Двоякие перемены в нынешней психологии.

Два русла влияний.

В наше время во всех пластах земной жизни идут перевороты — идут с болью, с кровью. В последнюю треть века во многих странах разразился невиданный в истории кризис всех сторон личной жизни — взрыв разводов и одиночества, спад рождений, подъем воспитательных тягот.

"Что-то неладное творится сейчас с любовью. В книгах, особенно в старых, возвышенные чувства, да еще какие - огонь, пламя! А в жизни - так, огонек от спички, погорит год или два и погаснет. В одной книге я прочитала: жизнь без любви - мертвая жизнь, люди без любви - живые трупы. У меня много замужних подруг, у которых быстро прошла любовь и которые живут мертвой жизнью. Неужели ничем нельзя помочь нам?" (Марина Ш., Горький, июнь, 1977).

"Во время моей молодости, до войны, и любили-то не так, девушки были неприступней, имели свою гордость. Пока ребята добьются от нас симпатии, столько души затратят, что она вся распылается - не погасишь.

Сейчас всё на скоростях - на танцы два раза сбегали - да в загс. Сердце не успевает об сердце разогреться, душа к душе привязаться. А только сошлись - в раздоры: чей верх, кто свое "я" выше поставит. А от раздора до развода - как от танцулек до загса. Сошлись на скоростях, без особой радости, разошлись на скоростях, без особого горя. От таких скоростей чувству вырасти некогда, потому и любовь обмелела". (Анна Степановна С., Лукояново, Горьковская область, октябрь, 1975).

"Не связан ли упадок чувств с социализмом, с коллективным образом жизни? Живем в обществе с большими массами людей общаемся, меньше чувств уделяем одному человеку". (Московский инженерно-физический институт, октябрь, 1986).

Что происходит сейчас с любовью? Как меняется она в наш век крутых перемен?

Нынешние социальные влияния на личную жизнь идут как бы по двум руслам. Первое русло — влияние базовых принципов, на которых стоит общество; второе — влияние нового уклада будней, который создается нынешними переворотами в человечестве: угасанием патриархата, рождением новой семьи, ростом городов (урбанизацией), научно-технической революцией и сидячей цивилизацией.

Базовые принципы коллективистского общества благоприятны для любви. Умирание собственничества, угасание женского неравенства, рождение нового гуманизма, углубление духовной культуры — все это делает почву для любви более плодородной. Коллективистские принципы тяготеют к человечным отношениям между людьми, в идеале, в пределе — к уважению чужих интересов, как собственных, отношению к другим людям, как к себе самому. У них есть тут родство с психологической основой любви и семьи, и это родство благоприятствует личной жизни.

Впрочем, как все мы, наверно, понимаем, на деле эти принципы влияют ровно настолько, насколько они правят будничной жизнью; их практическое влияние равно глубине их укорененности в будни. А тут, как известно, и в 30-40-е годы, и в последние десятилетия царили режущие противоречия: пружины социалистических принципов перемежались с чужеродными пружинами, не социалистическими и антисоциалистическими — бюрократической авторитарностью, антидемократизмом, рвачеством начальствующих и подчиненных, нравственным соглашательством и перерождением...

"Мы привыкли за истекшие годы... к тому, что вообще не отвечает принципам социализма", — говорил М. С. Горбачев. — "Провозглашение демократических принципов на словах и авторитарность на деле, трибунные заклинания о народовластии, но волюнтаризм и субъективизм на практике, говорильня о демократических институтах и реальное попрание норм социалистического образа жизни... — все это... укоренилось в жизни общества. Расплата за такие методы... — ...отчуждение человека труда от общественной собственности и управления"38.


38 "Правда", 1988, 2 августа, с. 1; 1988, 29 июня, с. 4.


Казарменный, государственный социализм был негуманен, он строился на отчуждении человека от власти и собственности, от права быть сохозяином своего труда, быта, гражданской жизни — то есть от права быть человеком, а не винтиком социальной машины. А это гасило в людях лучшие силы души, рикошетом калечило личные чувства и семейную жизнь. Сейчас здесь начались крутые перевороты, но нужны долгие годы, чтобы избавить от враждебных пружин наши души и наши будни.

Откуда "семьебоязнь"?

В 30-е годы Зощенко писал о бедах семьи: "То, знаете ли, обман наблюдается, то ссора и завируха, то муж вашей любовницы круглый дурак, то жена у вас попадается такая, что, как говорится, унеси ты мое горе,.." Завидуем, говорил он, тем будущим, вполне перевоспитанным людям, которые станут жить через 50 лет. "Вот уж эти, черт возьми, возьмут свое. Вот они не будут разбазаривать свое время на разную чепуху — на всякие крики, скандалы..."

Что же через 50 лет?

"Мы поженились, и то, о чем я никогда не задумывалась, все проблемы, заботы - всё вдруг встало передо мной в увеличенном размере. Мы живем с мамой, сестрой и ее 5-летней дочкой в двухкомнатной квартире. Жить буквально негде, а скоро будет еще теснее - мы с Русланом ждем ребенка...

Но главное - наши отношения. Мы стали чаще и чаще ругаться, а значит, и не понимать друг друга. Так, вроде все по мелочам, оба отстаиваем свое самолюбие, но ведь боль, обида-то остается... Я не понимаю, почему так! Ведь мы же любим друг друга! Что-то не то, не то, а что - я не знаю... Я и в себе-то не могу разобраться, я сама, конечно, во многом не права, но как все это исправить? Что у нас будет, что нас ждет?" (Елена Б., Кострома, 1984).

"У жены уже давно нервы наружу, и чуть что не по ней - скандал. Домой идешь через силу, это вот и толкает многих на выпивку" (Загорск, электромеханический завод, февраль, 1988).

"Почему женщина несет двойную нагрузку - на работе и дома? Не задумывались ли вы, что после 14-часовой работы никакие курсы о половой жизни не помогут?" (Новосибирск, июнь, 1980).

И вот уже на встрече в библиотечном техникуме девушки говорят:

Психология bookap

- Не хотим замуж, боимся, будет, как у родителей... А неделю спустя юноша с болью говорит на свадьбе сестры: — Боюсь жениться, не хочу, как родители. А еще через день на беседе с семиклассниками — записка-крик: "Не хочу жениться!!!" — и три восклицательных знака...

Откуда такая "семьебоязнь"? И почему в семье бушуют сейчас кризисы, какие и не снились в зощенковские времена?

Каждый год у нас женятся 2,7-2,8 миллионов пар, и каждый год разводится 940-950 тысяч пар. Во вторую половину века страну поразил неслыханный "взрыв разводов": на 92 миллиона свадеб, сыгранных в эти годы, выпал 21 миллион разводов39. Развелось больше 40 миллионов человек — целая страна разведенных.


39 Население СССР. М., 1983, с. 84 — табл. 32, с. 86 — табл. 35. Число свадеб и разводов рассчитано мной по данным на с. 83 и 86. Вестник статистики, 1987, № 11.


У нас, кстати, думают, что разводы — главная беда семьи; но часто это совсем не беда, а избавление от беды — от враждебности, неприязни, обмана, которые отравляют домашнюю жизнь.

Психология bookap

До недавних пор у нас каждый год рушилось из-за пьянства 300-400 тысяч семей. Два-три года назад пьянство вызывало в некоторых городах половину разводов: 3/10 разводов — пьянство мужа, еще 2/10 — плод эмансипации — пьянство жены. Развод здесь — хирургическая операция, которая отсекает больное, чтобы спасти остальное.

Право на развод — это право на исправление ошибки в выборе спутника жизни, право на новый поиск личного счастья. Это одно из главных демократических прав человека, одно из основных массовых завоеваний эпохи. Разводы, видимо, будут всегда, даже в самом идеальном обществе, только, наверно, их размах будет не такой эпидемический.

Многие, видимо, понимают, что развод двояк, что он и спасает людей, и несет им тяжелые душевные раны. Но что тяжелее ранит душу — горе разрыва или горе от жизни вместе?

Все мы, конечно, знаем, что бывает и то, и другое. Есть два вида разводов: эгоистические, недобрые, с заботой больше о себе; и вынужденные, выстраданные, защитные, которые рвут цепь несчастья и облегчают людям жизнь.

Беда, видимо, не в разводах самих по себе, а в их причинах — в том зле, которое разобщает людей, делает их несчастными друг с другом. Лучше станут люди — лучше станет жизнь — меньше будет и раздоров40.


40 Подробно о разводах (об их сути, видах, профилактике, о послеразводной культуре, которая смягчает их боль) будет говориться в третьей части книги.


Но самое главное в другом. Те 930-950 тысяч пар, которые расходятся каждый год, — это меньше полутора процентов супружеских пар страны (всего их около 60 миллионов). А по самым осторожным, самым перестраховочным подсчетам у нас раз в 10-15 больше несчастных, неудачных браков — 10-15 миллионов пар. (Точная цифра их неизвестна — здесь лежит крупный изъян социальных исследований.)

Психология bookap

Значит, распадается лишь одна из 10-15 несчастных пар, а остальные — то есть 10-15 миллионов — закостенели в своем несчастье, тянут горькую лямку супружества. Эта беда, наверно, вдесятеро страшнее разводов.

А есть еще полубеда — полуудачные-полунеудачные браки: их в разных местах от трети по половины всех браков, то есть 20-30 миллионов. А "взрыв одиночества"? Холостяков и незамужних ("узников свободы", как их называют) у нас невиданно много: 20 миллионов до 40 лет и столько же старше; каждый четвертый-пятый взрослый одинок... А материнские семьи — семьи без мужчин, в которых женщина одна, надрываясь, растит детей? Их тоже много, как никогда — 8-9 миллионов, каждая седьмая-восьмая семья...

"Кого же больше - благополучных или неблагополучных семей? У нас, судя по знакомым (цех, друзья, соседи) благополучных гораздо меньше. А как по стране?" (Куйбышев, ДК авиазавода, апрель, 1980).

Судить об этом можно лишь примерно, так как исследования велись тут урывками. В нормальных семьях — там, где у жены и мужа, у детей и родителей хорошие отношения, — живет сейчас примерно треть взрослых — около 60 миллионов. (Причем возможно, что большинство таких семей — молодые, те, в которых отношения еще не успели испортиться). Две трети — 120 миллионов — живут или в полуудачных, или в неудачных, или в неполных семьях, или совсем без семьи. Две трети не добираются до обычной, естественной нормы домашней жизни, и это просто-таки кричит о провалах сегодняшней семейной культуры, об изъянах в ее главных устоях.

В такие же океаны бедствий попала семья почти во всех развитых странах мира. Взрыв разводов и одиночества, лавины семейных несчастий и недобрых нравов — все это поразило, как землетрясение, индустриально-городскую цивилизацию. Еще никогда в истории человечества не было такого глубокого и острого семейного кризиса...

Смена устоев.

"Традиционная семья - пожизненный союз мужа и жены - разрушается во всем мире. Может быть, семья вообще начала умирать, и это естественно и неизбежно? Разве счастье возможно только в семье?" (Красноярск, пединститут, октябрь, 1982).

В личной жизни идут сейчас разительные перевороты — отголоски громадных сдвигов истории. Сегодняшние семейные кризисы рождены и небывалыми противоречиями жизни, и тем, что мы из рук вон плохо разрешали их. Много лет здесь процветали мелкокалиберные полуслова, поверхностные псевдоисследования, робкие поиски болезней и лекарств от них. И чтобы наладить положение, надо увидеть все корни кризисов, найти все выходы из них.

Психология bookap

Первый такой корень — общее положение человека в социальной жизни. Уже говорилось, что почти 60 лет, с конца двадцатых и до середины восьмидесятых годов, у нас царило отчуждение человека от власти и собственности, от управления своей жизнью.

Человек в авторитарно-бюрократической системе был бесправен, система подавляла в нем личность, самостоятельность, душевность. Она растила массовое потворство антинравственному и эгоистическому поведению — в труде и быту, в гражданской и личной жизни. Все это искривляло души у десятков миллионов людей, рождало в них едкое чувство неполноценности, вспышки эгоизма, болезненные вывихи потребностей.

Резко повлияла на семью гигантская революция во всех отношениях мужчины и женщины, во всех их жизненных ролях — экономических и домашних, социальных и сексуальных. Она в корне переменила их стратегическое положение в обществе и в семье. На смену социально-экономической зависимости женщин от мужчин (которая, кстати, связывала их прочнейшими нитями несвободы) идут куда более сложные отношения обоюдной свободы и независимости.

Психология bookap

Умирает патриархат ("главенство отцов"), рождается биархат (главенство обоих полов) — совершенно новый вид общества, новый уклад всех женско-мужских отношений. Возможно, биархатная революция — это один из главных мостиков к будущей цивилизации единого и равного человечества. Но шаги к этой цивилизации, которые тут делаются, мы делаем неумело, плохо.

Мужчины и женщины выбиты из привычной для них тысячелетней колеи, они выстрадывают совершенно новые отношения, ищут себя в новых ролях — причем вслепую, на ощупь, потому что им слабо помогает общество, наука.

И еще один переворот рождает в личной жизни тяжелые кризисы. Умирает ли семья? По-моему, умирает один вид семьи, который царил в нашей жизни десятки веков, — умирает со всей своей великой культурой, нравами, всем укладом домашних отношений. На смену ему идет новый вид человеческой семьи, новый уклад семейных отношений.

Старая семья была сначала экономической, а потом душевной ячейкой, муж и жена были нужны друг другу сначала как помощники в устройстве быта и выращивании детей, и только потом — как люди. Психологические отношения подчинялись в этой семье материальным.

Сейчас они все заметнее выходят на первое место. Идет переход от семьи — материально-психологической ячейки к семье — психологически-материальному союзу. Семейные устои как бы рокируются — душевные устои постепенно перенимают главенство у материальных.

Психология bookap

Старая семья больше насыщала базовые нужды людей — житейские, половые, эмоциональные. Нынешнему человеку нужно, чтобы семья насыщала и более высокие его запросы — психологические, нравственные, умственные.

У семьи появляется новая обязанность, которой не было никогда в истории, — обязанность насыщать и наши базовые, и наши высшие душевные запросы. А чем сложнее потребность, тем труднее ее насытить. Это невероятно повышает наши внутренние требования друг к другу, ставит миллионы людей в небывало трудное положение.

Старую семью больше скрепляли внешние узы — экономические, социальные, религиозные. Сейчас рядом с ними все больше встают внутренние узы, гораздо более хрупкие — чувства людей, их сознание, совместимость, родительский долг. Старые устои семьи слабеют, новые набирают силу с опозданием, и это междуцарствие устоев резко усиливает нестойкость семьи...

Психология bookap

И еще один сдвиг круто меняет семейную жизнь — перемены в положении пожилых людей, которые уже не могут работать. В старые времена стариков содержала семья, теперь — через пенсию — содержит общество, и пожилые получили финансовую независимость от семьи. Но у этого прогрессивного шага были — обычный парадокс истории — и явно теневые последствия; их не увидели, и это нанесло огромный ущерб детскому воспитанию.

Раньше дети были для родителей будущими кормильцами, единственным обеспечением в старости. Воспитанием в семье правила жесткая обратная связь: не вырастишь в детях трудолюбие и заботливость — умрешь сам. Воспитание трудолюбия и заботливости было для родителей вопросом жизни и смерти, и потому такое воспитание было несущим устоем трудовой семьи.

Кроме того, семья была производственной ячейкой, и сама ее трудовая атмосфера лепила детей по своему образу и подобию. И вся народная нравственность — трудовая, заботливая — строила в детях заботливую и трудовую душу. Сейчас семья стала потребительской ячейкой; из-под трудового воспитания в семье выбита главная — экономическая — база. Оно перестало быть для родителей основой их личного будущего, вопросом жизни и смерти. Семейным воспитанием правит сейчас куда менее жесткая обратная связь, уже не экономическая, а духовная — уровень родительской сознательности, воспитательной культуры.

Психология bookap

Старая обратная связь порвалась, новая, более утлая, только начинает рождаться, а зияние между ними наука и общество проглядели. Этот громадный и неосознанный исторический переход и стал одним из корней нынешних семейно-воспитательных кризисов.

В семье пересекаются все мировые силы, которые правят жизнью, в ней фокусируются все социальные землетрясения, все сдвиги социальной почвы. Но наука и общество не сумели увидеть, как влияют на семью нынешние гигантские исторические сдвиги, как отзываются на ней неизбежные противоречия прогресса.

Они не создали систему социальных пружин, которые по-настоящему помогали бы личной жизни, облегчали перемены в семье. Социальная помощь семье (просветительная, жилищная, денежно-материальная, организационная) мала и бессильна. У нас пет стратегии борьбы с семейными болезнями, и потому эти болезни не стихают, а нарастают.

Архимедов рычаг.

"Почему общество так мало помогает семье? Почему так плохо обстоят дела с жильем, продуктами, детскими садами, и при этом зарплата маленькая, и нужных вещей не купишь. На словах - главная ячейка общества, а в жизни - забытая ячейка" (Чернобыльская АЭС, вахтовый поселок Зеленый мыс, май, 1988).

Да, у нас вопиюще недооценивается социальная роль семьи. Мы не понимаем, что семья — один из самых сильных двигателей или тормозов прогресса. Это уникальная опора общества, и она дает ему то, что просто не могут дать другие опоры.

Психология bookap

У семьи четыре великие социальные роли. Во-первых, это главная демографическая ячейка общества, единственный поставщик тех людей, из которых общество состоит. Во-вторых, семья — главная ячейка, в которой мы восстанавливаем истраченные на работе силы, — важнейшая опора всей экономики.

В-третьих, семья — главная воспитательная ячейка общества: именно в семье, в первые годы жизни, вырастает сердцевина человека, и от того, хорошо или плохо это делается, зависит, каким именно гражданином и работником он станет — хорошим или плохим.

И, наконец, семья — уникальная психологическая ячейка. Чувства, на которых она стоит, рождают в нашей душе способность дорожить близкими как собой, их интересами — как собственными. А дорожение другими как собой — это основа человечности.

Поэтому семья может быть мощным источником гуманизма. Повторю еще раз то, что уже говорилось (правда, говорилось это о любви). В быту, в личной жизни семья может давать людям то, что в обществе дают высшие идеалы и высшие принципы жизненного устройства, созданные человечеством. Семья — естественный союзник этих идеалов, один из их главных внедрителей в жизнь.

Психология bookap

Потому-то весь ход прогресса зависит от семьи не меньше, а то и больше, чем от производства, науки, международных отношений, взятых вместе. Но общество тратит на "счастье в личной жизни" в десятки раз меньше сил и средств, чем на "успехи в труде". Оно резко ослабляет этим и семью, и — рикошетом — все свои другие области без исключения.

Как получается такой рикошет? Семья и воспитание (дошкольное, школьное) — это как бы "духовно-воспитательное производство". Оно создает человека как центральную фигуру всех областей общества — главного двигателя труда, главного строителя общественных отношений, главного творца быта, семьи. Здесь как бы выделывается ключ ключей — ключ ко всем ключевым областям жизни.

Потому-то семья и воспитание должны бы стать одним из главных центров всех практических забот общества — не менее важным, чем любая другая область жизни. Забот не на словах, в теории, а на деле, в практике: чтобы на помощь семье, личной жизни шло бы не меньше сил, чем на общественную жизнь.

Но для этого нужна новая стратегия социальной помощи семье.

Частичная помощь неспособна избавить семью от недугов. Лишь действуя одновременно — системно - на все болезни семьи, можно смягчить их. Нужна, видимо, всесторонняя, универсальная помощь семье, во всех областях ее жизни: жилищная, денежная, хозяйственная, воспитательная, просветительная, культурная, организационная...

И помощь эта должна быть во много раз больше, чем сегодня: без этого, по-моему, семью не удастся поднять из ее провала. Перестройка семейной стратегии должна, наверно, быть такой же революционной, как и перестройка экономической и политической стратегии.

"Взрыв перемен" и обеднение чувств.

А как именно теперешние социальные перевороты влияют на наши чувства? И как влияют на них другие глобальные сдвиги — НТР, урбанизация, сидячая цивилизация? Сдвиги эти — шаги гигантского перелома в земной цивилизации, и они несут с собой разительные перевороты, в корне меняют весь уклад будней.

Первая перемена в этом укладе — как бы взрыв перемен. Ритм жизни все убыстряется, круто растет число перемен в единицу времени: в году сейчас столько сдвигов, сколько раньше вмещалось в десять, двадцать лет. Этот взрыв перемен несет с собой потоки новизны, которые и обогащают людей, и резко повышают их нервные нагрузки.

Человеческая психика попадает в тиски таких перегрузок, каких у нее никогда не было. И чтобы уберечь себя от распада, наша психика начинает экономить нервные силы. Она отпускает теперь меньше этих сил в каждое ощущение, в каждое переживание. В каждую нервную реакцию идет теперь меньше нервной энергии, в подсознании человека возникает новый психологический механизм — ослабитель, глушитель эмоций. Он входит в число главных механизмов психики, все больше правит ее работой.

Он спасает психику от разбалансирования, но человеческие чувства от этого слабеют, делаются менее сердечными, эмоциональными, более головными, рациональными, чем раньше. Такое обеднение чувств - первая резко невыгодная для нас перемена в современной психологии. Это плата за приспособление наших нервов к нынешнему сверхритму жизни, и если этот ритм будет и дальше убыстряться, чувства, очевидно, станут беднеть еще больше.

Недавно эстонские социологи опросили студентов Тартуского университета, что для них главное в семейной жизни. На первом месте оказалось уважение друг к другу, потом жилье, понимание, доверие, дети, и только на шестом месте шла любовь. И это у студентов, у которых чувства всегда стояли на вершине пирамиды...

Рассудочных людей становится все больше, и человек-рационал, видимо, делается одним из главных человеческих типов. А такой человек хуже приспособлен к семейной жизни: его привязанность к близким людям слабее, все его чувства — любовные, дружеские, родительские, родственные — резко теряют в глубине и долготе. Это несет в личную жизнь новые, небывалые беды, и мы, наверно, только начинаем осознавать весь их размах...

По закону чужого возраста.

"Мне 26 лет, с детства интересовался отношениями людей и их психологией, старался запоминать все советы ученых и писателей. И началось.

Психологические наставления знатоков оправдывались на все сто процентов, особенно когда речь шла о девушках. Но как только я в общих чертах узнавал их характер, привычки, то быстро охладевал, и мы расставались. Не подумайте, что они были чем-то плохие, наоборот, каждая по-своему хороша. Весь фокус в том, что мое отношение к ним стало, как к хорошим фильмам - вспоминать приятно, но смотреть снова не тянет.

Докатился до того, что даже в интимные отношения не хотелось вступать. Надеялся найти равноценное общение с женщинами старше себя - напрасные старания: та же история. Искал аналогичные примеры в литературе: нечто похожее было с Талейраном, но его хоть Бонапарт заставил жениться. А меня кто?

Получается, что знания человеческой натуры оказывают медвежью услугу. Чувствую себя ненормальным, однако врачи сказали "здоров". Может, я ищу то, чего нет?" (Ленинград, июнь, 1980).

Кто перед нами? Жертва психологических знаний? Человек, который знает так много, что мгновенно схватывает скучную изнанку женских прелестей и ухищрений любви? Если это обычное влияние знаний, тогда такой человек — удар набата, тяжелая угроза, которую несет нам новый век.

Психология bookap

Психологические знания в принципе двояки: и потому, что это знания о плюсах и минусах человека, и потому, что они уменьшают притяжение нашей загадочности, флёр непонятности. Что же будет с людьми, когда научно-психологическая революция сделает такие знания самыми главными, самыми массовыми? Не отнимут ли они у человека саму способность любить?

Наверно, такой угрозы стоит опасаться — и предотвращать ее, смягчать всем укладом будней, всем воспитанием.

Но можно ли победить ее?

Психология bookap

Пожалуй, можно, во всяком случае, стоит попытаться сделать это. Возможно, что главная опасность идет здесь не от знаний самих по себе.

Знания (точнее, информационные, логические знания) как бы живут в особых слоях внутреннего мира — в слоях интеллекта, а не сердца. Они могут пересекаться с чувствами, подчинять себе их, но чаще они нейтральны к ним.

Любим мы чувствами, а знаем умом, и когда человек любит, эмоциональное поле его чувств как бы оттесняет поле ума и правит любовью. Как говорил Ларошфуко: "Ум всегда в дураках у сердца".

Психология bookap

Знания, видимо, могут мешать только слабому чувству, у которого невелика двойная оптика. Но чем ярче чувство, тем меньше правят человеком знания; здесь лежит, видимо, простейший закон человеческой психологии.

Впрочем, в двух случаях знание всегда вредит сильному чувству, но только делаясь из обезличенного знания личным, из знания вообще — знанием об этом человеке. Так бывает в несчастной любви или в любви, которая наталкивается на изъяны любимого человека: знание становится тут чувством — знанием-болью, знанием-тоской, и, только став чувством, оно может мешать чувству...

"А может быть, этот человек неспособен любить из-за нравственной ущербности, а не от лишних знаний?" (Л. Буева, Москва, 1988).

Верно: способность или неспособность любить зависит не от количества знаний, а от качества души — от ее глубины или мелкости, я-центризма или двуцентризма.

Психология bookap

И все-таки автор недоуменного письма — удар набата, дуновение завтрашних бурь, хотя уже и сегодня они набирают шквальную силу. Это, видимо, рационал, как бы "человек без подсознания", у которого вместо ощущений — логика. У него почти нет к девушкам обычного, непосредственного влечения чувств, он относится к ним, как расшифровщик людей, "решатель кроссвордов", "познаватель".

Но его рационализм и делает его душу "ущербной": он как бы ампутирует из этой души ее "душу" — тяготение к другим людям — и не дает вырасти в ней эгоальтруизму.

У таких людей чувства — это как бы мысли в эмоциональной упаковке, мысли, которые проникли внутрь чувств и подменили их эмоциональную плоть рациональной. Сознание как бы захватывает чужие земли, и из двух зон души — думающей и чувствующей — у человека остается почти одна только думающая. Обычно это бывает к старости, когда чувства у людей слабеют и душа делается рассудочной.

Рассудочность, рационализм — как бы раннее постарение души, и человек-рационал живет по законам чужого возраста. (Возможно, кстати, что и поэтому автор записки охладел к интимным отношениям: психологическое постарение может вести и к сексуальному). Такое раннее постарение души, такая жизнь по законам чужого возраста захватывает сейчас все больше людей. Это, видимо, массовый вывих в психологии современного человека, и он больно действует на все стороны жизни.

Второй враг.

Но это только первое звено той цепи, которая сковывает сегодня человеческие чувства. В ней есть и другие звенья, часто парадоксальные, и они накладываются на психологию людей с неожиданной стороны.

"Тесный контакт, особенно с людьми, которые мне дороги, редко приносит с собой радость. Истинное наслаждение я нахожу только в таких контактах, где со мной говорят о самом волнующем меня, не обращаясь ко мне лично. За это люблю театры, лекции и экскурсии. Они помогают мне снять напряжение и вселяют ощущение добра и желание его делать.

Мне 28 лет, я не замужем, родственники прочат мне страшное будущее. Но что тут страшного, и чем чревата моя жизнь?" (Ленинград, август, 1980).

У этой молодой женщины странная необщительность. Личные связи, обычно самые радостные для людей, почти не дают ей радости — радость она получает только в безличном общении. В чем причина такого парадокса? Может быть, у нее очень ранимые нервы, и она быстро устает от близких?

Психология bookap

Психологи выяснили, что нервы человека стремятся к наилучшему для них уровню возбуждения — оптимуму такого возбуждения. Если нервы у человека возбудимы мало (например, у флегматика), ему надо больше возбуждающих влияний жизни. Если нервы очень возбудимы (например, у меланхолика, холерика и вообще у любого нервного человека), им надо меньше возбуждений — т. к. они быстрее устают.

Личное общение втягивает в себя все душевные силы человека; оно насквозь конфликтно, состоит из постоянных противоречий, противомнений, противожеланий.

В неличном общении (в театрах, на лекциях) не надо ничего решать, ничего отдавать — только получать впечатления, только переживать чужие судьбы — потреблять, а не создавать. На это тоже идет меньше душевных сил, и люди, которым таких сил не хватает, безотчетно выбирают себе более легкие пути — пути наименьшего сопротивления, как говорят в физике.

Психология bookap

Но экономия душевных сил — это бумеранг, который больно бьет по человеку: она не укрепляет душевные силы, а, наоборот, еще больше ослабляет. Снова действует парадокс живой энергетики, "правило наоборот": отдавая, тем самым получаешь, т. к. упражняешь, усиливаешь струны души, а экономя силы, не тренируешь их — и этим уменьшаешь.

Чем чревата такая жизнь, наверно, понятно: человеку, который плывет по течению, легче попасть на мель, чем дойти до цели. И если молодая женщина не переборет свою "необщительность", ей может грозить холодное одиночество.

Необщительность, полуобщительность — новая массовая черта сегодняшней психологии, второй враг личной жизни. Ее рождает и ослабление чувств (то есть ослабление тяги к другим людям), и скрытое ощущение своей неполноценности, и боязнь, что к тебе плохо отнесутся, и невладение культурой общения. В аграрном обществе царило естественное, как бы детское искусство общения — его рождала открытость, распахнутость души. Это естественное искусство пропало в нынешней городской жизни, а новое искусство общения — "искусственное", основанное на умениях — не пришло ему на смену.

Как иностранные слова вредят любви.

Необщительность зовут "некоммуникабельностью" на той русской латыни, из которой чуть ли не наполовину состоит нынешний язык науки. Иностранные слова ордами вторгаются сейчас в русский язык, они захватили — оккупировали — множество чужих земель, и это вторжение, пожалуй, одна из главных сторон нынешнего кризиса языка.

Психология bookap

Язык науки — а во многом и печати, радио, телевидения, — стал как бы метисом, помесью русско-иностранных слов.

Иностранные слова двояко действуют на родной язык. Во-первых, они обогащают его — обогащают названиями, которых нет в родном языке ("нервы", "поэт", "кризис"), и это главная причина, по которой язык притягивает к себе иностранные слова. Такое обогащение языков — важнейший закон их жизни, благодатная норма, и оно идет тем сильнее, чем сильнее межнациональные связи. Вполне возможно, что в будущем такие связи станут еще теснее, и языки будут смешиваться, "интернационализироваться" еще глубже.

Но именно поэтому и нужно, чтобы обогащение языков не обедняло их духа, не рождало в людях и в языках психологические и эстетические изъяны.

Бывает, что иностранные слова и обогащают и обедняют язык — обогащают своим смыслом, а обедняют звучанием — как, скажем, слова "психология", "экстрасенс", "синхрофазотрон"41. Когда таких слов мало, их чужеродность не очень отравляет дух языка, а смысловая польза от них больше, чем психологический и эстетический вред.


41 Такие слова применяются и в этой книге — там, где идет речь о душевной жизни или о каких-то важных явлениях, для которых нет русских названий. Иногда приходится — против убеждения — применять и совсем мертвые ученые слова: других, к сожалению, в языке пока нет.


Но когда таких слов много, дух чужеродности в языке резко нарастает, и родной язык начинает как бы отдаляться, отчуждаться от тебя. С началом НТР иностранные слова стали вторгаться к нам лавинами, причем чаще всего они или тяжеловесны, или некрасивы, чужеродны по звучанию. И самое главное — для многих из них, может быть для большинства, есть "эквиваленты" ("равнозначцы", ровни) — русские слова с одинаковым смыслом42.


42 Работая над этой главкой, я дважды (в октябре 1985 г. и в июле 1986 г.) брал сообщения ТАСС в центральных газетах и смотрел, сколько в них иностранных слов. В 10 сообщениях было от 18 до 29 процентов таких слов, в среднем четверть (!). Большинство их были сухие, тяжеловесные, и часто их вполне можно было заменить русскими словами.


Нынешняя публичная речь — как поле, полное сорняков: на каждый колос пшеницы приходится колос овсюга, и мы не восстаем против нашествия чужеземцев, не объявляем им освободительную войну.

Психология bookap

Сейчас в мире есть три подхода к иностранным словам. "Восточное гостеприимство" — как, скажем, в нашей академической психологии и философии, когда двери открыты почти каждому пришельцу. ("Психологический журнал" и "Вопросы философии" можно понять только со словарем иностранных слов — такое там половодье латинизмов и англицизмов).

"Железный занавес", или "граница на замке" — как в Исландии: ни одно иностранное слово не получает там въездной визы, все без исключения переводятся на исландский язык. Это, пожалуй, обратная крайность "восточному гостеприимству", и она похожа на наш славянофильский пуризм XIX века (пуризм — от лат. "пурус", чистый — "очистительство", движение за чистоту языка). Туристы выступали почти что против всяких иностранных слов, даже против тех, которые обогащали язык. Они, как язвили о них, вместо "франт в галошах идет по бульвару в театр" писали: "хорошилище идет по гульбищу на ристалище в мокроступах"...

По-моему, самый разумный подход — "золотую середину" — пытается проводить французская Академия литературы и искусства. Раз в несколько лет она составляет списки чужеземных слов, которые не советует применять в официальном языке, на радио, телевидении, в школе43. Давным-давно, пожалуй, стоило бы создать стражу языка и у нас, и хорошо бы, наверно, чтобы тон в ней задавали глубокие и умные ревнители русского языка, а не поверхностные "русофилы".


43 Впрочем, нашествие англо-американских слов не слабеет, и французы начали даже борьбу против "франглийского языка" — "франгле", как они говорят. В 1985 году в Национальное собрание Франции был внесен законопроект, который запрещал использовать в печати любые англо-американские слова (это, по-моему, уже исландский, националистический подход). За обход запрета предлагался арест до 6 дней и штраф до 20 тысяч франков.


Наводнение слов-чужеземцев — беда прежде всего не для языка, а для человеческой психологии. Страшен, по-моему, именно психологический вред людям от ненужных иностранных слов; тут лежит, пожалуй, главный корень дела, но его-то не видит нынешний поверхностный пуризм, да и вообще всякий внепсихологический подход к языку.

Публичный язык (особенно язык учебников, радио и телевидения) лепит по своему образу и подобию обыденную речь сотен миллионов людей, особенно ребят, молодежи. Его мертвенная сухость превращает в живой труп нашу обыденную речь, отнимает у нас радости и наслаждения от языка — от его сочности, точности, образности.

В родном языке каждое слово — сплав смысла и образа, гибрид значения и чувства. Мы говорим "стол" — и в нас безотчетно вспыхивает чувство чего-то стоящего, в подсознании мелькает смутное эхо от каких-то родственных слов. Мы говорим "тьма", и звук слова будит в нас мгновенное ощущение чего-то тяжелого, холодного, может быть, неприязненного. Мы говорим "веский", и в нас радостно высвечивается отблеск от слова "вес"...

Каждое слово проносится сквозь нашу душу как мгновенная комета, у которой есть ядро — смысл и есть хвост — переживание этого смысла, ощущение от него.

Психология bookap

Все мы знаем, что язык — орудие общения, но он не меньше — орудие ощущения. Мы воспринимаем язык двуедино: сознание улавливает смысл слова — ядро кометы, подсознание — "подсмысл", подтекст — хвост кометы. Каждое слово действует на нас видимо и невидимо, каждое, как камешек в воде, рождает круги в сознании и в подсознании, в мыслях и в чувствах. Это двуединое влияние — нормальный психологический механизм, и через него язык дает нам и знание жизни, и ощущение от нее.

Жизнь, видимо, держится на наслаждении жизнью — это, пожалуй, ее самый простой и самый могучий корень. Все проявления жизни, все ее веточки растут из радостного ощущения жизни, и когда живительные потоки радости мелеют, это мелеет главная жизненная сила, которая поддерживает жизнь.

Иностранное слово для нас — часто бесхвостая комета, одно только смысловое ядро без шлейфа чувств. Вернее, это касается большинства слов научной и публично-официальной речи. Среди иностранных слов, и научных, и бытовых, много приятных или красивых по звучанию, и на них как бы наброшена вуаль загадочности, романтическая дымка: планета, энергия, кратер... Такие слова тоже обогащают язык психологически, несут в себе светлый заряд ощущений.

Психология bookap

Но чаще всего научное или официальное слово (реконструкция, адаптация, тенденциозный) — это голое, мертвое слово, вокруг него не светится тот ореол ощущений, который окружает каждое родное слово и который рождается в раннем детстве. Такое иностранное слово действует на нас только своим смыслом, и у пего не сдвоенная, а половинная жизнь: оно для нас — только сухая информация, голое сообщение — без ощущения.

И принимает его в нас одно только сознание, а в подсознании — на том месте, где должна была проблеснуть мгновенная радость узнавания, молниеносный хоровод намеков — в этой немой пустоте вспыхивает болезненное ощущение чужеродности, горечь обманутых ожиданий — горечь от того, что не сработал механизм языковой радости — исключительно важный, рожденный еще в младенчестве психологический механизм.

Языковая радость — одна из центральных именно человеческих радостей, одна из главных душевных пружин, которые выращивают в человечке человека. И пред-людей, наверно, эта радость делала людьми не меньше, чем радость от труда. И тем катастрофичнее нынешнее вымирание языковой радости: ее нехватка, наверно, с той же силой расчеловечивает людей, с какой сама эта радость очеловечивает их...

Кризис языка — кризис душ и чувств.

В том, что языки обмениваются друг с другом словами, есть, возможно, не только близкая польза, но и дальняя, послезавтрашняя закономерность. Может быть, именно через такой обмен и станет рождаться будущий всемирный язык — или, как ступень к нему, несколько мировых языков (славянский, романский, английский, арабский, индийский, китайский...).

Психология bookap

Впрочем, возможно, таким языком сделается какое-нибудь новое эсперанто — но богатое, полное души, чувств, оттенков. Возможно, что оно — через долгие вереницы столетий — станет как бы вторым языком всех людей Земли, а потом, может быть, и первым, единственным... Неизвестно, случится ли это, возникнет ли такой всемирный язык; но если случится, это будет, видимо, очень болезненный переворот во всей ткани человеческой культуры, во всей ее плоти и крови.

Уменьшить эту болезненность сможет, наверно, только резко замедленный — "эволюционный" — ход языковых революций. Есть, пожалуй, предел, сверх которого перемены становятся болезненными для человека, тяготят нервы, души. Какой именно этот предел, неизвестно, ко для разных людей он разный: больше для детей, меньше для взрослых, больше для здоровых и сильных нервами, меньше для больных и ослабленных...

Тут, видимо, лежит самая тяжелая психологическая проблема всей нынешней революционной эры: какой именно ритм перемен безвреден для человека (и значит, для общества) и чем вредит нынешний сверхритм. Увы, психология даже еще и не подступилась к этой тяжелейшей проблеме, а ведь от нее, пожалуй, зависит весь ход прогресса.

Психология bookap

Наверно, и в языковых переменах есть свой порог безопасности, и чем дальше мы за него заступаем, тем больнее это для наших чувств, нервов. Нынешние перемены, видимо, далеко переступили этот порог, они резко перенапрягают нашу психику, наводняют ее потоками тягостных ощущений.

Половодье сухих иностранных слов — это только часть тех языковых перемен, которые иссушают нашу психику, делают ее рассудочной. Точно так же действует на нас и язык науки, и публично-официальная речь вообще — речь печати, радио, учебников, тьмы просветительных и научно-популярных статей. Их речевая сухомятка часто лишена чувств, полна онемелых, отсиженных слов, состоит из оборотов, длинных, как товарный поезд, — в них забываешь начало, дойдя до конца... И даже обычные живые слова, попадая в это безвоздушное пространство, заражаются его мертвенностью и выцветают, обескровливаются.

Это как бы вырожденный язык, язык старческий — из одного логического смысла, почти без эмоций. Вспомним о мозговых полушариях: левое ведает отвлеченным, логическим мышлением, правое — образным, чувственным. Речь науки и публичная речь — это как бы "левополушарная речь", но отсеченная от правого полушария и потому гербарно засушенная.

Психология bookap

В этой речи и русские слова часто теряют радостную энергию жизни, костенеют, делаются тускло-тяжелыми. Научное и публично-официальное слово — это как бы иностранное слово для нашей психологии, для наших чувств. Это машинное, безэмоциональное слово, и оно рождает в нашем подсознании ту же рябь неприятных ощущений, какую рождают сухие иностранные слова.

Хронические вереницы таких неприятных ощущений десятилетиями моросят на наш мозг, с утра до ночи атакуют его своими серыми дождями — и неслышно, с неожиданной стороны расшатывают людям нервы, подтачивают дух.

Во времена НТР наука в сотни раз больше вторгается в атмосферу будней. И точно так же ее логическая сухость вторгается в повседневный язык, наводняет "словосферу" будней. Русский язык как бы начинает делаться для нас иностранным, отчуждается от наших душ и чувств. Пожалуй, наука сегодня так же отравляет язык — а через него и человеческие чувства, души, как отравляет природу нынешняя научно-техническая база человечества.

Психология bookap

Языковая атмосфера, в которой мы живем, пропитывает всю повседневность; школа, работа, собрания, радио, газеты, ТВ — с утра до вечера почти весь этот слой "звукосферы" засорен усеченной, засушенной эмоциональностью. Машинное, безэмоциональное отношение к слову все глубже пропитывает чувства людей, их психику. Сегодня, по-моему, это один из генеральных обеднителей наших душ.

К сожалению, мы не видим этого, так как не видим психологическую роль языка — его вторую вселенскую роль. Мы понимаем язык плоско — только как орудие общения, передатчик информации, эдакую огромную азбуку Морзе. Мы не знаем, что язык — строитель человеческих душ, и такое отношение к нему — обычная часть всего нынешнего допсихологического отношения к миру.

Современное наше сознание считает, что жизнью людей правят экономические, социальные и политические интересы, законы базиса и надстройки. А вот как правят нами законы человеческой природы, как они переплетаются с законами социально-экономическими, как делят власть с ними — все это современное сознание не видит.

Психология bookap

Во времена дорационалистического сознания (в древней Индии, Китае, Греции, в Европе средних веков и Возрождения, в Передней и Средней Азии) философия постоянно пыталась постичь, как природа человека правит его жизнью. Старались понять это (хотя и мифологически) и религиозные мыслители, и философы-идеалисты всех веков и народов.

К сожалению, база нашего нынешнего миропонимания узка — она не вбирает в себя многие вершинные достижения мировой мысли. А ведь марксизм возник как переработка трех великих вершин европейской мысли — немецкой идеалистической философии, английской буржуазной политэкономии и французского утопического социализма. Увы, мы до сих пор не понимаем азбучную истину: наша философия может стать умнее других философий, только если она вберет в себя их ум — станет сплавом всех вершин человеческой мысли.

Нынешнее сознание — это как бы перископ, в котором есть линзы экономического, социального и политического зрения, но нет — или почти нет — линз психологического зрения. Потому-то, ища законы жизни, мы видим только часть таких законов, постигаем жизнь вполглаза. И пока мы не встроим психологические линзы в перископ своего сознания, пока не сольем их лучи с социальными, мы будем видеть жизнь полуслепо.

Психология bookap

Как же действует на людей язык, строитель человеческой души?

Каждое слово, которое входит в душу младенца, становится как бы микроячейкой его души, психологической клеточкой его психики. Слово (сгусток его смысла и чувства) — это как бы то самое психологическое вещество, из которого создается ткань человеческой души.

Слово за словом язык вживляет в человека сгустки человеческого понимания жизни — все россыпи человеческих чувств, весь космос человеческих мыслей. Язык — один из главных родителей человеческой души; другой такой родитель — занятия человека, его образ жизни. Вместе, вдвоем эти скульпторы души рождают в ней мириады ее неуловимых бестелесных ячеек. И до самой могилы язык — вместе с образом жизни — настраивает и перестраивает нашу психику, лечит или калечит подсознание и сознание.

Психология bookap

Мы создаем язык, а язык создает нас по своему образу и подобию. С утра до ночи современный публичный язык облучает нас частицами своего духа — машинной безжизненностью, мертвым бездушием. Язык, орудие общения, все больше становится орудием расчеловечивания человека, все больше превращает его в рационала, машиноподобного биоробота.

Потому-то кризис языка — это сегодня одно из главных проявлений всеобщего кризиса человечества, еще одна глобальная проблема, которая усиливает этот всеобщий кризис.

"Взрыв контактов" и личность человека.

"Взрыв перемен", это дитя НТР, и психологическое влияние на нас науки (особенно через язык) — два новых рычага жизни, которые делают человека рационалом и обедняют его чувства. А как действует на людей "взрыв контактов", который принесла с собой нынешняя городская жизнь?

Психология bookap

Английские социологи подсчитали, что у среднего горожанина сейчас от пятисот до двух тысяч знакомых. Это могло бы расширять кругозор людей, углублять их общение друг с другом. Но "взрыв контактов" мельчит большинство таких контактов, лишает их глубины. А летучие — каждый день — контакты с тысячами людей — на улицах, в магазинах, на транспорте — резко перенапрягают нервы, усиливают потоки тягостных эмоций.

Так же перегружает нервы и "взрыв информации", и городские шумы, и загрязненный воздух, и отрыв от природы.

Американские медики установили, что городской шум крадет у людей здоровье, резко убыстряет старение и на десять лет сокращает человеческую жизнь. Японские ученые выяснили, что на природе, в лесу у человека на 60 процентов быстрее восстанавливаются силы, нервные и физические, растет выносливость, сосредоточенность. Значит, настолько же — больше чем наполовину — ухудшает всю работу нервов один только отрыв от природы, без других изъянов современного города.

И в ответ на атаки города человеческая психика создает еще один щит обороны: мозг начинает вырабатывать наборы эмоциональных шаблонов, стандартов — одинаковых откликов на разных людей, разные сигналы жизни. Это тоже сберегает нам нервные силы, потому что на привычные отклики всегда идет меньше энергии.

Видимо, у людей ошаблониваются сейчас многие стороны нервной жизни, и это спасает наши нервные силы от перерасхода. Но мы дорого платим за такое спасение: наши чувства обезличиваются, теряют в личном своеобразии. Такое обезличивание чувств - вторая (после обеднения и орассудочивания чувств) крупная перемена в психологии современного человека.

В нынешнем половодье контактов мало глубоких контактов — сердечных, душевных, личных. Даже в семье близкие люди все меньше общаются друг с другом, и все больше — с телевизором, приемником, газетой, — как та театралка, которую и не тянет к близким.

Психология bookap

У горожан сейчас слишком много, во-первых, "массовых" контактов (со зрелищными и информационными рычагами общества), и, во-вторых, "ролевых" (в роли работника, покупателя, пассажира) — полуличных или совсем обезличенных.

Города бурно растут сейчас, и если мы не остановим их рост, будут расти еще стремительнее. В конце прошлого века в городах нашей страны жило 15 процентов жителей, сейчас живет две трети, а к концу века будет, очевидно, жить три четверти. Особенно опасно растут города-гиганты, миллионеры: минусы городской жизни в них резко усилены — как бы пропорционально квадрату, а то и кубу населения.

Обезличенные контакты резко вредят всем личным связям, подтачивают устои семьи, которая стоит как раз на таких связях — глубоких, сердечных, вовлекающих в себя всего человека. Избыток "массовых" связей как бы расшатывает семейные молекулы, дробит их на атомы, которые мало тяготеют друг к другу.

Психология bookap

Массовые, типовые контакты вовлекают в себя не всего человека, а только часть человека: в них действуют или внешние слои нашей психики, или какие-то ее "части" — любопытство, память, знания, интересы... Они почти не затрагивают глубины человеческой души, и это подмывает глубинную сердечность личных связей, делает их поверхностными, однообразными.

Психологи выяснили, что разговоры у близких людей часто идут по колее внешних сведений, бытовых мелочей, текущих новостей. Для таких разговоров не нужны напряжения души, они не трогают глубин человека — и его живая личность, чувствующая и думающая, снова отодвигается назад.

Сверхгород и массовая цивилизация.

А теперь вспомним записку о том, что коллективная жизнь вредит личной, потому что, общаясь с массами, мы оставляем меньше чувств близкому человеку. Пожалуй, вернее было бы сказать, что чувствам больше мешает не коллективная жизнь, а массовая.

Психология bookap

В XX веке появилось невиданное в истории массовое общество, цивилизация сверхмассовых контактов. Почти вся жизнь нынешних горожан проходит среди толп: на улицах и в магазинах, в транспорте и на работе, в местах увеселения и питания. И даже дома нас осаждают людские скопища — с экранов телевизора, со страниц газет...

Мы ведем конвейерное существование в этих людских потоках — живем в них не как личности, а как безликие единицы — пассажир, покупатель, зритель, прохожий, производитель и потребитель благ. Конвейерная жизнь несет с собой массовое обезличивание людей, массовое усреднение их душ и чувств. И чем больше толп в нашей будничной жизни, тем чаще человек переживает "одиночество в толпе", и тем глубже это эгоизирует его.

Нынешний город враждебен самым человечным коммунистическим идеалам — союзу человека и массы, гуманному развитию личности каждого человека и всех людей. Он создает уклад жизни, который разобщает людей и сдавливает их личность.

Психология bookap

Со времен капитализма города растут вокруг промышленности, и она скучивает вокруг себя гигантские массы людей, занимает под них огромные площади. Город существует прежде всего как вместилище производства, и жизнь горожан строится не вокруг их свободного развития и дружеского союза, а вокруг производства и потребления.

Для современного города человек — прежде всего типовая фигура, участник производства и потребления, и только потом, в остатке — человек, личность. Городская жизнь отделяет человека от природы, отдаляет от других людей, от лучшего в себе — самого человеческого, глубокого, творческого.

Возможно, в нашем городе не меньше крайностей капиталистического города — гигантомании, отравленного воздуха, концентрации толп... Скученность людских масс, отчуждение личности и отрыв от природы, подчинение жизни производству и потреблению, а не свободному духовному развитию и дружескому союзу людей — все эти принципы нынешней городской жизни лежат и в основе нашего города.

Города-гиганты всей своей громадностью отравляют самоощущение человека, вселяют в него чувство своей ущемленности, муравьиной неполноценности. День и ночь городская архитектура заражает наше подсознание своей проникающей радиацией — излучениями казарменного однообразия и помпезного гигантизма.

В этой архитектуре как бы запечатлелась двойная социальная психология недавнего прошлого — величие социальной машины и безличие ее винтиков. Мы бессознательно, не понимая, как мы саморазоблачаемся, овеществили в камне эту вывихнутую психологию, и она еще долго будет излучаться оттуда, долго будет настраивать по своим камертонам души наших потомков.

Мы, кстати, не понимаем, каким архитектором человеческих душ служит архитектура, не понимаем, что мы строим дома, а они строят нашу психику. Здесь лежит еще одно проявление нашего допсихологического сознания, еще один колоссальный разлад цивилизации с человеческой психологией.

У основателей марксизма были резкие взгляды на индустриальный город. "В лице крупных городов, — писал Энгельс, — цивилизация оставила нам такое наследие, избавиться от которого будет стоить много времени и усилий. Но они должны быть устранены — и будут устранены, хотя бы это был очень продолжительный процесс"44.


44 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 308.


И Ленин говорил в свое время, что социализм — это уничтожение "деревенской заброшенности, оторванности от мира" и "противоестественного скопления гигантских масс в больших городах"45. К сожалению, марксистское "градоборчество" было отвергнуто в 30-е годы и "противоестественные скопления гигантских масс" втянули в себя большинство народа.


45 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 74.


Индустриальный город — это по своей природе холодная и бездушная машина для житья и работы. Мы получили его в наследство от капитализма, и теперь надо срочно создавать совершенно новый, именно социалистический город — город-сад, город-лес, не машину для житья, а оазис для жизни.

Психология bookap

Индустриальный город стоит на глубоком разладе с психологией человека и его нравственностью, с естественными запросами его души и тела. Всем своим укладом — от обезличивания человека до его отрыва от природы — эта "вторая природа" враждебна и первой природе и природе человека.

Чем больше город, тем он негуманнее, и чем больше городов, тем это больнее бьет природу и природу человека. Индустриальный город — это, по-моему, болезнь цивилизации, ее тупиковая ветвь, которая грозит погубить весь ствол. Еще недавно города были как бы простой опухолью на теле человечества, но теперь они переродились в раковую, и если мы не победим их, они победят нас...

Новый город не будет, наверно, гигантом, и дома в нем, возможно, будут не выше деревьев — в рост с психологией человека. Он не будет, видимо, закован в бетон и асфальт, он гармонически сольется с природой, и это слияние даст громадные преимущества и здоровью людей, и их нравам, и чувствам.

Психология bookap

Мы, к сожалению, перестали понимать, что природа — великий скульптор человеческих чувств, творец наших душ и нравов. Она учит людей незаметным, как воздух, нравственным ценностям, которые и нужны нам, как воздух: быть естественными и открытыми друг другу, проще и безусловнее любить жизнь, всей душой ценить ее простые радости.

Она помогает людям сохранять детство души, глубину светлых порывов. И как отъединение от природы грабит человеческую личность, отнимает у нее глубину чувств, так и соединение с природой поможет человеку вернуть себе эту естественную глубину.

Что такое личность.

"А что такое личность? И разве может быть личность без глубоких чувств?" (Ленинград, центральный лекторий "Знания", июнь, 1982).

У слова "личность" есть два значения. Первое — исходное, еще из прошлого века: личность — это человек со своим лицом, непохожий на остальных, то, что называют сейчас французским словом "индивидуальность". Второе значение появилось в нынешней социологии и философии. Индивидуальностью в ней стали называть психологическое своеобразие человека, склад его физических и психологических черт, который отличает его от других людей. А личность для социологии и философии — это как бы общественная индивидуальность, то есть психологическая неповторимость на социальной почве, своеобразие человека как участника общественной жизни, исполнителя социальных ролей46.


46 Так пишет о личности И. Кон в статье "Личность в философии и социологии" (Философская энциклопедия. Т. III, M., 1962). О разных подходах к личности и индивидуальности подробно говорит видный психолог Б. Г. Ананьев в книге "О проблемах современного человекознания" (М., 1977). Что касается психологии, то еще в 30-е годы американский психолог Г. Олпорт насчитал больше 50 определений личности.

К сожалению, в том, что пишут о личности психологи, философы, социологи, много тумана и разнобоя. Это касается прежде всего теоретического понимания личности, ее определения. Расплывчатость подхода особенно видна в книгах "Психология личности. Тексты" (М., 1982) и "Проблемы психологии личности" (М., 1982). Впрочем, в первом из них много и умного, полезного материала. Явно интересна и книга "С чего начинается личность" (М., 1979), особенно входящие в нее статьи Э. Ильенкова "Что же такое личность" и В. Давыдова "Личности надо выделаться". Очень важна и книга И. Кона "Социология личности" (М., 1967).

О разных подходах к личности у психологов — и, конечно, о собственной теоретической позиции — говорит известный психолог К. К. Платонов в своей посмертной книге "Структура и развитие личности" (М., "Наука", 1986).


Мне кажется, слово "личность" можно применять в обоих его смыслах сразу, оно хорошо обозначает всякое личное своеобразие человека — и психологическое, и социальное. (Тогда, кстати, и не нужно будет тяжеловесного слова "индивидуальность" — его полностью перекрывает слово "личность").

Личность — это свое лицо человека, психологическое и социальное, своя манера чувствовать, думать, говорить, действовать. Это особый у каждого человека сплав всех его главных черт — психологических, нравственных, умственных, деловых. Это особый склад человеческого характера и темперамента, мироощущения и мировоззрения, особый склад потребностей, интересов, взглядов, поведенияПсихология bookap

2. Опыт — навыки, умения, привычки, знания.

3. Психические свойства — воля, чувства, восприятия, мышление, ощущения, эмоции, память.

4. Биопсихические свойства — темперамент (сангвиник, холерик и т. п.), свойства пола и возраста. Полнее всего К. К. Платонов сказал об этом в своей книге "Система психологии и теория отражения". М., 1982, с. 196.

Психология bookap

Это почти системный подход к личности: до полного, цельного охвата ему, пожалуй, не хватает только поведения — своеобразия поступков человека, стиля всех его действий. Если добавить схода этот пятый устой, строение личности будет полным.

В психологии есть и другой подход к личности: личность — это только социальное лицо человека, только отпечаток общественных отношений. В нее не входят психологические, физические и даже моральные свойства человека — его темперамент, характер, способности, знания... Такое понимание личности выдвинул известный психолог А. Н. Леонтьев в своей книге "Деятельность, сознание, личность" (М., 1977).

Это частичный подход к личности, он как бы рассекает человека на две механические половины — на существо общественное и биопсихологическое. Гораздо вернее, видимо, именно целостный подход, за который стоял К. К. Платонов, а до него крупный психолог С. Л. Рубинштейн. Личность — это индивидуальное проявление всех основных свойств человека в их живом слиянии, это цельная "система" всех свойств человека.">47.


47 Вот как видит строение личности К. К. Платонов:

1. Направленность личности — убеждения, интересы, идеалы.

Психология bookap

2. Опыт — навыки, умения, привычки, знания.

3. Психические свойства — воля, чувства, восприятия, мышление, ощущения, эмоции, память.

4. Биопсихические свойства — темперамент (сангвиник, холерик и т. п.), свойства пола и возраста. Полнее всего К. К. Платонов сказал об этом в своей книге "Система психологии и теория отражения". М., 1982, с. 196.

Психология bookap

Это почти системный подход к личности: до полного, цельного охвата ему, пожалуй, не хватает только поведения — своеобразия поступков человека, стиля всех его действий. Если добавить схода этот пятый устой, строение личности будет полным.

В психологии есть и другой подход к личности: личность — это только социальное лицо человека, только отпечаток общественных отношений. В нее не входят психологические, физические и даже моральные свойства человека — его темперамент, характер, способности, знания... Такое понимание личности выдвинул известный психолог А. Н. Леонтьев в своей книге "Деятельность, сознание, личность" (М., 1977).

Это частичный подход к личности, он как бы рассекает человека на две механические половины — на существо общественное и биопсихологическое. Гораздо вернее, видимо, именно целостный подход, за который стоял К. К. Платонов, а до него крупный психолог С. Л. Рубинштейн. Личность — это индивидуальное проявление всех основных свойств человека в их живом слиянии, это цельная "система" всех свойств человека.


Словом, личность — это как бы поперечный срез того своеобразия, которое пропитывает душу и разум человека, окрашивает в свой цвет все его дела, взгляды, психику. Это как бы дирижер его инстинктов и разума, рулевой души и поступков, как бы правительство внутри человека, которое правит всем его стилем жизни.

А всякий ли человек — личность? Наверно, только тот, в котором личное своеобразие пересиливает серийность, стандартность, обезличенность. И всегда ли хорошо быть личностью?

"Я студентка, недавно отпраздновавшая 19. Ваша книга "Три влечения" возбуждает много мыслей, но я придерживаюсь мнения, что похвалы для человека вредны, и напишу вам только свой упрек.

У вас хорошая цель - помочь человеку освободить свою личность. Но разве вы не видите, что многие, развивая свою личность, превращаются в эгоистов? Как будто то плохое, что было в материальной сфере (копление для себя богатств), переносится в духовную сферу.

Люди научились себя углублять, расширять, стали умными, образованными, любящими дискутировать, а любить и уважать не умеют. Не умеют стерпеть, принять человека таким, какой он есть, уважать права, ум, чувства другого. Всего этого очень не хватает мне, моим друзьям и многим знакомым. Может быть, потому и говорят, что любовь умерла и нет смысла коснеть около ее развалин.

Любовь умерла?! Как же так? Почему же не умирает любовь матери к ребенку, любовь хороших друзей? Скажете, здесь что-то другое? Может быть. Но тогда любовь женщины и мужчины ставится на более низкое место? И тогда эта любовь должна учиться у материнской и дружеской любви, как жить?" (NN48, Вильнюс, декабрь, 1976).


48 Девушка просила не называть даже ее инициалы.


По-моему, девушка из Вильнюса хорошо сказала о накоплении для себя богатств, которое сейчас переносится в духовную сферу. И, наверно, все мы понимаем, что личность — это еще не похвала для человека, все дело в том, какая это личность, чего она хочет, каковы ее цели...

Слепота аварийных пружин.

Как мы выяснили, НТР и рост городов несут человеческой психологии больше вреда, чем пользы. А как влияет на нас сидячая цивилизация — еще один краеугольный камень сегодняшней жизни?

Она обездвиживает людей, несет в их будни как бы "взрыв малоподвижности" ("гиподинамии" — с греческого). У многих людей физические нагрузки составляют пятую, десятую, двадцатую часть нормы. Нехватка физических нагрузок сочетается с избытком нервных, и эти новые ножницы больно режут по здоровью человека, по его нервам. В развитых странах, где эти ножницы особенно остры, они, начиная с 20-х годов, в 24 раза увеличили число неврозов ("ЛГ", 1986, 12 ноября.). По некоторым данным, неврозами страдает сейчас 85 процентов людей ("Комсомольская правда", 1987, 29 марта).

Известно, что физическая разрядка — лучший способ избавиться от нервной перегрузки. Недаром маленькие дети, капризничая, топают ногами и даже падают, так их организм сам разряжает злую энергию раздражений. Значит, нервные и физические нагрузки должны бы меняться в прямой пропорции — чем больше одних, тем больше должно быть и других. Но они меняются в обратной пропорции, вывернутым парадоксом — чем больше нервных, тем меньше физических.

Психология bookap

Это еще одна глобальная болезнь человечества, еще один тяжелый разлад нынешней цивилизации с человеческой природой. Его породило перекошенное социальное развитие — новое разделение труда между человеком и машиной, передача машинам множества мускульных нагрузок, которая ничем не была восполнена. Эта невосполненность в десятки раз снизила физические нагрузки людей, а стрессовая жизнь в десятки раз подняла нервные.

Миллионы лет человеком правило равновесие физических и нервных нагрузок, и физические напряжения были одним из главных эволюционных устоев человеческой жизни. Обездвиженность, малоподвижность грозит самим основам нашего существования, бьет по самим корням людского эволюционного древа.

Это как бы щадящий, диетический режим, норма для старого или больного человека. Но этот старческий режим захватил вдруг почти все возрасты, стал нормой для большинства зрелых людей, молодых, школьников... А жизнь в старческом ключе заражает нервы старческими чертами — болезненной ослабленностью, легкой уязвимостью. И это при том, что нервы у людей живут сейчас не в старческом, а в подростковом режиме — в режиме накала и вспышек, пиковых напряжений и перегрузок. И выходит, что жизнь современного человека как бы составлена из двух чужеродных половин: нервной жизни подростка и физической — старика или больного.

Как влияет это противоестественное смешение на наши чувства, душу, нравственность?

Когда человек страдает от нервных перегрузок, крупная доля его нервных сил идет на переживание этих перегрузок, на то, чтобы обезвредить их. Гораздо меньше нервных сил остается на заботу о других людях, на отношение к ним, "как к себе самому". От этого нынешний человек делается более я-центрическим, эгоизируется, и это еще одна - после обеднения и обезличивания чувств - крупная перемена во всей современной психологии.

НТР, урбанизация и сидячая цивилизация создали сегодня стрессовое состояние будней (от англ. "стресс" — напряжение). Пожалуй, еще никогда в истории нервные перегрузки не были такими взвинчивающими, повседневная жизнь — такой изнервливающей. Может быть, только мировые войны создавали в тылу такую нервную атмосферу, которая пропитывает сейчас мирные будни.

Психология bookap

НТР, урбанизация и сидячая цивилизация породили совершенно новые виды социальных противоречий. Они действуют на людей исподтишка, с непривычной стороны — не через сознание, а через подсознание, безотчетную работу нервов.

Эгоизируя подсознание людей, нервные перегрузки действуют на них так же, как раньше, по моему мнению, действовала частная собственность. Это как бы психологические заменители частной собственности, как бы ее пятая колонна в сегодняшней жизни. Они враждебны самым душевным, самым человечным идеалам людей, и их социальный вред тем разрушительнее, чем меньше мы осознаем его.

Ослабление и обезличивание чувств, рост их я-центричности — это как бы биологическая защита человека, эволюционное оружие, которое охраняет нашу психику от распада. Но не слепое ли это оружие? Не злее ли оно того зла, от которого защищает? Не служит ли лекарством, которое хуже болезни?

Психология bookap

Кризисные перемены в наших чувствованиях породил механизм самосохранения — наши биологические регуляторы, которые таятся в подсознании, — и без участия воли, сознания. Здесь-то, пожалуй, и таится суть дела. Механизм самосохранения прост и я-центричен, и в этом его спасительная сила. Им движет принцип ближайшей пользы, сиюсекундного спасения, и он видит вперед только на один шаг.

Этот механизм природы родился в животном мире, и он был главной защитой от вездесущей смерти — когда только молниеносный, только бездумный бросок спасал от чужих когтей. У человека этот автоматический механизм тоже спасителен, когда идет схватка не на жизнь, а на смерть. Но в обычной жизни принцип ближайшей пользы чаще всего оказывается принципом дальнейшего вреда.

Когда видишь только на шаг вперед и не видишь последствий этого шага, тогда сегодняшний выигрыш дает завтрашний проигрыш, а тактическая победа ведет к стратегическому поражению. Это, видимо, общий закон жизни, который правит всеми ее сторонами — от здоровья человека до управления обществом.

Подсознательная экономия нервных сил не увеличивает эти нервные силы, а ослабляет их, делает полубольными. Спасая нас из одних ям, она заводит в другие, еще более глубокие; это тупиковый путь, наклонная плоскость, которая ведет к закату человеческих сил.

На кого действуют перегрузки.

"Говоря про ослабление чувств, вы пугаете, что чем крупнее город, тем заметнее слабеют чувства. А я всю жизнь москвич, мне сорок лет, но на чувства не жалуюсь: работают как новенькие, нисколько не износились. Думаю, что они слабые у физически слабых, и им надо укреплять себя спортом, бегом, здоровой жизнью. Только не зарядкой (от трансляции ее на ушах мозоли), а настоящими нагрузками. Тогда и чувства будут нормальные". (Политехнический, октябрь, 1979).

На всех ли действуют нынешние нервные перегрузки? Говорить об этом можно только предположительно, потому что исследований тут почти нет.

Психология bookap

Пожалуй, перегрузки больше действуют на горожан, чем на сельских жителей, и больше всего на жителей больших городов: ритм жизни там лихорадочнее, душевный "смог" урбанизации гуще.

По-разному, наверно, страдают от перегрузок чувства мужчин и женщин. В мужской психике рациональность сильнее, чем в женской, а эмоциональность занимает меньше места, и от этого мужские ощущения рационализируются легче, глубже. Зато женские чувства больше поддаются нервозности, засилью тягостных ощущений.

Сильнее, видимо, действуют перегрузки и на тех, у кого слабее тип нервной системы: их нервы ранимее, и они вынуждены заслоняться от перегрузок бронею потолще. Но значит ли это, что чувства у них ослабли больше, чем у людей более сильного нервного склада?

Если говорить точно, то у людей слабеют прежде всего короткие чувствования, эмоции, чувства-отклики на какие-то события — вспышки радости, гнева, страха, настороженности, удивления. Это как бы ориентировочные чувства, чувства-сторожа, сиюминутные, "событийные чувствования". Говоря совсем точно, слабеют нервные реакции, которые лежат в их основе49.


49 У человека есть около десяти первичных эмоций — коротких чувств-откликов, как бы ориентировочно-оценочных чувств. Это любопытство, настороженность, удовольствие и неудовольствие, гнев, страх, дружелюбие, нежность, отвращение, покорность. (Изард К. Эмоции человека. М., 1980). У. Мак-Дауголл добавляет к ним еще одну — половое желание.

Повторю еще раз: наша психологическая грамотность очень слаба, и мы часто смешиваем чувства и эмоции или видим их разницу внешне, туманно. Мало помогает здесь и наука. В психологии чувств много "белых пятен" и приблизительности, много разнобоя в самых исходных понятиях — скажем, чем отличаются между собой чувства, эмоции, что ими движет, по каким законам они живут. (Это хорошо видно, скажем, по недавней хрестоматии "Психология эмоций. Тексты". М., 1984.)

Психологии чувств еще далеко до пусть полуточной науки, хотя она и начиналась — парадокс истории — почти как "точная". Спиноза, великий голландский философ, еще в XVII веке пытался создать как бы "геометрию чувств" — хотел построить науку о чувствах по образцу самой философской из тогдашних точных наук — геометрии.


Другое дело — чувства-состояния, чувства-отношения — любовь, дружба, уважение, ненависть, презрение, неприязнь... Это долгие, устойчивые чувства, и их глубина зависит от двух корней: и от силы нашей нервной энергии, и от нашей настроенности на эгоизм или эгоальтруизм.

У человека с более слабым нервным складом эмоции — чувства-отклики — могут быть беднее, чем у человека сильного склада; но если он "двуцентрист", а тот я-центрист, то чувства-состояния, чувства-привязанности у слабого могут быть глубже, чем у сильного. (Впрочем, так как чувства-состояния хотя бы наполовину зависят от силы нервных реакций, то обеднение этих реакций всегда обедняет и чувства.)

Психология bookap

Но навсегда ли эти кризисные перемены в людях или только на время? Можно ли смягчить их, а если можно, то как?

Изменить ритм жизни, уничтожить минусы урбанизации, оставить только плюсы? Или изменить человека, усилить его приспособительные механизмы?

Чтобы обезвредить опасные стороны НТР, урбанизации и сидячей цивилизации, нужны, видимо, коренные перемены во всех главных областях жизни — от перестройки нынешнего города и нынешнего разделения труда до переворотов в детском воспитании, во всем укладе будней... Нужен переход к новой цивилизации — генеральное переустройство всей ткани современной жизни, всех нитей, из которых она состоит.

Психология bookap

Что касается человеческой психологии, то переменами в ней управляют сегодня аварийные двигатели подсознания. Когда на помощь им придет сознание, оно, видимо, отбросит тупиковую тактику ближайшей пользы и создаст стратегию настоящей пользы — близкой и далекой, сегодняшней и завтрашней.

Нынешнее человековедение — еще один признак тяжелых социальных болезней — такой стратегии не создало. Оно не увидело опасных перемен в теперешнем человеке, не нашло защиты от них. Впрочем, самые чуткие отечественные социологи и психологи давно говорили о тревожных переменах в современном человеке. Но их тревогой, к сожалению, не заразилась — и не перевела ее в действие — официальная наука. Еще раз больно ударило по людям пренебрежение обществоведов к личной жизни, робкое приглядывание к новым проблемам, боязнь стратегических противоречий.

Общественные науки как бы переняли здесь шкалу ценностей от вульгарного социологизма: они считали личную жизнь человека чем-то второстепенным, а его психологические пружины — подсобными. Но личная жизнь — один из главных пластов человеческой жизни, такой же генеральный двигатель и тормоз общества, как, скажем, производство.

Психология bookap

Сейчас, видимо, идет вселенский переход от одного исторического вида человека к другому — от человека материально-духовных потребностей, как бы "малоличностного", к человеку духовно-материальных потребностей, человеку-личности. Главными обыденными двигателями этого человека все больше, видимо, будут делаться его психологические пружины, личные, а не типовые — личные взгляды и настроения, индивидуальная мораль, здоровье, нервы.

Эти личные пружины — тот последний рычаг, от которого на каждом личном участке жизни зависит ее успех или провал, ее тусклость или яркость. И пока человековедение не поймет этого, пока оно не поможет перестроить жизнь по законам человеческой природы, личные кризисы будут, видимо, нарастать...

Эмоция — дочь двух соперников.

"Вы говорите, что современные чувства притупляются от нервных перегрузок. По-моему, причина этого притупления другая — избыток информации.

У известного психофизиолога Симонова есть теория, по которой сила эмоций прямо пропорциональна потребности человека в чем-либо и обратно пропорциональна информации о том, достижима ли эта потребность. Это значит, что нынешний взрыв информации несет с собой необратимое притупление эмоций.

Ведь чем больше у человека знаний, информации, тем больше он мыслит, а не чувствует. Следовательно, сегодняшняя рационализация людей - это результат информационного взрыва и роста образованности. Следовательно, всеобщее образование вызовет всеобщую рационализацию и отмирание эмоций, и человек будущего превратится в мыслящего робота, в ходячий мозг". (Общественный институт ювенологии, март, 1980).

Теория эмоций П. В. Симонова — это, по-моему, очень крупный вклад в психологию чувств, хотя с ней и не соглашается кое-кто из психологов. У эмоции, говорит эта теория, как бы два родителя, причем это родители-соперники: один усиливает ее, другой ослабляет, один служит для нее мотором, другой — тормозом.

Чем сильнее наша потребность в чем-нибудь, чем больше нам не хватает чего-то, тем сильнее и эмоция — желание, достичь этого чего-то, влечение к нему, тяга. Потребность — это главный родитель эмоции, родитель-мотор.

Но чем больше мы знаем, как насытить эту потребность, тем меньше нашей энергии идет в эмоцию и больше — в действие или в мысль. И наоборот, чем меньше мы знаем, как насытить свою потребность, тем сильнее звучит в нас эмоция. Эмоция нужна человеку как усилитель его энергии: она пробуждает его скрытые силы, вводит в строй резервы. Но если достичь цели просто, то резервы не требуются, и эмоция может быть слабой.

Информация о насыщении своей нужды — неосознанная или осознанная — второй родитель эмоции, родитель-тормоз. И накал эмоции, ее сила — это равнодействие обоих родителей, их силы50.


50 У этой теории есть, видимо, слабое место, которое и вызывает настороженность психологов. Исходя из нее, можно предположить, что в ненапряженных, привычных положениях человек вообще обходится без эмоций, одной "информацией". При таком подходе человек как бы становится мыслящей машиной, у которой главный двигатель — сознание, а эмоции включаются лишь тогда, когда этому двигателю не хватает информации.

Впрочем, снять упрек в таком подходе к человеку нетрудно: стоит только сказать, что эмоции живут в человеке всегда и при достатке информации они не исчезают, а просто слабеют.

Кроме того, сила эмоций зависит от их биологической основы, а она разная у людей разного темперамента, здоровья, возраста. Это, конечно, простейшая истина, и теория П. В. Симонова учитывает ее, но она посвящена не азбуке, а алгебре наших эмоций.


В теории П. В. Симонова речь идет о чувствах-откликах, а не о чувствах-состояниях, о сиюминутных эмоциях, а не о долгоиграющих чувствах. (Если говорить точно, это теория не чувств, а именно эмоций, не психологическая теория чувств-состояний, а психофизиологическая теория чувств-откликов). И она, по-моему, хорошо объясняет важные механизмы нынешней рационализации людей.

Психология bookap

Вспомним: взрыв контактов у современных горожан — это в основном взрыв поверхностных, внешних контактов. Люди участвуют в них внешними, типовыми слоями души, ведут себя в них полуобезличенно, а то и совсем обезличенно. И в делах у нас — домашних, рабочих — много шаблона, информационной ясности. Будущие действия известны, расчислены, и это приглушает наши чувства-отклики, тренирует их на полголоса, шепот.

В личной жизни — то есть в малолюдном, не массовом общении — противостоять такому приглушению чувств и проще, и сложнее. Чем моложе люди, тем больше в них нового, неизвестного друг для друга; в них царит "информационный голод" друг по другу — и в то же время сильна потребность друг в друге. Оба эти родителя эмоций обостряют, а не притупляют чувства.

Но чем старше люди, чем однообразнее их жизнь, тем больше в ней информационной сытости и тем приглушеннее их чувства-отклики, тем стесаннее их ощущения-аккомпанементы. А вместе с чувствами-откликами слабеют и чувства-отношения — любовь, влюбленность, симпатия...

Информационная теория эмоций раскрывает вечный механизм чувствований: она позволяет тем самым понять еще одну глубинную причину нынешнего обеднения чувств. Но она не вытесняет других объяснений, о других причинах, а дополняет их, встает в их строй.

Вытеснит ли мысль эмоцию?

Вернемся еще раз к записке. Верно ли, что чем больше образованность, тем больше человек думает и меньше чувствует? И чем больше будет у людей знаний, тем больше будут угасать чувства?

Психология bookap

По-моему, это не так. Число мыслей не состоит в обратной пропорции с числом ощущений, чувств. По своей глубинной природе человек — существо больше чувствующее, чем размышляющее; он больше homo sensualis (человек чувствующий), чем homo rationalis (человек думающий).

Эмоция — более властная, более автоматическая основа человеческой природы. Она глубже, чем мысль, укоренена в биопсихологии человека, в самых глубинных органических устоях его жизни. Да и у нашей мысли (кроме мысли механической, серийной) всегда есть эмоциональный шлейф: мысль чаще всего сопровождается эмоциями, вызывает их, рождается из них.

Влияет друг на друга не количество эмоций и мыслей, а их качество. Чем тусклее мысль, тем тусклее и ее шлейф — эмоция, чем она ярче, глубже — тем глубже и колокольнее голос эмоций. И наоборот, только глубокие эмоции ведут к глубоким мыслям, а стертые эмоции рождают и стертые мысли.

Психология bookap

Кроме того, знания — то есть мыслительная, логическая информация, — это только часть того потока информации, в котором мы живем. Главная часть этого нестихающего потока — образная и чувственная информация — зрительные и слуховые впечатления, двигательные и осязательные сигналы... То есть большинство информации, которую получает (и, видимо, будет получать) человек, — это информация эмоциональная, а не рациональная.

Поэтому вряд ли стоит опасаться, что всеобщая образованность приведет к отмиранию эмоций и человек будущего станет двуногим мозгом. Впрочем, нынешнее образование, сухо логическое, явно вредит нашим эмоциям. Оно, как уже говорилось, имеет дело в основном с левым полушарием мозга, грубо отсекает знания от эмоций и этим гасит эмоции, делает десятки миллионов людей рассудочными рационалами.

Научно-психологическая революция, наверно, создаст в корне новое образование, которое будет отвечать природе человека: оно будет углублять его знания и его чувства, помогать, а не иссушать жизнь эмоций. Это, во всяком случае, одно из коренных стратегических требований к новому образованию, и на него, видимо, со временем будет опираться вся образовательная реформа.

Полнокровнее и малокровнее.

"Непонятно, с ростом нервных перегрузок, урбанизации и т. д. чувства стали глубже или примитивнее? Неужели любовь "среднего человека" средних веков была сильней, чем у нашего современника?" (Московский институт электронной техники, Зеленоград, октябрь, 1980.)

Пока шла речь только про обедняющие перемены в нынешней психологии. Но в ней есть и обогащающие перемены — их рождает социальный, научно-технический и культурный прогресс. Прогресс делается сейчас все сложнее, он как бы пропитывает соками сложности все больше клеток социального организма, все больше нитей обыденной жизни.

Психология bookap

Эти стратегические перемены исподволь, из глубины повышают требования к человеку, к его уму, нравственности, психологии. Человеческая психология медленно перестраивается во всех своих звеньях, от вершин до подножия, и вся ее ткань начинает делаться другой.

Углубляет человека и известная всем сильная сторона НТР — рост образования, культуры, творческих слоев в поисковых видах труда. Так же действует и ощущение ценности своего "я", которое нарастает в людях (впрочем, нередко до чрезмерности), и тяга к самовыявлению, саморазвитию.

Все эти пружины будней утончают и углубляют в человеке личность, у многих людей нарастает своеобразие в сознании и подсознании, в чувствах и интересах, в привычках и в поведении. Идет, говоря языком психологии, не только обезличивание, но и индивидуализация человека, появляется все больше людей-личностей, людей с усложненной и обогащенной психологией.

Психология bookap

Впрочем, и сама личность у многих, видимо, меняется — делается более рассудочной, рациональной, менее сердечной, эмоциональной. Возникают как бы "полу-личности" — люди, у которых развит ум, но приглушены, обезличены чувства.

Борьба личностного и обезличенного пронизывает всего нынешнего человека: возможно, это главная борьба, которая идет в его психике. Все сильнее делается потребность человека развивать свое "я", но сильнее делаются и глушители личности.

В современном человеке как бы нарастают оба эти полюса: быстро идет не только его индивидуализация, но и стандартизация многих слоев души. Развитие человека драматизируется, поляризуется — и это, возможно, общий закон XX века, закон обострения полюсов. Во многих зонах жизни видна эта поляризация, по многим линиям драматизируется — то есть революционизируется — мировое развитие.

Психология bookap

Эти двоякие перемены в человеческой психологии рождают и двоякие перемены в мире человеческих чувств. Любовь тоже как бы поляризуется, и перемены в ней, говоря упрощенно, идут по двум руслам.

У одних людей она внутренне обогащается и усложняется, становится объемнее и полнокровнее (об этом — чуть позже). У других — это больше бросается в глаза, потому что лежит на поверхности, — она делается малокровнее, любовные отношения беднеют, упрощаются.

"Я думаю, любовь сейчас немного израсходовала себя. Вы правильно отметили о скоростях нашего века. Мне надо успеть сходить с девчонкой в кино или в театр, отдохнуть после этого, побыть с ней в постели и не опоздать из увольнения. А если в институте я буду вздыхать о ней подобно средневековому рыцарю, то вылечу в первом же семестре.

Далее. Когда-то был не матриархат, а то, что до него, когда любовь = секс. Постепенно, с развитием человека, развивался его ум, обогащались его чувства, ну а секс, несмотря на получаемое от него удовольствие, он выглядит довольно грубо. Поэтому возникла необходимость украсить половой акт, появилась любовь, которую возвели в культ. В общем, писать можно много, но у меня нет времени, надо учить китайский.

Короче, я против вздохов, тем более, что большинство понимает: любовь = секс. (Курсант военного училища, Ленинград, 1976.)

Так, как этот курсант, думают, наверно, многие. Такие люди обычно довольствуются более простыми и менее глубокими чувствами, они заменяют любовь влюбленностью, симпатией, влечением, просто сексом. Как влияет это на их психологию?

Психология bookap

Когда у человека больше действуют не очень глубокие струны души, они от этого разрастаются, занимают в душе все больше места. Более глубокие струны оттесняются, слабеют, и их место в душе захватывают эти более простые струны.

Чем больше мы испытываем какие-то чувства, тем больше они лепят душу по своему образу и подобию; это, видимо, простейший закон психологии. По такой схеме, но, конечно, сложнее, без этой гравюрной резкости, и идет у людей обеднение чувств, душ, отношений.

Психология современной любви.

"А как меняются чувства людей, у которых берет верх душевное обогащение?" (Центральный клуб МВД, январь, 1986.)

Здесь очень много неясностей и загадок, и понять их, увы, опять-таки мало помогает нынешняя наука: психологи почти не изучают любовные чувства, а остальным семьеведам это просто не под силу, так как им мешает непсихологический подход. Поэтому (повторюсь) ключи к сегодняшним чувствам приходится искать и в прямом изучении жизни, и в тех психологических открытиях, которые делает искусство.

Психология bookap

В свое время Бальзак задался вопросом, кто больше дает человечеству — Прометей или Фауст. Прометей — это деятель, строитель, открыватель огня, то есть наука и техника; Фауст — созерцатель, мыслитель, искатель счастья и смысла жизни, то есть искусство, мораль, философия.

Наш технический век уверен, что главная из этих фигур — Прометей: это он кормит и поит человечество, он дает ему почти волшебные житейские блага. А Фауст — только дополнение к нему, необязательное третье блюдо, и без него вполне можно прожить...

Такой взгляд, наверно, естествен для человека материальных запросов, технократических ценностей. Но на нынешнем сломе времен рождается человек духовно-материальный, и он понимает, что Прометей и Фауст — как бы два крыла самолета, и без любого из них не взлететь. Каждый из них дает человечеству то, чего не может дать другой, и оба нужны ему одинаково (хотя Фауст, мудрец и мыслитель, все-таки, пожалуй, больше).

Психология bookap

Искусство, видимо, больше дает духовной культуре человечества, а наука -, материальной культуре. Искусство — главный, пожалуй, открыватель наших внутренних материков, и его открытия важны для человека не меньше, чем открытия науки. Сегодняшняя наука больше дает нам знания о внешнем мире, а искусство больше открывает человеку его самого. Оно все глубже проникает в тайны его душевного мира, в загадки человеческих отношений, и где нет таких открытий, нет и искусства, есть только подделывание под искусство.

Какие же открытия в психологии чувств сделало искусство? Скажу о них бегло, так как подробно о них говорилось в "Трех влечениях".

В XIV веке Петрарка открыл двойной лик любви, которая "целит и ранит", раздваивает человека на полярные чувства:

Психология bookap

Страшусь и жду; горю и леденею;

От всех бегу — и все желанны мне.

Он увидел двуречье любви, разглядел, что в нее входит восторг и тоска, радость и мука, надежда и печаль, и все они слагаются в особый сплав чувств, который правит душой. Это было огромное открытие во внутреннем мире человека — открытие внутреннего строения любви, ее запутанной сложности, которая меняет всю жизнь человека. Но Петрарка не разглядел еще струек, из которых состоит каждый этот поток, не увидел, как они переливаются, незаметно переходя друг в друга.

Психология bookap

В XX веке спектр любви стал исключительно сложным, и любящий взгляд теперь состоит из сложнейшей вязи эмоций.

"В этом взгляде было опять что-то совершенно незнакомое Ромашову — какая-то ласкающая нежность, и пристальность, и беспокойство, а еще дальше, в загадочной глубине синих зрачков, таилось что-то странное, недоступное пониманию, говорящее на самом скрытом, темном языке души".

Так видит глаза любимой юный Ромашов из купринского "Поединка", и тут как бы просвечивает вся многослойность теперешнего любовного влечения, вся его непростота. Чувства, из которых оно состоит, лежат в разных психологических измерениях, а в глубине под этими еще различимыми чувствами таится что-то странное, недоступное пониманию, говорящее на самом скрытом, темном языке души...

Любовь — глубинная эманация души, она истекает из подсознания — большой и важной области человеческого существа, которая скрывает в себе много загадок. Оттуда начинаются глубокие сотрясения души, там таятся многие силы, которые диктуют чувствам человека, его душевным движениям.

Психология bookap

Многое в этих движениях не воспринималось, не осознавалось раньше. В XX веке забеспокоились, стали улавливать эти загадочные истечения. Приближаясь к сознанию человека, они вспыхивали, как вспыхивают метеоры в небе, и только в эти моменты их можно было заметить. Но какой путь они проделали до этого, из каких глубин вышли — оставалось тайной.

У Петрарки эмоции любви отграничены друг от друга, они блистают как лезвия — восторг и тоска, радость и мука, наслаждение и печаль. Между ними нет никакого тумана, сплетения их ясны, переходы рельефны, зримы.

Теперь любовь не просто состоит из нескольких чувств. Двуречье любви превратилось в дельту из многих потоков, и каждый из них разбит на мельчайшие струйки эмоций, настроений, душевных движений — мимолетных, неуловимых, переливающихся одно в другое, вспыхивающих и гаснущих, загорающихся в другом месте.

Психология bookap

Рождается микропсихология любви, диалектика души ветвится на хороводы все более летучих искорок, на мерцания все более безотчетных чувств. Искусство начинает следить за посекундной кардиограммой этих мимолетных движений души, за неуловимой вязью глубинных струек в их потоках.

Люди начинают понимать, что вся гамма ощущений, из которых состоит любовь, необыкновенно ценна для них: она как бы стремится сделать из человека Человека, который в своих чувствах ушел от обыденных законов будней, освободился от них и живет по каким-то другим, высшим законам...

Это было совершенно новое, рожденное XX веком представление о любви, и это было открытие нового — и очень сложного типа человеческой психологии.

Психология bookap

Наши чувства — это, пожалуй, самая глубокая и самая доступная многим из нас музыка души. И возможно, когда психологическая революция утончит и углубит человека, он научится вслушиваться в полутона и оттенки своих чувств, будет впитывать в себя все их переливы и сплетения. Если это произойдет, посекундная жизнь любви станет гораздо насыщеннее, и путь к этому завтра начался вчера...

В начале XX века еще одно новое слово о любви сказал Маяковский: он открыл новый строй любовных ощущений, новый почерк человеческой любви.

Трагическая любовь его, раненная и подавляемая, — это не чувствице "вроде танго": она делает человека великаном, рождает в нем титанические порывы души.

Психология bookap

Если б был я

маленький,

как Великий океан, -

Психология bookap

на цыпочки б волн встал,

приливом ласкался к луне бы.

Где любимую найти мне,

Психология bookap

такую, как и я?

Такая не уместилась бы в крохотное небо!

Что такое этот гигантизм, этот вселенский космизм в любви? Маяковский выразил этим, овеществил одну из центральных идей эпохи. В новое время личность человека становится — в собственных глазах — огромной величиной, и это свое величие она хочет видеть и через любовь, хочет ощущать по громадным чувствам, которые сотрясают ее сердце.

Психология bookap

И, ощущая себя мировой величиной, человек начинает и другого человека видеть как мир — очень сложный и разветвленный, из множества звеньев, потоков, течений.

Аннета Ривьер, "очарованная душа" Роллана, изнемогает от стремления отдать все лучшее в себе другому. Но ее разум и чувства бунтуют против этого смутного зова. Ее подсознание готово отречься от своего "я", сознание восстает против этого. Роллан считает эту борьбу истинным противоречием любви нового времени, любви человека, который осознал ценность своего "я" и не хочет умалять, подавлять свою личность.

Аннета говорит своему жениху: "Вы входите в мою жизнь не только со своей любовью. Входите со своими близкими, друзьями, знакомыми, со своей родней, со своей карьерой, со своим будущим, ясным для вас, со своей партией и ее догматами, со своей семьей и ее традициями — с целым миром, который принадлежит вам, с целым миром, который и есть вы сами. А мне, которая тоже обладает своим миром, и которая тоже сама есть целый мир, вы говорите: "Бросай свой мир! Отшвырни его и входи в мой!" Я готова войти, Роже, но войти вся целиком. Принимаете ли вы меня всю целиком?"

Современная любовь для Роллана — это сближение двух огромных и сложных человеческих миров. Они разные, эти миры, во множестве своих точек и граней, и от того, сблизятся ли эти точки, зависит судьба любви, ее жизнь или ее крушение.

Психология bookap

Любовь необыкновенно усложняет жизнь сердца. Она как бы дает человеку внутренние глаза, позволяет ему увидеть скрытые уголки своей души, ощутить такие оттенки чувств, о которых он до этого и не подозревал.

Конечно, речь идет здесь о высших точках любви, о ее психологических вершинах, рядом с которыми много провалов и равнин обычной жизни. И в сочетании этих взлетов и провалов резко проявляется двоякость нынешнего психологического развития, — когда углубление личности идет рядом с ее обезличиванием, а утончение одних наших свойств достигается через притупление других.

Вспомним о двух измерениях любви: "количественном" — ее силе, накале, и "качественном" — ее глубине, составе ее чувств. В "качественном" своем измерении любовь, видимо, идет вперед, делается сейчас сложнее, глубже пропитывается высшими человеческими идеалами.

Психология bookap

Что касается "количественного" ее измерения — ее силы, накала — тут, пожалуй, утрат больше, чем приобретений: изъяны сегодняшней жизни очень снижают этот накал. Отнимая энергию у психики человека, они отнимают столько же энергии у его любви — и этим ослабляют ее, делают ее век короче.

И усложнение любви, разветвление ее на мельчайшие душевные трепеты идет рядом с падением ее безоглядности, цельности, ее непроизвольной силы. Утрата ее чувственного изобилия делается все более явной, еще раз проявляет себя нерасторжимость потерь и приобретений.

Любовь личности.

"Вы упрекали философов, что они, говоря о новом в любви, отделываются общими словами и не говорят, какие же перемены конкретно происходят в самом чувстве. А сами вы можете сказать, что именно меняется в любовных чувствах, именно внутренне, в самом их содержании и строении?" (Библиотека имени Фурманова, май, 1986.)

В Древней Индии так говорили о высшем виде человеческой любви:

Психология bookap

"Три источника имеют влечения человека — душу, разум и тело.

Влечения душ порождают дружбу.

Влечения ума порождают уважение.

Психология bookap

Влечения тела порождают желание.

Соединение трех влечений порождает любовь".

В этих метафорических словах — сквозь дымку наивного схематизма — ярко просвечивает облик той почти идеальной любви, которая захватывает всего человека, пропитывает собой всю его психику. Такая всепоглощающая любовь родилась тысячелетия назад, но встречалась она, видимо, нечасто: в мире царили другие, более простые виды любви.

В идеале это, наверно, и есть любовь личности — глубинная тяга к полному слиянию с любимым человеком, предельное, на грани возможного, стремление, чтобы в вашей любви "рифмовалось" как можно больше сторон вашего существа.

"А стоит ли смешивать три хорошие, но разные вещи: влечения души, ума и тела?

Влечения ума и тела, мне кажется, не любовь. Понимание умом - рациональное осознание - нужно, по любовь - это эмоция, и только она одна. Влечение тела, секс == желание - огромная положительная сила, но она имеет отношения не к любви, а к семейному счастью. Мы как-то машинально смешиваем счастье в любви и семейное счастье, но это не синонимы". (В. Жельвис, МГУ, октябрь, 1985.)

Конечно, влечения ума и тела сами по себе не любовь. Это просто "частичные" тяготения человека — умственное уважение или телесное желание, и они чаще всего живут самостоятельно, отдельно от любви. Но любовь — особое состояние всех чувств человека, всего его существа — особое состояние души, ума, тела. Она вбирает в себя все энергии человека, пропитывает собой все его силы и делает их течениями единого, цельного потока чувств.

Так понимали любовь не только на Востоке. И европейские мыслители, когда еще не воцарилось механическое дробление человека на части, так же отзывались о любви. Вольтер — вспомним — говорил: любовь атакует в человеке сразу голову, сердце и тело. Еще раньше о том же писал Ларошфуко: "Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души — это жажда властвовать, для ума — внутреннее сродство, а для тела — скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь"51.


51 Франсуа де Ларошфуко. Максимы и моральные размышления. М.-Л., 1959, с. 15. В этих прекрасных словах есть, по-моему, только одна неточность: жажда властвовать — это желание я-центриста, а любящая душа чаще жаждет не властвовать, а чувствовать с другой душой в унисон.


Что происходит, когда любовь из одного только эмоционального влечения делается всесторонней тягой двух людей — тягой их душ, тел, разумов? Прежде всего, углубляются духовные слои любви, в нее — у психологически развитых людей — начинают внедряться отблески других человеческих чувств — дружбы, уважения, которые в доличностные времена — да и сейчас — живут чаще всего отдельно от любви.

Психология bookap

Но почему любовь меняется именно так? Может быть, оттого, что так меняется сегодня человеческая душа? Как-то одна деятельница американского женского движения сказала странные слова: "Нам, женщинам, нужно от мужчин прежде всего уважение, а не любовь". Тысячи лет женщинам нужна была именно мужская любовь, об уважении они и не думали, и эта рокировка ценностей — эхо разительных переворотов в женской психологии: женщина постепенно делается личностью, а уважение к себе — естественная потребность личности...

Что касается дружеских эмоций, то уже говорилось, что самой психологии человека-личности — подспудно, подсознательно — хочется, чтобы у близкого человека было побольше близких ему самому качеств. На тяге к такой близости стоит обычно дружба, и в сегодняшнюю любовь начинают незаметно втекать эти новые, "дружеские" чувствования.

Меняется наша психология — и вместе с ней, как ее тень, меняется и психологическая материя любви. К ее наслажденческим слоям, к голоду чувств по любимому человеку, к радужному его приукрашиванию, к сопереживанию с его переживаниями, к негаснущему вдохновению всех чувств — к этим вечным чувствам все больше притекают новые струйки эмоций: желание найти в любимом человеке отзвук как можно большему числу своих душевных струн, тяга к многомерному единению с ним, к слиянию не только душ, но и духа, не только чувств, но и идеалов, интересов...

Психология bookap

Эти новые лучи любовных тяготений — "зайчики", отблески в любви тех новых психологических потребностей, которые созревают в нынешнем человеке.

В душевных приемниках развитого человека как бы вырастают новые диапазоны, и он может теперь принимать новые волны человеческой привлекательности. К старым волнам такой привлекательности, которые пробуждали в нас любовь, добавляется, видимо, сила ума и интуиции, близость идеалов, своеобразие взглядов и привычек, нешаблонность поступков, поведения...

Но почему развитой личности не хватает "обычной" любви, почему она неосознанно тянется к "универсальному" чувству, как бы сдвоенному и строенному?

Психология bookap

Желание как можно полнее совпадать с близким человеком, пожалуй, обычно для человека-личности. Но это нормальное желание очень усиливают сейчас — и делают ненормальным, чрезмерным — изъяны современной жизни. Во времена сверхтемпов и сверхконтактов у многих из нас становится все меньше близких друзей, все больше полудрузей и беглых знакомых. Глубинные наши потребности в дружеской исповеди, в полной распахнутости души, в тесной близости мыслей, в срастании интересов — все это не насыщается в полуглубоких контактах. Заряд этих чувств скапливается в душе, томит и переполняет ее — и прожекторным потоком изливается на самого близкого человека.

Родников, которые возбуждают любовь и от которых зависит вся ее жизнь и смерть, стало теперь гораздо больше. Любовные чувствования от этого очень разветвляются и усложняются, но от этого же и осложняются; тень, как всегда, идет рядом со светом.

Любовь делается внутренне насыщеннее и теряет в своей цельности, бурности чувств. Чем усложненнее она, чем филиграннее ее чувства, тем они уязвимее и неустойчивее. Это, видимо, вечное противоречие любви, горький осадок на дне ее радостей. И это закон человеческих эмоций вообще: чем сложнее строение эмоции, чем она разветвленнее, тем больше падает ее сила, накал.

Психология bookap

Становясь богаче, любовь делается разборчивей: чтобы зажечь ее и поддерживать ее жизнь, теперь требуется куда более многозвенное, куда менее доступное сцепление условий. Внутри нее как бы вырастают новые препятствия: для "многозвенной" любви куда труднее найти нужного человека, чем для "однозвенной".

Внутренняя нагрузка на близкого человека, подспудные наши требования к нему непосильно растут: мы как бы хотим от одного то, что раньше получали от нескольких. Ноша эта, пожалуй, по плечу лишь тем, кто сумеет понять ее сверхнагрузку, сумеет уберечь свою любовь от сверхтребований, которые могут сломать ей хребет.

Кого больше?

"На всех ли современных людей действуют такие сложные перемены? У всех ли чувства меняются в эту сторону?" (Ветеринарная академия, февраль, 1986.)

Пожалуй, не стоит даже и задавать такой вопрос. Любовь и шаблон противоположны, как музыка и скрежет. Любовь расковывает в людях своеобразие, углубляет их естественную неповторимость. Зеркало человека, она и человека делает своим зеркалом — личностью, а от этого и сама становится еще своеобразнее.

Психология bookap

Нет одинаковой для всех любви, одинакового чувства — есть много разных типов современной любви, а внутри них множество ее индивидуальных видов. Все они своеобразны, все неповторимы, но, видимо, во многих из них есть что-то общее, и общее это — сложность чувства, его многослойность.

Впрочем, кроме "соединения трех влечений", сегодня, конечно, есть и более простые чувства: они живут и в юных душах, которые еще не успели усложниться, и в людях с простой и ясной душой, на которых меньше подействовали нынешние перегрузки, дробящие душевную цельность. Таких людей больше, видимо, в деревне и в небольших городах — там, где уклад жизни меньше затронут новыми веяниями. Их чувства, кстати, менее прихотливы, более стойки, и как раз из-за своей простоты, цельности.

А самое главное, те усложняющиеся перемены, о которых тут говорилось, больше коснулись людей психологически углубленных. На людей, душевно не очень глубоких, больше влияет ослабление и обезличивание чувств.

"А каких же людей сегодня больше, глубоких или мелких?" (Одинцово, Московская область, Дом офицеров, май, 1986.)

Ответить на это можно только предположительно, так как исследований такого рода нет. Судя по жизненным наблюдениям, по тысячам писем и записок, которые мне приходят, людей психологически неглубоких гораздо больше, чем глубоких. Изъяны современной жизни мельчат их, тусклые слои, которые преобладают в нынешнем воспитании, образовании, массовой культуре будней, делают их тусклыми.

Психология bookap

Но и глубоких людей с годами становится больше, хотя ряды их растут медленно: идет как бы психологическая поляризация людей, и у каждого полюса — обмеления и углубления — постепенно скапливается все больше народа. Больше становится и ярких личностей, и тусклых безликостей, нужны, наверно, глубокие переломы во всей культуре, всем воспитании и образовании, чтобы душевно глубокие люди возобладали над неглубокими.

Как пойдут дальше перемены в человеке, что будет брать верх — душевное обогащение или обеднение? Наверно, все будет зависеть от того, сумеем ли мы создать невероятно сложную систему будничных механизмов, которая усиливала бы достоинства нынешней жизни и обезвреживала ее изъяны.

Эти новые механизмы жизненного устройства должны бы в корне пересоздать всю плоть будней, весь повседневный труд, быт, гражданскую жизнь, все воспитание, образование. Они должны так переделать весь обыденный ход жизни, чтобы ее повседневные пружины — а они-то и создают нас — больше углубляли, чем обедняли людей.

Психология bookap

Возможно, научно-психологическая революция создаст такую систему механизмов; возможно, это будет даже ее генеральной задачей. Но, чтобы это случилось, нужны гигантские социальные усилия, усилия и всего общества, и каждого человека.

Потому что именно усилия каждого помогают обедняющим или углубляющим силам жизни, и от того, на какую чашу весов ложатся эти усилия, зависит на деле наша душевная глубина или неглубина...