Буквы "ё", "р" и другие.
Как же различить тех и других? "По плодам их узнаете их" — этот простейший и вроде бы надёжный евангельский метод не всегда срабатывает. Часто бывает трудно оценить плоды, и отличить ядовитый от хорошего. Но пытаться делать это необходимо. И лучше от иных отказаться, зачислить их в разряд вредных, чем пользоваться всем чем попало. Это справедливо для любой области применения человеческих созидательных сил.
Очень не хочется, но — истина, вернее сказать, стремление к ней, дороже — всё же придётся предполагать, что перед нами в лице, например, Льва Гумилёва образчик яркого талантливого, но именно хищного творчества суггестора или же межвидового гибрида. Конечно же, вешать "видовые" ярлыки занятие явно неблагодарное и столь же некорректное. Пока что нет надёжных непосредственных видовых идентификаторов, за исключением гипотетической возможности использования позитронной эмиссионной томографии (ПЭТ) коры головного мозга. Правда, уже появились тесты для определения уровня совести у индивида (К.Н.Филатов, Л.А.Богатов, "Методика компьютерного тестирования негативных свойств личности", М., 1988). Но этого пока недостаточно.
Так что приходится использовать лишь вероятностные и опосредованные критерии видовой идентификации. По идее, отстаивать подобную "сырую" гипотезу, тем более настаивать на её правильности, нельзя. Надо сказать, что я лично очень долго не верил в собственную теорию, будучи в плену красивой парадигмы "все люди — братья". И лишь более углублённое изучение фактов, соответствующих документов и обширной литературы по данной тематике показало, что всё же можно принять видовую концепцию как бы "во втором чтении". К тому же я оказался далеко не одинок в своих страшных выводах. Такое же далеко нелестное мнение о человечестве имеют многие специалисты, особенно врачи, криминалисты, да и вообще люди, много повидавшие на своём веку: воевавшие, сидевшие в тюрьмах, пообщавшиеся достаточно близко с высшей финансово-политической элитой и другие, имеющие длительный негативный "гуманитарный" опыт.
Конечно, можно было бы легко найти для иллюстрации и иную творческую личность, менее спорную в видовом плане. Но пример творчества Льва Гумилёва необходим потому, что он затронул необычайно важную и близкую нашей тему. К тому же осветил он её совершенно неприемлемым образом. Его учение несёт не истину, а очень опасную полуправду. С одной стороны, констатация несомненной хищности (пассионарности) отдельных индивидов, с другой стороны, совершенно необоснованное вынесение её причин за пределы человеческой психофизиологии — с глаз долой, куда-то в космос.
О видовой принадлежности в какой-то мере может говорить и родословная Л.Гумилёва — отпрыска двух пиитов. Поэты, музыканты — очень часто (хотя и совсем необязательно!) суггесторы. Но главное, что приводит к этому негативному выводу, — это, так сказать, "прямое наблюдение", как бы "телетестирование". В одной из телепередач о Гумилёве мне довелось послушать его воспоминания. Пошёл на войну он, оказывается, из-за того, что в таёжной экспедиции, в которой он принимал тогда участие, сложились невыносимые условия: гнус, тяжёлая работа. Вот он и "отпросился на фронт, ну и заодно взял Берлин". Как-то уж очень неуместно легковесно говорил с телеэкрана этот "предельно" пожилой картавый человек о страшных временах своей Родины — подхихикивая и покуривая. Подобно ему, и Исаак Бабель некогда писал в автобиографии со столь же "остроумным и высоким" о себе пониманием: "Царское правительство посадило меня в тюрьму за порнографию. Но в феврале 1917 года вступившийся за меня народ восстал, сверг царя, разогнал правительство и сжёг здание тюрьмы вместе с моим обвинительным приговором".
Льву Гумилёву была присуща картавость, казалось бы, это мелочь, но она нередко являет собой внешний, физиологический признак хищности, хотя и не стопроцентно обязательный. Дело в том, что система "мозг — органы речи" (гортань, язык) является органически взаимосвязанной, и всякие логопатии, невыговаривание звуков, в том числе и грассирование, частенько присущи именно хищным гоминидам и межвидовым гибридам. Мозговая недостаточность (отсутствие или дефицит "центров совести", расположенных в переднелобных долях коры) проявляет себя каким-то образом и в речевой функции, хотя и не всегда, к сожалению.
Система "мозг — органы речи" охватывает и связывает воедино весь артикуляционный аппарат, включая лицевые мышцы и руки (мимика и жестикуляция), и далее по нисходящей распространяет своё влияние на весь организм. Элементарное доказательство сказанному — затруднённость мышления при ущемлённом языке. Если прикусить язык и попытаться читать или писать, то число ошибок увеличивается на порядок! Существуют чисто внешние признаки (17 у мужчин и 22 у женщин), по которым можно определить, что человек лжёт. В этой связи примечателен покер — хищная "национальная американская" карточная игра, являющаяся как бы тренировочно-разминочным занятием для суггесторов, "культуризмом блефа". В самом общем случае ментальность человека определяет в человеке всё: от выражения глаз ("зеркала души") до походки и манер поведения.
Картавость, как и прочие логопатии с большей вероятностью (опять же на порядок!) указывают на хищность "говорящего". Если в общем среди нехищных людей логопатии наблюдаются примерно у 3%, то среди хищных гоминид дефекты речи могут встречаться уже у 30%. Но так как нехищных людей в десять раз больше, то числа эти становятся сравнимыми (100 х 3/100 = 10 х 3/10). В итоге, примерно каждый второй грассирующий (или не выговаривающий другие звуки, чаще это — "л" и "в") — это "не наш человек". Поэтому каждый "плохо говорящий" (это можно понимать и в самом широком смысле "злонамеренности текстов") должен быть "под колпаком" настороженного к нему отношения.
Дефект речи может иметь своей причиной некий "непорядок" в артикуляционном аппарате (по типу хромоты) или объясняться привычкой, непрасильным обучением (по типу плохих манер), а может вызываться и мозговой "недостаточностью". Имеются в виду. понятно, достаточно глубокие логопатии, не всегда излечимые. Сюда же следует отнести неспособность (следует отличать от нежелания) избавиться от акцента при переходе на пользование другим языком. Например, большинство женщин практически неспособны избавиться от акцента родного языка или говора, что опять же вызвано их грациальностью, "мозговым изяществом".
Если от речевого дефекта можно избавиться простои тренировкой, то это привычка, типа устраняемого акцента. Если требуется длительная работа в технике выговаривания звуков, то это дефект артикуляционный. Но если требуется вмешательство в психику, в нейроструктуры, поиск компенсаторных нейрополей, то это — уже, скорее всего, хищность. Не всегда это удаётся, так же, как и при олигофрении, мозг не в состоянии дать нужный "тон", как нельзя научить собаку мяукать, а кошку — лаять.
Это, собственно, есть частное проявление более общей патологии — наличие множественных (хотя и не обязательных) логопатий у олигофренов. Ведь моральная невменяемость хищных гоминид — гораздо более страшная патология мозга, нежели олигофрения. По теории А.Р.Лурия — это "дефицит префронтальных долей коры головного мозга". Раньше было в ходу более точное выражение: "нравственное помешательство". Но если олигофрены относительно безобидны, являясь лишь семейным горем, то нравственно помешанные субъекты (= хищные гоминиды) ведут Жизнь на нашей планете к гибели. Вот какая колоссальная пропасть в индивидуальных различиях не была вовремя замечена человечеством!
Здесь выявляется интересное следствие. Почему множество языков действительно, объективно некрасивы, неблагозвучны? В отличие от того факта, что очень часто тарабарщиной и "птичьими языками" взаимно незаслуженно считают языки друг друга разные — иногда соседние — народы и этносы. Но некоторые языки действительно происходят от реальной дебильной дикции. Они столь же некрасивы, как и тяжёлая, корявая дикция дефективного индивида, олигофрена. Всё это связано с той социальностью, которая зародилась на этапе дисперсии, взаимного разбегания древних человеческих популяций — прямого следствия адельфофагии, каннибализма.
Дефекты невыговаривания звуков или невольное использование других звуков вместо нужных были присущи именно суперанималам, хуже справлявшихся с речевым аппаратом из-за собственной "мозговой недостаточности". Это были, как правило, племенные вожди, их "фонетическое своеобразие" немедленно подхватывалось раболепной и подлой "свитой" суггесторов-прихлебателей, талантливых имитаторов и подражателей, потомки которых в будущем станут "гениальными" актёрами и проходимцами. А затем это новое произношение навязывалось уже всему племени, становясь, наконец, "классическим". Диффузное консервативное большинство, конечно, "подправляло" произношение, облагораживало его, но изменения всё же возникали и оставались уже навсегда. Так возникали в человеческой среде говоры =" диалекты =" наречия =" языки. Бывали, конечно, и иные очень резкие "смены орфоэпии" — особенно при смешении языков в процессах ассимиляции при слиянии этносов. Всё это, понятно, происходило на фоне основного развития языков, вызванного усложнением общественных отношений.
Бросается в глаза (точнее, в уши) резкое выделение из всех европейских языков — фонетически очень чётких — нескольких явно логопатического, косноязычного свойства выговоров — это польская, французская и английская артикуляции. Такое впечатление, что "предполагаемые" ОтцыОснователи этих наций не обладали достаточно внятным произношением. Польское змеиное пришепётывание, возможно, вызвано тем, что Ляху — "польскому Энею" — некогда выбили дубиной почти все зубы. Французский прононс, не исключено, возник из-за того, что "первогаллу" Франку палицей проломили череп в области переносицы. А дебильные английские "ти-эйч" и неспособность выговорить твёрдое "р" могут быть обязаны своим появлением тому, что у какого-нибудь там Ричарда Нулевого был отрезан или откушен кончик языка, "но зато" имелась опухоль на нёбе. Эти дефекты произношения в дальнейшем вошли составной частью в фонетику отмеченных языков. Примерно с такими же "акцентами" говорят лица безразлично какой национальности, но именно с травматически нарушенной дикцией.
Неким подтверждением сказанному могут послужить процессы, свидетелями которых мы были сами. Так, Леонид Брежнев в свою генсековскую бытность вместо общепринятого тогда произношения "Рэйган" выговаривал "Рейган". Суггесторные СМИ тут же подхватили: рейган, рейган... Были заодно "подчищены" и другие "э-е". Темп, депо... Это — в дополнение к уже исправленным в 1930-е годы послереволюционным "барским" анахронизмам: тэма, музэй, шинэль, пионэр... Долго сопротивлялся, а затем сопротивлялось кофэ. Но наверняка некоторые из этой славной плеяды "орфоэпических могикан", типа кашне, биде, не сдадутся так просто и будут пребывать в гордом фонетическом одиночестве.
Как-то однажды Сталин сделал в статье правку: исправил букву "е" на "ё". Так на следующий день все центральные газеты прямо-таки пестрели этой буковкой с двумя точечками. Это — суггесторы-журналисты в пароксизме орфографического подобострастия всю ночь лихорадочно выискивали и вставляли в тексты как можно больше слов с буквой "ё".
Отмеченный процесс фонетической авторитарной изменчивости был и остаётся очень важным и общественно значимым. Знать, "элита" всегда стремилась жить — в том числе, и выглядеть, и говорить — иначе, резко отличаться от быдла, простолюдинов и по виду, и "на слух". Вспомним французскояэычие (с нижегородским прононсом) русского дворянства. Хотя с точки зрения русской речи французский язык — это нечто птичье, немедленно вызываются ассоциации с немужским сюсюканьем и хроническим насморком. Испанский император Карл V в своём знаменитом панегирике русскому языку, отметив недрящиеся в нём достоинства прочих языков (воинственную крепость немецкого языка, нежное благозвучие итальянского и т.д.), французский язык не упомянул (впрочем, как и английский).
И эта лингвистическая рознь имеет весьма широкий диапазон и социальную иерархию, все слои общества затронуты ею. Например, если человек говорит с сильным провинциальным или неприятным "инородческим" акцентом, то будь он хоть семи пядей во лбу и неси людям божественные истины, "слушаться", да и "смотреться" он будет, по меньшей мере, карикатурно. Акцент допустим лишь "грозный", как у Георгия Димитрова, или "благозвучный", как у Эдиты Пьехи. Но уже хохляцкий прононс у суггестора Анатолия Стреляного, подрабатывающего ныне в качестве гнутого предательского рупора "Радио Свобода", звучит дебильно. (Акценты очень близких языков или говоров одного языка часто оказываются наиболее раздражающими для восприятия, ибо каждому собеседнику кажется, что это так легко устранить, а он не может или не хочет!) И когда он на своём тяжком наследии "украёньского суржика", с не устранёнными отзвуками чисто малороссийских фонем "ця", "цю", "цi", "кы", "гы", говорит даже иногда правильные вещи, с ним противно соглашаться. Сказанное справедливо и в отношении телешоумена якобы донских кровей Дмитрия Диброва, несколько меньший акцент у которого "полностью компенсируется" текстовой и интонационной фальшью.
