БОГ И БРОДСКИЙ

О благодарности

Тут надо прямо сказать, что государство, а также, говорят, одна из возлюбленных и один из друзей пошли ему навстречу: создали все условия, чтобы никакие иллюзии, никакие соблазны впредь не отвлекали его.

И Солженицын зря сожалеет — в недавнем тексте, — что ссылка Бродского не затянулась и не успела его переменить к лучшему.

Сердце-то надорвать успела. Среди прочего приходилось и поля какие-то вручную очищать от валунов: дескать, поиграй в Сизифа, до первого инфаркта еще далеко...

Бродский научился новому, волшебно пристальному зрению и стал мастером тишины. Вот, смотрите, стихотворение из вечных — прямо для школьной хрестоматии будущего столетия:

Раньше главная тема была — разбегающееся пространство. После ссылки замирающее время: как оно сгущается в вещах и прекращает человеческую участь.

Стихотворения тянутся друг к другу и образуют несколько романов со множеством лиц, с диалогами, с тщательными подробностями быта... Стихи Бродского в промежутке между ссылкой и эмиграцией — история Застоя (он же Распад), в них изображен и предсказан конец Империи, герои этих стихов один за другим погибают от духоты...

Но странное дело: оттого ли, что автор с необыкновенным искусством достигает абсолютного взаимодействия разговорной речи и утонченнейших условностей стихосложения, — оттого ли, что трагическое остроумие — сильное средство от любого самообмана, — словом, не знаю почему, но впечатление такое, будто не то что содержание, а просто сама материя этих стихов свобода.

Тут нужен вообще-то сноп цитат — Бродского прочли так недавно, так наспех, что почти не запомнили, — жалею тех, кто не читал совсем, но приведу только отрывок из "Разговора с небожителем" — и только чтобы показать, как верен поэт своей навязчивой идее: будто стихи — это взгляд откуда-то сверху и крик куда-то вверх, словно кто-то назначил его носителем смысла нашей жизни. Но ведь мы-то с г-жой Савельевой вроде бы точно знаем, что Пушкин, скажем, в "Пророке" просто шутил, и любые стихи (равно и всякая проза) есть продукт отдельно взятого ума. Не Муза же, в самом деле, их диктует! И у христианского Бога определенно есть занятия поважней. А вот Бродский все время кого-то благодарит неизвестно за что — за какое-то там призвание, — а стихи его читают хорошо если десять человек, — и ведь надежды никакой!