Глава 4. Многолетнее наслаждение смертью

Недолговечный химический рай

Дабы не повторяться, скажем: причины, по которым человек становится наркоманом, практически идентичны тем, по которым человек вообще обзаводится аддиктивным расстройством. Уязвимость, нетерпение, инфантилизм, прессинг, депрессии и стресс гонят человека на поиски утешительных иллюзий. И если (когда) личность решит: иллюзия удовлетворения все-таки лучше, нежели отсутствие удовлетворения, в ту же минуту она окажется в большой опасности. Виртуальные миры — мышеловки, где на безжалостный механизм вместо сыра нанизаны соблазнительные миражи. Скрыть от ребенка сам факт существования этих гибельных ловушек — отчаянная и, к сожалению, невыполнимая мечта родителей.

Причем, как это часто описывается в мифах и легендах, усилия, которые одни предпринимают, чтобы что-нибудь скрыть, прямо пропорциональны желанию других это что-нибудь открыть, рассмотреть и испытать на себе. Вспомните сказку о герцоге Жиле де Рэц по прозвищу Синяя борода. Если бы герцог-женоубийца сам не указал супруге дверь в страшную комнату, не запретил ей туда входить, не показал ключ, которым ей не следует пользоваться ни при каких обстоятельствах, то… и сказки никакой бы не было. Зато была бы криминальная хроника. Поскольку молодая жена, особо таинственную дверку не разглядывая, походя решила бы: тут помещается сортир для слуг или кладовка для швабр. А зачем туда высокородной даме? Ей туда не надо. А уж после того, как злодеяния Синей бороды вышли наружу, ту самую дверцу открыла бы не герцогиня, а правоохранительные органы в присутствии понятых.

Этот странный эффект перестает казаться странным, если вспомнить о том, как действуют на психику не только детей, но и взрослых людей суровые и мягкие запреты. Категорические или даже истерические запрещения вызывают вспышку интереса: ведь они не требуют, чтобы их дополняли внутренним оправданием. Они так настойчивы (если не сказать навязчивы), так целостны и безапелляционны, что никаких «поправок» к навязанному закону делать не хочется. Такова особенность внешнего оправдания: оно настолько мощное, что работает плохо или не работает вовсе — слишком много побочных эффектов. Зато, используя мягкий запрет, можно сформировать у подопечного внутреннее оправдание. Тогда он сам откажется от нежелательных действий.

Об этом забывают многие. Не только официальные лица и организации, которым гораздо удобнее нагнетать истерию, нежели разбираться в психологических тонкостях: ведь пропаганда и агитация оцениваются количественно, погонными метрами плакатов и воззваний. Удивительнее то, что об этом забывают люди, непосредственно связанные с «объектом воспитания» — родители и учителя. Однажды группа наркологов предложила учительнице дать старшеклассникам задание — написать сочинение на тему «Наркотики и молодежь». Рьяная училка тут же поменяла тему на «Наркотики — это смерть» — и что? Милые тинейджеры поморщились и выдали кипу вариаций на тему «Это наше дело — жить или умирать. Отвали, дура!», чем нисколько наркологов… не удивили. Они, в отличие от бестолковой преподавательницы, были специалистами и знали, как отвечает подросток на грубый нажим.

Тинейджер, лишенный понимания и уважения со стороны старших, сильно рискует. Есть вероятность, что он обратится за недостающим признанием и за удовлетворением прочих высших потребностей к посторонним людям, к сверстникам, к ребятам из «крутой компании», а то и попросту из дворовой банды. А для криминальной среды подросток, оставленный родителями без внимания, — это добыча. Им можно манипулировать, его можно использовать, его можно так настроить, что он отдаст все имущество своей семьи и даже жизнь свою за «добрых друзей». И разумеется, его можно посадить на иглу, таблетки, колеса. Наркобизнес, как и всякий бизнес, неустанно расширяет рынок. Его рынок — наши дети. Дети, испытывающие то, что психологи называют депривацией: отчуждение, лишение, потерю самых важных вещей — от крова и пищи до родительского внимания.

Но, как мы уже говорили, родители часто не понимают, что такое брошенный ребенок. Они оценивают качество взаимоотношений по уровню опеки: если отпрыск подвергается гиперопеке, родителям якобы нечего бояться — все под контролем. Между тем это все тот же количественный метод: отчитаться им можно, а рассчитывать на него нельзя. Поскольку в домашних условиях ребенок изображает паиньку, а вне дома позволяет себе оторваться. И чем жестче его ограничивают в семейном кругу, тем круче отрыв. Почему? Потому что Ребенок (внутренний, психологический) прекрасно понимает: это игра. Стрелялки-догонялки, полицейские-воры, казаки-разбойники. Чтобы продолжать игру, надо найти способ ускользнуть из-под надзора и набезобразить. Тогда всем будет интересно.

А еще Ребенок знает: папе и маме не важен его внутренний мир, а важно только «правильное» поведение. Из этой информации личность выводит причину для восхождения по спирали стыда и вины. И теперь индивид буквально брошен на произвол судьбы: он пойдет по лезвию ножа и куда придет — знают только Парки, богини судьбы.

К тому же видимость гиперопеки нередко сочетается со своей противоположностью — гипоопекой. Несмотря на запреты, скандалы, нотации и прочие «срочные воспитательные меры», папа с мамой могут практически ничего не знать о своем детище. И вообще не столько воспитывать его, сколько пороть по субботам — так, для профилактики. Следуя завету Соломона: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его», забывая при этом, что наказаний для профилактики не бывает. Это просто агрессивная разрядка. Из тех же соображений мы пинаем ногой заглохшую технику: не для того, чтобы та устыдилась и заработала, а исключительно для выхода своей агрессии через активное действие.

О парадоксе запретного плода и гиперопеки, переходящей в гипоопеку, необходимо помнить всякому родителю. И в первую очередь такому, который подвержен панике, а для самоуспокоения пытается давить ребенку на психику.

Многие родители, следуя принципам спонтанного поведения, стараются ребенка застращать и тем самым отвадить от опасных проб и испытаний. Ребенок, следуя принципам протестного поведения, старается выйти из-под контроля и узнать, что именно ему так упорно запрещают. Представьте себе среднестатистическую кашу в голове подростка, переживающего кошмар переходного возраста: амбиции, страхи, сомнения, жажда признания и одобрения — и так далее, и так далее. Самая что ни на есть питательная среда для развития аддиктивного расстройства… Поэтому большинство наркоманов пробует наркотик в возрасте 13–16 лет. И ловушка захлопывается.

Ведь наркотическая зависимость, в отличие от алкогольной, меньше связана с физиологической предрасположенностью. Наркоманом может стать практически любой человек, какое-то время употреблявший психоактивные вещества в поисках удовлетворения. К тому же человек молодой и неопытный не станет разбираться, какого качества это псевдо-удовлетворение и что оно принесет не только в данный момент, но и в конечном итоге. Его потребность в радостях жизни слишком велика.

В предыдущей главе мы рассказывали о положительном эффекте умеренного потребления алкоголя. О наркотиках — о каждом в отдельности — как ни странно, в свое время говорилось много хорошего. То в XIX веке от переутомления и депрессии всех лечили опиатами, то Зигмунд Фрейд в 1884 году советовал кокаин практически от всех болезней, то в 1960-е широко разрекламировали ЛСД, и его начали принимать весьма известные лица, подробно описавшие свои «путешествия за пределы сознания»… Прежде чем вскрывалась темная сторона очередной психоделической луны, по ее светлой стороне успевало прогуляться множество народу — как выяснялось, без малейшей пользы для себя. Все волшебные порошки (растворы, таблетки, курения и др.) на поверку оказывались дорогостоящей фикцией. Даже такие, которые не вызывали физического привыкания. Ведь психологическую зависимость от наркотика преодолеть не легче, а труднее, чем физическую.

Динамика развития наркозависимости для разных типов аддиктивных агентов различна. Поэтому лучше рассматривать эти группы отдельно.