечение шизофрении в Великобритании стоили в начале 1990-х гг. 397 млн фунтов стерлингов, а непрямые расходы в сфере потери продукции сдержанно оценивались в тот же период в 1,7 млрд фунтов.
Поскольку большинство из нас не страдали умственными расстройствами, мы часто черпаем наши знания о шизофрении из популярной прессы. Статьи об умственных расстройствах появляются весьма часто, но те, кто страдает, и те, кто за ними ухаживают, часто предстают в них в отрицательном свете. Таблоидные газеты особенно охотно описывают отдельные случаи с насильственной смертью. Это могут быть самоубийства в ужасных условиях, например человек вошел в клетку со львом в зоопарке Лондона и получил тяжелые травмы, или описываются не мотивированные убийства, например, такие, как случай Кристофера Клюни, который забил до смерти незнакомого человека на станции подземки Финсбери-Парк. Из описания этого события мы получаем впечатление, что шизофрения — опасная форма безумия. Страдающие этим заболеванием действуют иррационально и ведут себя абсолютно непонятным образом. В действительности, как мы увидим, подавляющее большинство пациентов не опасны, и если мы хотим им помочь, то должны их понять.
Сказав это, мы все-таки знаем, что тем из нас, кто здоров психически, трудно понять, что испытывают больные шизофренией. Ближе всего мы можем подойти к этому пониманию, читая то, что написали сами пациенты. Особенно памятный документ, цитируемый Сэром Обри Льюисом в 1967 г., был написан мальчиком 18 лет, который был болен не менее года.
«Я все больше теряю контакт со своим окружением и с самим собой. Вместо того чтобы интересоваться тем, что происходит вокруг меня и заботиться о протекании моей болезни, я все время продолжаю терять эмоциональный контакт со всеми, включая меня самого… остается только абстрактное знание того, что происходит вокруг меня и со мной. Даже эту болезнь, которая пронизывает все мое существование, я могу рассматривать только объективно. Но в редких случаях я внезапно переполняюсь ощущением ужасного разрушения, которое вызывает эта ползучая странная болезнь, жертвой которой я стал… Иногда меня переполняет отчаяние. Но после каждой такой вспышки я становлюсь еще более безразличным. Я все больше теряю себя в болезни, я погружаюсь в беспамятное существование. Моя судьба, когда я думаю о ней, кажется мне самой ужасной, какая только может быть. Я не могу вообразить себе ничего более устрашающего, чем хорошо обеспеченное, культурное человеческое существо, которое осознает свое собственное постепенное разрушение, постоянно полностью отдавая себе в этом отчет. Но именно это происходит со мной».
Это сообщение особенно потрясает, потому что оно отражает так называемый «отрицательный» симптом шизофрении — постепенный уход от мира и от самого себя. Мало кто из пациентов может описать свои ощущения таким образом. Именно из-за потери контакта с самим собой большинство страдальцев лишаются способности и мотивации говорить о своей болезни в такой живой и непринужденной форме. Гораздо чаще встречаются сообщения о «положительном» симптоме шизофрении — ярких ложных картинах (галлюцинациях) и ложных надеждах (иллюзиях), которые так характерны для этой болезни. Обычно такие сообщения пишутся не во время болезни, а после выздоровления.
Этот аспект болезни проиллюстрирован в двух знаменитых исторических отчетах: один написан в конце XVII века, другой — в середине XIX века. У нас нет необходимой информации, чтобы быть уверенными, что Джордж Тросс и Джон Персевал могут рассматриваться как лица, страдавшие шизофренией, в соответствии с современными медицинскими стандартами диагностики. Однако многие описания того, что они ощущали, очень похожи на отчеты современных пациентов. Оба мужчины четко описывают галлюцинации и иллюзии (обманы чувств). Эти исторические документы дают нам также представление о том, как этих больных лечили в прошлом.
Преподобный г-н Джордж Тросс, 1690
«Меня часто посещали в огромном количестве ужасающие и тревожные Видения и Голоса, которые (я думаю) не были реальными, но они казались мне таковыми и оказывали на меня такое же действие, как если бы они были реальными.
Я слышал Голос, и мне послышалось, что он был как раз позади меня и говорил мне: „Будь смиреннее, еще смиреннее“, несколько растягивая слова… Послушавшись его, я сорвал с себя чулки, камзол и костюм. И когда я разделся таким образом, у меня возникло сильное внутреннее убеждение, что я все сделал правильно, в полном соответствии с планом Голоса.
Через некоторое время, стоя перед окном, я опять услышал Голос, который побудил меня или дал мне сильный импульс, который возбудил меня, чтобы я остриг свои волосы, а я ему ответил: у меня нет ножниц. После этого мне открылось, что это можно сделать ножом. Но я ответил: у меня его тоже нет. Если бы он у меня был, то, я уверен, голос вслед за волосами добрался бы и до моей глотки и велел бы мне ее перерезать».
Эти пассажи взяты из жизнеописания преподобного г-на Джорджа Тросса, написанного им самим и опубликованного в 1714 г., вскоре после его смерти. То, что он пережил и описал, происходило за много лет до записи, когда ему было около двадцати лет. К моменту, когда он пришел к тому, чтобы все это записать, он стал священником пресвитерианской церкви и уважаемым членом общины Эксетера. В моменты, когда он все это испытывал, он считался безумным. Поскольку он отказывался говорить и есть, и покидать свою постель, ничего удивительного, что друзья забеспокоились о нем.
«Я был уверен, что если меня извлекут (из постели), я попаду в Ад и буду погружен в Пучину Бедствий».
Его пришлось забрать силой.
«Они привели очень крупного сильного Мужчину, который скакал впереди меня, и, когда он взобрался на спину лошади, они силой посадили меня впереди него, привязали к нему льняными полосами. И из-за того что я сопротивлялся и делал все возможное, чтобы слезть с лошади, они связали мои ноги под брюхом лошади.
Наконец, по воле Всеблагого Господа, мы благополучно прибыли к дому Врачей. Там меня передали Человеку, который стал моим Стражем, чтобы следить за мной, чтобы я не смог уничтожить самого себя. И в этой комнате и в этом доме я пробыл несколько недель, нет, скорее, месяцев. Иногда они связывали мои руки и сковывали ноги, когда я вел себя агрессивно и неправильно (что я делал часто), потому что я часто воевал и боролся».
Джон Персевал, 1838
Столетием позднее, в 1838 г., Джон Персевал написал длинный отчет о своем опыте безумия. Джон Персевал был одним из 12 детей Спенсера Персевала, единственного английского премьер-министра, который был убит. Когда Джону было 27 лет, у него начались видения, он стал слышать голоса, которые говорили ему странные вещи. Его поведение стало настолько отклоняться от нормы, что позвали «врача для лунатиков», который велел привязать его к кровати и дал ему бульона и лекарство. Через несколько дней приехал брат Джона и отвез его в частный приют неподалеку от Бристоля, которым руководил доктор Фокс.
Джон провел в приюте около трех лет. Он постепенно стал выздоравливать и начал писать о своей болезни, что он делал в течение года или больше. Он посвятил остаток жизни попыткам реформировать способы лечения душевнобольных.
1. Сцена в сумасшедшем доме. Гравюра Гранта к «Скетчам в Лондоне» (1838), на которой изображен интерьер приюта для лунатиков в Лондоне. Обитатели рисуют на стенах, смотрят в высокие окна или рассеянно читают.
«Незадолго до того, как я был прикован к кровати, я стал слышать голоса, сначала возле моего уха, потом в голове — или как будто кто-то шепчет мне в ухо, или в разных углах комнаты. Я повиновался этим голосам или должен был повиноваться и считал, что это обязательно… Эти голоса приказывали, что я должен был делать, и заставляли меня верить в некоторые неправильные и ужасные вещи.
Когда я ел завтрак, разные духи осаждали меня, испытывали меня. Один сказал: съешь кусок хлеба за мое здоровье, и пр., и пр., другой в то же время велел мне отказаться от этого или отказаться от этого куска и взять другой. Другие голоса точно так же велели мне пить чай и одновременно отказаться от него. Мне редко удавалось отказаться, не ослушавшись кого-то из них… Захарий Гиббс (дежуривший около него) стоял около моей постели, наблюдая меня в новом состоянии. Я понял, что он больше не Захарий Гиббс, но духовное тело, называемое ХЕРМИНЕТ ХЕРБЕРТ. Он надел нанковую куртку, чтобы напомнить мне о сне, в котором Святое Привидение, которое было его матерью, явилось мне, обещая никогда больше меня не покидать. Что оно знало все мои мысли и все, что я собирался делать и что я не могу быть разочарован».
Как и у Джорджа Тросса, основными особенностями ощущения Персеваля были голоса, которые постоянно приказывали ему совершать разные действия. Эти действия могли быть и тривиальными и, например, включать в себя нападения на других людей.
«Я вспоминаю, что даже на пике своего бреда я отказывался слушаться этих голосов в некоторых случаях, когда, если бы я их послушался, то мог бы, как я боялся, лишить жизни тех, кто сторожил меня, — в частности, я часто желал толкнуть человека по имени Хоббс назад, в полную воды ванну, но я боялся делать это, взамен я должен был его ругать».
Хотя имеется мало собственноручных описаний ощущений при шизофрении, существует много записей того, что пациенты рассказывали врачам. Чтобы помочь больному, страдающему умственным расстройством, врач старался узнать как можно больше о том, что испытывал пациент, и записывал то, что пациент ему рассказывал, более или менее подробно, в истории болезни. Отчеты об этих случаях иногда публиковались в печати.
Первые такие сообщения, к которым можно с достаточной точностью применить термин «шизофрения», записали врачи Филипп Пинель и Джон Хеслам, независимо друг от друга, в 1809 г. Хеслам описывал индивидуальные случаи, но дал общий отчет о форме болезни, «которая наблюдается у молодых людей». На него произвели большое впечатление отрицательные аспекты шизофрении. Он писал относительно начала заболевания:
«…Сначала оно почти неразличимо, проходит несколько месяцев, пока его бывает можно заметить, и любящие родственники часто бывают обмануты надеждой, что это — всего лишь уменьшение чрезмерной живости, причиной которого является осторожность, воздержание и постоянство характера, усиление видимой задумчивости вместе с уменьшением обычного любопытства, интереса к тому, что происходит вокруг. И они поэтому пренебрегают этими вещами и действиями, которые раньше служили для них источником удовольствия и познания. Чувствительность значительно притупляется. Они больше не испытывают прежней любви к родителям и родственникам. Они становятся нечувствительными к доброте, не беспокоятся, если им делают выговор… Их апатия возрастает, они перестают заботиться о своей одежде, о личной гигиене. Они часто могут испытывать преходящие приступы страсти, но это не имеет основы в действительных чувствах, слезы, которые могут у них пролиться, ничего не значат, так же как и громкий смех, который следует за ними».
В 1860 г. французский психолог Бенедикт Огюстен Морель ввел термин «деменция прекокс» (тяжелое слабоумие) для описания пациента-подростка, который раньше был блестящим и активным и медленно погрузился в состояние полной апатии.
«Постепенно он утрачивал веселость, становился угрюмым, замкнутым и все больше стремился к одиночеству… Юный пациент постепенно забывал все, чему научился. Его столь блестящие интеллектуальные способности со временем огорчительно убывали. Нечто вроде ступора, родственного тупости, заменило активность Когда я увидел его, то заключил, что фатальный переход к деменции прекокс был уже недалек… Внезапный паралич способностей при деменции прекокс указывает, что пациент достиг конца своей интеллектуальной жизни, которой он мог управлять».
Хеслам и Морель дали подробное описание отдельных случаев, но невозможно определить, насколько типичны эти описания для пациентов, которых они могли наблюдать. Однако существуют более обширные сообщения, уточняющие описания каждого отдельного пациента в каждом учреждении за определенный период времени.
Джиллиан Дуди изучал описания случаев 337 пациентов-мужчин, поступивших в местный приют Файф энд Кинросс с 1874 по 1899 г. Хотя эти записи были короткими, Дуди смог отнести каждого пациента к одной из четырех диагностических категорий: шизофрения, аффективное расстройство (нарушение настроения при депрессии или мании), невротическое расстройство (включая симптомы стресса или тревоги) и случаи, когда для болезни была явная физическая причина (например, повреждение мозга). Согласно классификации Дуди, 10 % пациентов страдали шизофренией. Бред (неверное восприятие), по современным критериям, наблюдался у 63 % пациентов во время их пребывания в больнице. Например, 6 % случаев бреда имели научную тему, часто связанную с электричеством, телеграфом или летающими машинами Религиозными темами были озабочены 18 % пациентов с бредом. В случае У. Б. молодой человек 23 лет требовал оградить его от поездки в Лондон, где его должны были «превратить в ангела». Александр Б. был описан как стоящий в причудливой позе, как будто молясь, согласно его представлению о том, что Дух Божий находится в нем. Бред преследования наблюдался примерно у третьей части тех, у кого был зарегистрирован бред. Многие пациенты верили, что они могут быть отравлены такими веществами, как ядовитое масло из дерева хемлок, настойкой опия, хлороформом или серой. Другие описывали, что на них воздействовали токами Месмера, что в их жизнь вмешивались оккультные силы, что их часто посещают «человечки с воздушного шара». Один пациент пытался бежать из приюта, потому что ему казалось, что его преследуют «горбатые типы с глазами, как у быков».
Невозможно получить более ясное представление о том, что испытывали эти пациенты, потому что более подробных записей такого типа не удалось найти. Однако за последние 25 лет одна из нас, Эва Джонстон, непосредственно участвовала в нескольких больших исследованиях групп пациентов, которые находились на различных стадиях заболевания. Эти исследования охватывают период с 1909 по 1990 г. Записи этих исследований высвечивают драматические изменения в жизни пациентов с диагнозом шизофрения в XX веке.
