Часть пятая. Несколько лет в абсолютно ином.

Глава 2. Борьба богов существует?

В статье, опубликованной "Трибюн де насьон", французский историк проявляет вполне типичное недомыслие в рассуждениях, как только речь заходит о гитлеризме. Анализируя работу "Разоблаченный Гитлер", написанную доктором Отто Дитрихом, состоявшим в течение двенадцати лет начальником службы прессы фюрера, г-н Пьер Казенёв пишет: "Д-р Дитрих слишком часто удовлетворяется словом, которое он постоянно повторяет и которое в наш позитивистский век не позволяет объяснить феномен Гитлера. "Гитлер, — говорит он, — был человеком демоническим, находившимся во власти бредовых националистических идей". Что значит "демонический"? И что значит "бредовые"? В средние века Гитлера назвали бы "одержимым". Но сегодня? Либо слово "демонический" вообще ничего не означает, либо оно означает "одержимый демоном". Но что такое демон? Верит ли д-р Дитрих в существование дьявола? Нужно же все-таки понять друг друга. Лично меня слово "демонический" никак не удовлетворяет. А слово "бредовые" — тем более. Сказавший "бред" имел в виду психическое заболевание: маниакальный бред, меланхолический бред, мания преследования. В том, что Гитлер был психопатом и даже параноиком, никто не сомневается, но психопаты и параноики спокойно ходят по улицам. Отсюда есть известное расстояние до более или менее систематизированного бреда, наблюдения и диагноз которого должны были внутренне определить данную личность. Другими словами, ответствен ли Гитлер за свои действия? По-моему — да. И вот почему я исключаю слово "бред", как и слово "демонический": демонология не имеет больше в наших глазах исторической ценности".

Мы не удовлетворимся объяснением д-ра Дитриха. Судьба Гитлера и судьба великого современного народа, оказавшегося под его руководством, не могли быть описаны на основании одной лишь констатации бреда и демонической одержимости. Но мы не можем удовлетвориться и критикой историка из "Трибюн де насьон". Гитлер, уверяет он, был клиническим сумасшедшим. И демонов не существует. Поэтому не следует освобождать его от ответственности. Это верно. Но наш историк, кажется, приписывает магические свойства понятию "ответственность". Едва он упомянул о ней, как фантастическая история гитлеризма уже кажется ему ясной и сведенной к масштабам века позитивизма, в котором, как он утверждает, мы живем. Но эта операция ускользает от разума точно так же, как операция Отто Дитриха. В самом деле, термин "ответственность", как показывают современные крупные политические процессы, в нашем языке представляет собой подмену того, чем была "демоническая одержимость" для средневековых судов.

Если Гитлер не был ни сумасшедшим, ни одержимым — что вполне возможно, то история нацизма остается необъяснимой. Необъяснимой в свете "позитивистского века". Психология показывает нам, что действия человека, внешне как бы не зависящие друг от друга, могут иметь связи, хотя и не причинные, но весьма многозначительные в масштабе человечества. Эти действия, на первый взгляд рациональные, в действительности управляются силами, о которых он сам не знает, или которые связаны с символизмом, совершенно чуждым обычной логике. Мы знаем, с другой стороны, что демоны не существуют, но что есть нечто иное, чем видение, называемое средневековым. В истории гитлеризма — или, вернее, в некоторых аспектах этой истории — все происходит так, как если бы главенствующие идеи ускользали от обычной исторической критики и как если бы нам, чтобы понять их, следовало отказаться от нашего позитивистского понимания вещей и совершить усилие, чтобы войти в мир, где картезианский разум перестает сочетаться с действительностью.

Мы постараемся описать эти аспекты гитлеризма, потому что, как верно заметил г-н Марсель Рей в 1939 г., война, которую Гитлер навязал миру, была "манихейской войной, или, как говорит Писание, Битвой Богов". Речь не идет, разумеется, о битве между фашизмом и демократией, между понятиями либерального и авторитарного общества. Это экзотеризм сравнения. Но есть и эзотерическая сторона. К. С. Льюис, профессор в Оксфорде, заявил в 1937 г. в одном из своих символических романов, "Молчание Земли", о начале войны за овладение человеческой душой; ужасная материальная война — только внешняя ее форма. Он вернулся затем к этой мысли в двух других книгах — "Переландра" и "Мерзейшая мощь". Последняя книга Льюиса называется "Пока мы лиц не обрели". В этом большом поэтическом и пророческом рассказе мы находим восхитительную фразу: "Боги говорят с нами лицом к лицу только тогда, когда у нас самих есть лицо". Эта Битва Богов, которая развертывалась позади видимых событий, не закончена на нашей планете, но поразительный прогресс человеческого знания за несколько лет придает ей другие формы. В то время как двери знания начинают приоткрываться в бесконечное, важно уловить смысл этой борьбы. Если мы хотим сознавать себя сегодняшними людьми, т. е. современниками будущего, нам нужно иметь точное и глубокое понимание момента, когда фантастика начинает распускать паруса в действительности. Этот-то момент мы и будем изучать.

* * *

"В конечном счете, — говорит Раушнинг, — каждый немец стоит одной ногой в Атлантиде, где он ищет лучшую родину и лучшее наследие. Эта двойная природа немцев, эта способность к раздвоению, позволяющая им одновременно жить в реальном мире и проецировать себя в мир воображаемый, с особенной силой проявилась в Гитлере и дает ключ к пониманию его магического социализма".

Психология bookap

И Раушнинг попытался объяснить себе восхождение к власти этого "великого жреца тайной религии", убедить себя. что много раз в истории "целые нации впадали в необъяснимое возбуждение. Они предпринимали походы флагеллантов (религиозные аскеты-фанатики, проповедовавшие публичное самобичевание ради искупления грехов (прим. ред.). Их сотрясала пляска святого Витта. Национал-социалисты, — заключает он, — это пляска святого Витта XX века".

Но откуда пришла эта странная болезнь? Он нигде не нашел удовлетворительного ответа. "Его самые глубокие корни остаются в скрытых областях".

Эти-то скрытые области нам и кажется целесообразным исследовать. И нам послужит проводником не историк, а поэт.