Часть вторая. Заговор среди бела дня.
Глава 2. Легенда о девяти неизвестных.
Во второй половине XIX века, на заре современной эпохи, существовала плеяда отчаянно реакционных мыслителей. В мистерии социального прогресса они видели обман; в научном и техническом прогрессе — гонку к пропасти. Меня познакомил с ними Филипп Левастен, новое воплощение героя "Неведомого шедевра" Бальзака и последователь Гурджиева. В то время, читая Рене Генона, пророка антипрогрессизма, и посещая Ланса де Васто, вернувшегося из Индии, я был близок к тому, чтобы из духа протеста примкнуть к идеям этих мыслителей. Происходило это в послевоенные годы. Эйнштейн только что отправил свою знаменитую телеграмму: "Наш мир перед лицом кризиса, еще не замеченного теми, кто обладает властью принимать великие решения во благо или во зло. Спущенная с цепи сила атома изменила все, кроме нашей привычки мыслить, и мы плывем по течению к грандиозной катастрофе. Мы, ученые, которые освободили эту необъятную силу, несем тяжелейшую ответственность в этой всемирной борьбе за жизнь или смерть, мы обязаны изучать атом во имя блага человечества, а не ради его уничтожения. Федерация американских ученых присоединяется ко мне в этом призыве. Мы просим вас поддержать наши усилия, чтобы заставить Америку почувствовать, что судьба человеческого рода решается сейчас, сегодня, в эту минуту. Нам срочно требуются двести тысяч долларов для финансирования национальной кампании, которая дала бы человечеству знать, что если оно хочет выжить и достигнуть более высокого уровня, нужен особый образ мышления. Этот призыв я направляю вам лишь после долгого размышления о необъятном кризисе, перед которым мы оказались. Прошу выслать чек на мое имя, председателю Чрезвычайного Комитета Ученых-атомщиков, в Принстон, Нью-Джерси. Мы просим вашей помощи в этот роковой момент, как знак того, что мы, люди науки, не одиноки".
Я подумал, что мои учителя предвидели эту катастрофу и что двести тысяч долларов здесь не помогут. Как говорил Блан де Сент-Бонне: "Человек — дитя препятствий", ибо Бог предложил человеческому духу препятствие в виде материи. Современники же, эмансипированные от принципов, захотели устранить это препятствие, и, стремясь победить материю, подошли к вратам ада.
Две тысячи лет назад Ориген превосходно сказал, что "материя поглотительница несправедливости". Но несправедливость нашего века давно уже перехлестывает через край, и никакой Чрезвычайный Комитет ее не впитает.
Древние, несомненно, были столь же глупы, как и мы, но их мудрость как раз и заключалась в том, что они знали об этом и потому сдерживали себя в определенных границах. Одна папская булла осуждает употребление треноги, предназначенной для укрепления лука: эта машина, увеличивающая естественные данные лучника, делает бой бесчеловечным. Булла соблюдалась на протяжении двухсот лет. Роланд Ронсельский, убитый толпами сарацинов, воскликнул: "Будь проклят трус, который изобрел оружие, способное убивать на расстоянии". Ближе к нашему времени, в 1775 г., французский инженер Дю Перрон представил молодому Людовику XVI "военный орган", приводимый в действие рукояткой, который выбрасывал одновременно 24 пули. Этот инструмент, прототип современных пулеметов, изобретатель сопроводил инструкцией. Но машина показалась королю и его министрам Мальзербу и Тюрго такой убийственной, что была отвергнута, и ее изобретателя сочли врагом человечества.
В неуемном стремлении к эмансипации мы эмансипировали саму войну, которая прежде была инструментом защиты или нападения для некоторых, а теперь стала проклятием для всех..
В то время я мечтал опубликовать антологию "реакционных мыслителей", голоса которых были заглушены в их время хором романтических прогрессистов. Эти писатели, шедшие против течения, эти пророки Апокалипсиса, возопившие в пустыне, звались Бланк де Сент-Боннэ, Эмиль Монтегю, Альбер Сорель, Донсо Кортес и др. В духе бунта, близкого к голосу предков, я сотворил памфлет под названием "Время убийц" совместно с Олдосом Хаксли и Альбером Камю. Американская пресса откликнулась на этот памфлет, где ученые, военные и политики подвергались сильным нападкам, и выражалось пожелание организовать Нюрнбергский процесс для всех, кто создает технику разрушения.
Сегодня я думаю, что все не так просто — повороты истории не случайны. Однако в беспокойное послевоенное время это течение мысли оставило сверкающий след в океане страхов, в который были погружены интеллигенты, не желавшие быть "ни жертвами, ни палачами". И правда, после телеграммы Эйнштейна дело только ухудшилось. "То, что есть в портфеле у ученых ужасающе", — сказал Хрущев в 1960 г. — "Они кончат тем, что все взорвут".
После яростной критики Олдоса Хаксли в "Контрапункте" и "Отважном новом мире" оптимизм в отношении науки был окончательно развеян. В 1951 г. американский химик Энтони Стэнден опубликовал книгу под названием "Наука Священная Корова", где протестовал против превращения науки в фетиш. В октябре 1953 года знаменитый профессор права из Афин, О. Деспотопулос, адресовал ЮНЕСКО манифест, где требовал если не прекращения научного развития, то хотя бы его засекречивания. "Исследования, — предлагал он, должны быть впредь доверены совету ученых, избранных во всех странах мира и обязанных хранить молчание". Эта идея, как бы утопична она ни была, не лишена интереса. Она описывает возможность будущего и, как мы видим сейчас, совпадает с одной из великих традиций ушедших цивилизаций. В другом письме, которое он адресовал нам в 1957 г., профессор Деспотопулос уточнил свою мысль: "Наука о природе — одно из наиболее достойных достижений в истории человечества. Но высвобождая силы, способные уничтожить это человечество, с точки зрения морали она перестает быть тем, чем была прежде. Различие между "чистой наукой" и ее техническим применением сегодня настолько поразительно, что уже нельзя говорить о науке как о ценности в себе. Более того, в некоторых наиболее важных направлениях наука становится негативной ценностью в той мере, в какой она выходит из-под контроля совести и распространяет свое пагубное влияние по воле лиц, наделенных властью и несущих политическую ответственность.
Не исключено, что в других цивилизациях имело место не отсутствие науки, а ее засекречивание. Таково, как нам кажется, происхождение Легенды о Девяти Неизвестных.
Традиция Девяти Неизвестных восходит к императору Ашоке, который царствовал в Индии с 273 г. до н.э. Он был внуком Чандрагупти, первого объединителя Индии. Полный честолюбия, как его дед, труды которого он хотел продолжить, он предпринял завоевание страны Калинга, которая простиралась от нынешней Калькутты до Мадраса. Народ Калинги оказал сопротивление и потерял в битве ТЫСЯЧУ человек. Вид такого множества убитых потряс Ашоку, и ему открылся весь ужас войны. Он отказался от планов дальнейшего присоединения еще не подчинившихся ему стран, заявив, что подлинное завоевание состоит в том, чтобы объединить сердца людей законом долга и благочестия, потому что Богу угодно, чтобы все одушевленные существа жили в безопасности, мире и счастье, пользовались свободой располагать собой.
Обращенный в буддизм, Ашока примером собственной добродетели распространил эту религию по всей Индии и всей своей империи, которая протянулась до Малайзии, Цейлона и Индонезии. Затем буддизм распространился в Непале. Тибете, Китае и Монголии. Тем не менее Ашока уважал все религиозные секты. Он проповедовал вегетарианство, установил "сухой закон" и запретил жертвоприношения животных. В своей "Краткой всемирной истории" Г. Уэллс пишет: "Среди десятков тысяч имен монархов, сгрудившихся на страницах истории, имя Ашоки сверкает одинокой звездой".
Говорят, что, умудренный ужасами войны, царь Ашока решил навсегда запретить людям использование разума во зло. В его царствование была засекречена наука о природе, о прошлом и будущем. Исследования, начиная от строения материи до техники коллективной психологии, с этого времени скрываются на протяжении двадцати двух веков за мистическим ликом народа, который весь мир считает не занимающимся более ничем, кроме экстаза и сверхъестественного. Ашока основал самое могущественное тайное общество на земле — общество Девяти Неизвестных.
Говорят еще, что важнейшие лица, ответственные за судьбу современной Индии и такие ученые, как Боз и Рам верят в существование Девяти Неизвестных и даже получают от них советы и послания. Лишь остается гадать о степени могущества тайн, обладателями которых могут быть девять человек, пользующихся непосредственно опытом, трудами, документами, собранными в течение двух десятков веков. Каковы цели этих людей? Вероятно — не допустить, чтобы средства уничтожения попали в руки профанов. Продолжить исследования, благодетельные для человечества.
Внешние проявления Девяти Неизвестных редки. Одно из них связано с судьбой одного из самых таинственных людей Запада — папы Сильвестра II, известного также под именем Герберта из Орийака. Родившийся в Оверни в 920 г., умерший в 1002 г., Герберт был монахом-бенедиктинцем, преподавателем Реймского университета и папой милостию императора Оттона III. Он прожил некоторое время в Испании, потом таинственное путешествие привело его в Индию, где он почерпнул различные познания, изумившие его окружение. Так, в его дворце была бронзовая голова, которая отвечала "да" или "нет" на. вопросы о политике и общем положении христианства. По словам Сильвестра II (том СХХХIХ "Латинской патерологии" Миня). этот способ был очень прост и соответствовал двоичному исчислению. Речь идет об автомате, аналогичном нашим современным двоичным машинам. Эта "магическая голова" была уничтожена после его смерти, и знания, принесенные им, тщательно скрыты. Нет сомнений, что в Ватиканской библиотеке хранится немало сюрпризов для исследователей, которые, быть может, когданибудь получат возможность с ними ознакомиться.
Соприкасались ли другие европейцы с обществом Девяти Неизвестных? Лишь в XIX веке этой тайны вновь коснулся в своих книгах французский писатель Луи Жаколио.
Жаколио был французским консулом в Калькутте при Второй Империи. Он написал несколько научно-фантастических романов, сравнимых по масштабу мысли с произведениями Жюля Верна. Кроме того, он оставил после себя библиотеку редчайших книг, посвященных великим тайнам человечества. Но это исключительное собрание было растаскано по нитке множеством оккультистов. Совершенно забытый во Франции, он знаменит в России.
Жаколио категоричен: общество Девяти Неизвестных — это реальность. И поразительно, что в связи с этим он упоминает о технике, совершенно невообразимой в 1860 г.: высвобождение энергии, стерилизация посредством излучения и психологическая война.
Иерзен, один из ближайших сподвижников Ру и Пастера, по-видимому, получил сообщение о биологических тайнах во время путешествия в Мадрас в 1890 г., и, следуя данным ему указаниям, создал сыворотку против чумы и холеры.
Впервые история Девяти Неизвестных была обнародована в 1927 г. в книге Талбота Мэнди, который в течение 25 лет служил в английской полиции Индии. Его книга — это полуроман — полурасследование. Девять Неизвестных используют символический язык. Каждый из них обладает Книгой, которая содержит подробное описание определенных наук и постоянно дополняется.
Первая из этих Книг посвящена технике пропаганды и психологической войне. "Из всех наук, — пишет Мэнди, — самая опасная — это наука о контроле над мыслями толпы, потому что она позволяет управлять всем миром". Следует отметить, что "Общая семантика" Коржибского датирована лишь 1937 г., и что нужно было дождаться опыта последней мировой войны, чтобы на Западе начала выкристаллизовываться техника психологии языка, т.е. пропаганды. Первый американский колледж по изучению семантики был создан только в 1960 г. Франция не знает ничего, кроме "Насилия толпы" Сержа Чахотина, влияние которого в кругах интеллигенции, близкой к политике, достаточно велико, хотя эта книга только поверхностно затрагивает проблему.
Вторая книга посвящена физиологии. В частности, в ней описаны способы, как убить человека одним прикосновением, смерть при этом происходит от изменения направления нервного тока. Говорят, что дзюдо родилось в результате "утечки" информации из этой книги.
Третья посвящена микробиологии, и в частности — защитным коллоидам.
Четвертая рассказывает о превращении металлов. Легенда гласит, что во времена нужды храмы и благотворительные религиозные организации получали из этого источника большое количество золота высочайшей пробы.
Пятая содержит учение о всех средствах связи, земных и внеземных.
В шестой заключены тайны гравитации. Седьмая — самая обширная космогония, созданная нашим человечеством. Восьмая трактует о свете.
Девятая посвящена социологии и содержит законы эволюции обществ, позволяя предвидеть их падение.
С легендой о Девяти Неизвестных связывают тайну вод Ганга. Множество пилигримов, носителей самых ужасных и самых различных болезней, купаются в нем без всякого вреда для здоровых.
Священные воды очищают все. Это странное свойство реки хотели приписать образованию бактериофагов. Но почему же они не образуются также и в Брахмапутре, Амазонке или Сене? Гипотеза о стерилизации появилась в работе Жаколио за сто лет до того, как стало известно о возможности такого явления. Эти излучения, по словам Жаколио, исходят из тайного храма, высеченного под руслом Ганга.
Религиозное, социальное, политическое движение Девяти Неизвестных воплощает образ светлой науки, науки, имеющей совесть. Могущее владеть судьбами человечества, но воздерживающееся от использования собственной силы, это тайное общество — самая прекрасная дань свободе на высоком уровне. Бдительные на вершине своего храма славы, эти девять человек видят, как создаются, уничтожаются и вновь возникают цивилизации. Они не столь безразличны, сколь терпимы, готовы прийти на. помощь, но всегда пребывают в молчании, которое служит мерой человеческого величия.
Миф или действительность? Если миф, то, во всяком случае, превосходный, дошедший до нас из глубин времени, и одновременно — прибой будущего.
