Рейс седьмой
Остров Халявин. Бенефис стихиатра
Кредо жаворонка
про небо спеть
побыть услышанным
упасть
опять взлететь
в безмолвии
со всех сторон открытом
совсем чуть-чуть
побыть забытым
– Жаворонка живого кто-нибудь видел-слышал из вас? – спросил Иван Афанасьевич.
– Я слышал однажды, – сказал ДС, – когда на велосипеде ехал полевой тропкой; но увидеть не удалось, где-то он высоко порхал, солнце мешало…
– А я наоборот, видела жаворонка висящим над полем, крылышки так быстро двигались, что похожи были на полупрозрачный веер, но пения никакого не было слышно. Потом камнем вдруг вниз…
– Эта песня его, Оленька, и была главная: внезвуковая, запредельная песня, молитва о жизни. А отзыв ей снизу, от подружки-жены, и, падая, он кусочек неба с собой для нее прихватил…
Иван Афанасьевич длинно посмотрел на небо, и нам показалось, что вот-вот… Нет, жаворонка не появилось, но откуда-то издалека начали доноситься звуки, похожие на трели… Да, именно звуки из глинковской песни о жаворонке, трельные припевные звуки: лялялялЯ ляляляляЯАА…
И мы поняли: это зовет нас наш «Цинциннат».
Было бы неправильно, было бы просто странно, если бы у фрегата не было музыкальных позывных, приглашающих команду к работе. Трели жаворонка как раз то, что надо.
Иван Афанасьевич подошел к колонне с флажком, пошуровал под ней, вытащил небольшое весельце, встал у берега, он же край плота, и мы двинулись…
Последний же тост, произнесенный Иваном Афанасьевичем, был такой: