Глава 9. Боль старости.
Многие люди элегантно справляются со старостью и достойно встречают смерть, но так происходит не всегда. Проблемы, возникающие на этой стадии жизни, наиболее трудны для психотерапевта. Здесь оказывается невозможным использовать в качестве точки опоры для введения изменений надежду на будущее и приходится работать на принятии неизбежного. Если в культуре большинство ценностей приписывается молодежи, а не старым людям, то проблемы последних обостряются. Вместо того, чтобы ощущать свое достоинство, так как длинная жизнь одарила их мудростью, старые люди чувствуют, что в наше время быстрых изменений они стали несовременными и лишними. Часто оказывается, что семейные проблемы и симптомы, с которыми до сих пор можно было жить, в позднем возрасте становятся невыносимыми.
Прежде чем мы перейдем к описанию подхода Эриксона к мрачным проблемам боли и смерти, разрешите нам привести забавный случай, когда Эриксон вылечил симптом, от которого пациент страдал в течение всей своей жизни, а к старости симптом лишь обострился. Пожилой джентльмен пришел к Эриксону и попросил вылечить его от страха перед лифтами, от которого он страдал всю жизнь. В течение многих лет он работал на самом верхнем этаже одного здания и всегда поднимался туда пешком. Сейчас, когда он постарел, это стало для него слишком трудным, и он захотел избавиться от своего страха.
Обычно в подобных случаях Эриксон использовал гипноз Если человек один раз мог проехать в лифте без всякого страха, то после этого он часто выздоравливал и мог ездить без страха на любом лифте. Процедура заключалась в том, что Эриксон давал пациенту постгипнотическое внушение, которое обеспечивало отвлекание его внимания от переживания страха. Например, он мог сделать внушение о том, что клиент, направляясь по определенному адресу, будет всецело сосредоточен на ощущениях в ступнях ног. Место, в которое ему надлежит попасть, находится на самом верхнем этаже высокого здания, и ему придется поехать в лифте. Но поднимаясь в лифте, он будет занят своими ногами, и это не даст ему испугаться, а если он один раз поднимется в лифте, не испытывая страха, в дальнейшем он может всегда делать это безбоязненно. Работая с этим пожилым джентльменом, Эриксон не стал использовать гипноз. Вместо постгипнотического внушения он использовал обычную ситуацию для того, чтобы отвлечь внимание клиента от переживания страха. Этот пожилой джентльмен был приличнейшим, скромнейшим человеком, женатым на приличнейшей, скромнейшей женщине. Его отличала сверхозабоченность вопросами приличия, что и использовал Эриксон, вырабатывая свою стратегию.
Когда этот пожилой джентльмен спросил меня, смогу ли я помочь ему избавиться от страха, я ответил, что я, по крайней мере, могу напугать его до полусмерти, но по-другому. На это он сказал, что ничего не может быть хуже, чем его страх перед лифтом.
Лифтами в этом здании управляли молодые девушки, и я попытался договориться с одной из них кое о чем. Она согласилась сотрудничать со мной, посчитав, что сможет таким образом развлечься. Итак, мы зашли в лифт вместе со старым джентльменом. Заходить внутрь лифта он не боялся, но когда лифт начинал подниматься, ему становилось невыносимо страшно. Я выбрал время, когда народу было немного, и заставил его то входить, то выходить из лифта. И когда мы в очередной раз вошли в лифт, я сказал девушке, чтобы она закрыла дверь и дал ей команду: "Поехали наверх". Она проехала один этаж и остановилась между этажами. Мой джентльмен начал кричать: "Что случилось!?". Я ответил: "Лифтерша хочет вас поцеловать". Шокированный до предела джентльмен 'воскликнул: "Но я женатый человек!" Девушка ответила: "Я ничего не имею против этого". Она сделала шаг ему навстречу, он отступил назад и сказал:
"Сейчас же запустите лифт". Теперь она остановилась где-то около четвертого этажа и снова остановила лифт между этажами. Остановив лифт, она сказала: "Я просто сгораю от нетерпения, так мне хочется поцеловать вас". Он ответил: "Займитесь своим делом". Он хотел, чтобы лифт двигался, а не стоял на месте. Она ответила: "Ну хорошо, давайте спустимся и начнем все сначала" и лифт поехал вниз. Тогда он закричал: "Не вниз, а вверх!", поскольку он не хотел заново повторять все это. Лифт поехал вверх и снова остановился между этажами, а она сказала: "Обещаете ли вы после работы спуститься вниз в моем лифте?" Он ответил: "Я пообещаю вам все, что угодно, если вы обещаете не целовать меня". Он поднялся в лифте наверх с облегчением, и без всякого страха — перед лифтом — и с тех пор начал безбоязненно пользоваться лифтом.
Одно из особых умений Эриксона состояло в том, что он использовал гипноз при работе с болью. Его часто просили облегчить страдания больного на стадиях исхода смертельной болезни. В подобных случаях человек может умереть, страдая от невыносимой боли, или же вследствие употребления обезболивающих препаратов он теряет контакт с жизнью, задолго до того, как умрет. Сейчас мы опишем метод, которым пользовался Эриксон в этих труднейших случаях.
Одна женщина умирала от рака матки. С помощью обезболивающих средств ее удавалось поддерживать в состоянии, при котором она могла спать и есть почти без тошноты и рвоты. Ее состояние можно было назвать почти ступорозным. Она ненавидела себя за свою неспособность провести оставшиеся недели жизни в контакте со своей семьей, и семейный врач решил, что целесообразно будет использовать гипноз Вызвали Эриксона и он решил, что в топ день, когда он придет, наркотиков ей давать не станут. Он отменил наркотики, чтобы они не мешали ему работать, а женщина была бы сильнее мотивирована реагировать на него.
Я работал с этой пациенткой четыре часа без перерыва, обучая ее, несмотря на приступы боли, входить в транс, вызывать нечувствительность тела к боли, растворяться в состоянии глубочайшей усталости, чтобы спать физиологическим сном, несмотря на боль, и испытывать удовольствие от еды без желудочных страданий. Ее отчаянная ситуация побуждала ее принимать мои внушения, не подвергая их сомнению. Я научил ее также гипнотически реагировать на мужа, старшую дочь и семейного врача для того, чтобы поддержать гипнотическое состояние в случае каких-нибудь неожиданностей во время моего отсутствия. Потребовался всего один длинный гипнотический сеанс. Она больше не принимала лекарства, за исключением одного подкожно вводимого средства, которое она приняла в четверг вечером. Это дало ей дополнительное облегчение и позволило поддерживать полный контакт с семьей в течение всего уик-энда, чувствуя себя при этом отдохнувшей. В течение следующей недели она каждый вечер участвовала в жизни семьи. Через шесть недель после первого сеанса гипноза, беседуя со своей дочерью, она внезапно перешла в коматозное состояние, и через два дня умерла.
Эриксон часто рассказывал об этом подходе, иногда с вариациями. Он обучал человека вызывать нечувствительность тела к боли, иногда добавляя внушение о том, что пациент чувствует себя отделенным от своего тела. Иногда он включал также внушения, касающиеся изменения восприятия времени. Например, работая с пожилым человеком, находящимся на исходной стадии раковой болезни, он поступал следующим образом.
Пациент жаловался на постоянную, тяжелую, тупую, пульсирующую боль, а также на острейшие приступы боли, которые наступали каждые десять минут. Я внушал ему, что его тело становится ужасно тяжелым, словно свинец. Он мог бы ощутить это, как если бы он был пропитан сном и был не способен ощущать ничего, кроме усталости. Ощущая эту тупую тяжелую усталость тела, он мог бы заснуть в то время, как его сознание оставалось бодрствующим. Чтобы справиться с повторяющимися приступами боли, я велел ему пристально смотреть на часы и ждать следующего приступа. Эти несколько минут страшного ожидания казались ему часами, и наступление боли превращалось в освобождение от этого ожидания. Таким образом, он разделил два своих переживания: ожидание боли и собственную боль. Теперь я мог научить его искажать свое восприятие времени, чтобы он смог субъективно увеличить определенный промежуток времени. Он мог увеличивать промежуток времени между приступами боли, и таким образом, ощущать себя более свободным от боли. Он мог также укорачивать промежуток времени, в течение которого он чувствовал боль. Вместе с тем я научил его амнезировать боль, чтобы он не страдал, воспринимая предыдущий приступ и не ждал последующего приступа со страхом и ужасом. Каждый последующий острый приступ боли он немедленно забывал, и следующий наступал как совершенно неожиданное событие. Поскольку он не ждал боли и не думал о ней, она превратилась в проходящее переживание, подобное мгновенному ощущению. Пациент говорил, что гипноз освободил его от боли почти полностью, и что в теле он ощущает тяжесть, слабость и тупую усталость, а боль "раздирает" его всего два раза в день. Через несколько недель у него наступило коматозное состояние и он умер.
Совершенно уникальный подход к подобной проблеме Эриксон продемонстрировал, работая с человеком по имени Джо. Джо выращивал цветы, которые потом продавал, и был прекрасным бизнесменом, уважаемым в семье и в кругу друзей. У него на лице появилось новообразование и когда хирург удалил его, то оказалось, что опухоль злокачественная. Джо проинформировали, что жить ему осталось примерно месяц, и это его совершенно сразило. Кроме того у него появились сильные боли. Наркотики приносили некоторое облегчение, но один из родственников попросил Эриксона использовать гипноз. Эриксон с неохотой согласился, сомневаясь в том, сможет ли он сделать здесь что-либо. От переизбытка медикаментов у Джо начались токсические реакции и, кроме того, Джо не выносил даже самого слова "гипноз". И сверх того один из его сыновей был начинающим психиатром, которого учили тому, что гипноз — это ерунда.
Меня представили Джо, и он принял это вежливо и дружелюбно. Я усомнился в том, что он знал, зачем я здесь.
Едва посмотрев на него, я заметил, что большая часть правой стороны лица и шеи у него отсутствовала вследствие операции, истощения, изъязвления и некроза. Ему сделали трахеотомию и он не мог говорить. Он общался с людьми посредством карандаша и бумаги. Спал он очень мало и, хотя около него все время кто-то находился, он постоянно вскакивал с постели, чтобы писать различные поручения как делового, так и личного характера.. Его постоянно мучила сильная боль и он не мог понять, почему врачи не могут справиться со своей работой так же хорошо, как он со своим цветочным бизнесом.
После того, как меня представили, Джо написал: "Чего вы хотите?" Несмотря на то, что я сомневался в том, смогу ли я помочь ему, я почувствовал, что если искренне заинтересуюсь им и захочу помочь ему, то принесу этим пользу и ему, и членам его семьи, которые находились в этой комнате и могли слышать то, что я ему говорю. Я начал гипнотизировать его, применяя технику, которою я называю техникой разбрасывания. Используя эту методику, я, как обычно, беседую с человеком, но некоторые слова и фразы специально подчеркиваю, выделяю, чтобы они работали как эффективное внушение. (В этом тексте эти слова и фразы . напечатаны полужирным курсивом). Я сказал: "Джо, я хочу поговорить с вами. Я знаю, что вы садовод, и что вы выращиваете цветы, а я вырос на висконской ферме, где было очень много цветов. Я и сейчас люблю цветы. Поэтому я бы хотел, чтобы вы сели в это удобное кресло, пока я буду с вами говорить. Я многое хочу сказать вам, но не о цветах, поскольку о них вы знаете несравненно больше, нежели я. Это не то, чего вы хотите. А сейчас, пока я говорю, я хочу чтобы вы слушали меня спокойно, пока я буду говорить о таком растении, как помидор. Это странный предмет для разговора. И он возбуждает любопытство. К чему этот разговор о помидоре? Семечко помидора сажают в землю. Можно надеятся, что из семечка вырастет растение помидоров, которое принесет нам удовлетворение, подарив нам свой плод. Семечко поглощает воду, не испытывая при этом особых трудностей, потому что часто выпадают дожди и приносят мир и покой и радость произрастания и цветам, и помидорам. Это маленькое зернышко, Джо, постепенно набухает и выпускает маленький корешок с ресничками. Может быть, вы знаете, что это за реснички, но они предназначены для того, чтобы помогать зернышку помидора расти, пробиваясь на поверхность земли, прорастать, но вы можете слушать меня, Джо, так что я буду продолжать говорить, а вы — продолжать слушать, просто желая узнать, чему вы в действительности сможете научиться, и вот ваш карандаш и блокнот, но возвращаясь к помидору надо сказать, что он растет так медленно. Вы не можете видеть, как он растет, вы не можете слышать, как он растет, но он растет. Эти волоски напоминают реснички на корешках, они заставляют кустик помидора чувствовать себя очень хорошо, очень уютно, если вы можете представить себе, что растение может чувствовать, а затем, хотя вы не можете видеть, как оно растет, и не можете слышать этого, так же, как не можете и чувствовать, но на маленьком стебельке появляется еще один листик, а затем другой. Может быть, как говорят дети, кустик помидора чувствует себя спокойно и мирно, когда он растет. Проходит день за днем, а он все растет и растет, и это так успокоительно, Джо, наблюдать за тем, как он растет, не замечая его роста, не ощущая его, но просто зная, что ему становится все лучше и лучше — вот появился еще один лист, и еще один, и новая веточка, и он растет себе спокойно во всех направлениях". (Многие места из этого текста я повторял по нескольку раз. Я уделял тщательное внимание подбору слов. Через некоторое время ко мне на цыпочках подошла жена Джо и протянула мне листок с надписью: "Когда вы собираетесь начать гипнотизировать?" Я, не переставая, продолжал описывать кустик помидора. И жена, посмотрев на Джо, поняла, что он находится в сомнамбулическом трансе.) И скоро на кустике помидора появляются бутоны, и скоро весь кустик покроется бутонами. Я хотел бы знать, может ли кустик помидора, Джо, чувствовать, действительно чувствовать, какое-то успокоение. Знаете Джо, растение это удивительная вещь, и ведь удивительно приятно думать о растении, как о человеке. Могло ли бы это растение испытывать приятные чувства, ощущение успокоенности, когда на свет начали бы появляться крошечные помидорки, но с готовностью обещающие вызвать у вас желание съесть ароматный помидор, налитый солнцем, ведь так приятно ощущать еду в своем желудке, это чудесное ощущение ребенка, который испытывает жажду и может хотеть пить. Джо, кустик помидора чувствует себя точно так же, когда идет дождь, умывая все вокруг, что оно почувствовало себя хорошо?" (Пауза.) "Знаете, Джо, кустик помидора просто живет одним днем. Мне нравится, что кустик помидора может каждый день испытывать покой. Понимаете Джо, он просто живет одним днем. Таковы уж все кустики помидора". (Джо внезапно вышел из транса. Находясь в дезориентированном состоянии, он бросился на кровать, замахал руками, и все его поведение свидетельствовало об остром токсикозе, от которого страдают пациенты, плохо реагирующие на барбитураты. По всей видимости, Джо не слышал и не видел меня, пока не направился ко мне. Я крепко схватил его за предплечье и тут же отпустил. Позвали сестру, она вытерла ему пот со лба, сменила повязку и дала ему попить воды из трубочки. Затем он снова позволил мне усадить его в кресло. Когда я поинтересовался, как чувствует себя его предплечье, он схватил карандаш и бумагу и написал: "Говорите, говорите".) "Ну да, Джо, я вырос на ферме и считаю, что зернышко помидора — это удивительная вещь: только подумайте, Джо, в этом маленьком семечке так крепко и спокойно спит такое прекрасное растение, которое появится на свет только в будущем: у него будут такие интересные листья и веточки. Листья и ветки будут выглядеть так прекрасно и у них будут настолько насыщенные цветы, что вы сможете почувствовать себя по-настоящему счастливым, глядя на семечко помидора и думая о том прекрасном растении, которое хранится внутри него и пребывает в состоянии сна, отдыха и покоя, Джо. Скоро я ухожу обедать, а когда вернусь, мы снова поговорим".
Несмотря на перемежающееся токсическое состояние, Джо определенно оказался доступным гипнотическому воздействию. Более того, он продолжал обучаться очень быстро, несмотря на мою абсурдную любительскую речь о кусте помидора. Джо совершенно не интересовался бесцельными замечаниями о помидоре, Джо стремился к свободе от боли, к покою и сну. Это было доминантой в сознании Джо и в его эмоциональной сфере. Он испытывал настоятельную потребность найти что-либо ценное для себя в моей болтовне. Это желание было там, но это желание было преподнесено таким образом, что Джо воспринимал его буквально, не осознавая того. Джо вышел из транса всего через несколько минут после того, как я, как будто невинно спросил его:
"Хотите пить Джо?" Повторное наведение транса тоже не было трудным. Для этого понадобилось всего две короткие фразы: "Знаете, Джо..." и "Вы. только подумайте, Джо..."
Эриксон не только помогал людям умереть с изяществом, но и прожить свои последние годы, функционируя как можно более полно. Иногда ему удавалось достичь этой цели с помощью небольших гипнотических усилий; но бывало, что ему приходилось решать проблему с помощью насилия. Свои действия, описанные ниже, Эриксон считал неортодоксальными. Нам кажется целесообразным закончить нашу книгу описанием такой необычной терапевтической стратегии. Эриксон рассказывал:
"Одна женщина из Калифорнии написала мне, что ее муж в результате инсульта был полностью парализован и не мог говорить. Она спрашивала, можно ли получить мою консультацию. Письмо это было столь жалобное, что я не мог не согласиться, посчитав, что сумею успокоить жену настолько, чтобы она поняла свою трудную ситуацию.
Она привезла своего мужа в Финикс, зарегистрировалась в мотеле, а затем она привезла его ко мне. Я попросил моих сыновей внести мужчину в дом, пригласил женщину в кабинет и побеседовал с ней наедине. Она рассказала, что ее муж которому шел шестой десяток лет, год назад перенес инсульт и уже в течение года неподвижно лежал на койке в университетской больнице. Его обычно показывали студентам, как безнадежного больного, рассказывая в его присутствии о том, что он полностью парализован, не способен говорить, и все, что можно сделать, это дождаться окончательной смерти. Женщина рассказала мне также следующее: "Видите ли, мой муж прусский немец. Он очень гордый человек. Он сам создал свое собственное дело. Он всегда был очень активным человеком и страшно много читал. Всю свою жизнь он был очень властным. А сейчас я вынуждена смотреть на то, как он лежит в кровати целый год совершенно беспомощный, его должны кормить, мыть, и разговаривать с ним, как с ребенком. Каждый раз, когда я приходила к нему в больницу, я видела взгляд смертельно оскорбленного человека, исполненного ярости. Они сказали мне, что это безнадежный случай, и я спросила мужа, сказали ли они ему \ то же самое. Он утвердительно моргнул. Это было единственным его средством общения, которое у него оставалось".
Слушая ее, я понял, что я не только смогу успокоить ее, но и сделать что-либо для ее мужа. Я принял к сведению, что он был пруссаком, властным, несдержанным, очень умным и компетентным. В течение этого года он оставался живым, испытывая невероятный гнев. Его жена, прилагая к этому невероятные усилия, сумела погрузить его в машину, привезти из Калифорнии, вытащить его из машины, занести в мотель, затем вынести оттуда, снова посадить в машину и, наконец привезти его ко мне. Двое моих сыновей с трудом втащили его в дом, но этой женщине удалось в одиночку привезти его с другого конца страны.
И я сказал этой женщине: "Вы привезли ко мне вашего мужа, чтобы я ему помог. Я собираюсь сделать все, что смогу, чтобы помочь ему. Сейчас я буду разговаривать с ним и хочу, чтобы вы при этом присутствовали. Но я не хочу, чтобы вы вмешивались. Вы не поймете, как и почему я делаю то, что я буду делать. Но вы можете понять мою инструкцию о том, что вы должны сидеть спокойно с бесстрастным лицом и ничего не говорить, ничего не делать, независимо от того, что здесь будет происходить". Она смогла принять эти условия. Впоследствии, когда она хотела высказаться, я останавливал ее устрашающим взглядом.
Я сел перед мужчиной, который беспомощно лежал в кресле и не мог говорить, а только моргать. Я начал говорить с ним очень грубо. Я сказал ему: "Значит, вы пруссак, а все пруссаки невероятно тупы, глупы, самодовольны, невежественно и животно тупы. Они считали, что смогут завоевать мир, и они разрушили свою собственную страну! Нет таких эпитетов, которых бы заслужили эти ужасные животные. Они просто недостойны жить! Мир стал бы гораздо лучше, если бы все они ушли на удобрения".
Стоило посмотреть, какой гнев разгорался в его глазах. Я продолжал: "Вы используете милосердие людей, вас кормят, о вас заботятся, вас купают и стригут вам ногти. Кто вы такой, разве заслуживаете всего этого? Ведь вас нельзя даже сравнить с умственно отсталым преступным евреем!"
Я продолжал оскорблять его, собирая все грязные выражения, которые только приходили в голову, добавляя также замечания как: "Проклятый лентяй, лежит в постели и доволен". Через некоторое время я сказал: "У меня до сих пор не было ни возможности, ни времени для того, чтобы подумать и собрать все те оскорбления, которых вы, безусловно, заслуживаете. Завтра вы должны еще раз явиться ко мне. До завтрашнего дня у меня будет достаточно времени, чтобы продумать все, что я собираюсь вам сказать. Ведь вы, конечно же, вернетесь, не так ли!" [Come bruck — по-английски означает: 1) вернуться, 2) прийти в себя, обрести прежнюю форму].
Он пришел в себя прямо тут же, воскликнув: "Нет"!
Я сказал: "Итак, в течение года вы не разговаривали. А сейчас, стоило мне назвать вас грязной нацистской свиньей, как вы начали говорить. Вы вернетесь сюда завтра, чтобы узнать, кто вы такой на самом деле!"
Он ответил: "Нет, нет, нет!"
Я не знаю, как это у него получилось, но он встал на ноги. Ошеломив свою жену, он шатаясь вышел из кабинета. Она хотела броситься за ним, но я ее остановил. "Сидите, в самом худшем случае он может всего лишь упасть на пол. Если он сможет доковылять до машины, то это будет именно то, что вам нужно".
Шатаясь, он пробирался из дома, и даже спустился по лестнице и, в конце концов сумел вползти в машину. Мои сыновья наблюдали за ним, готовые в любой момент прийти на помощь.
Пруссаки — это уникальные существа. Они могут быть крайне властными и невероятно чувствительными к тому, что они считают оскорблениями. Я работал с прусскими немцами. Они требуют огромного уважения по отношению к себе, и образ собственного Я у них пронизан самоудовлетворенностью.
Этот человек подвергался невыносимым оскорблениям в течение года, находясь в больнице. Но мне удалось показать ему, что такое настоящее оскорбление, и он отреагировал.
Я сказал жене: "Завтра приведите его сюда в одиннадцать часов утра. Сейчас отвезите его в мотель и втащите его в комнату, положите его в постель и ухаживайте за ним так же, как это делали раньше. Перед сном, выходя из его комнаты, и направляясь в свою, скажите ему, что завтра в одиннадцать часов у него состоится встреча со мной. Затем сразу же идите в свою комнату. Завтра утром накормите его завтраком и оденьте его. В десять тридцать скажите ему: "Сейчас мы поедем к доктору Эриксону". Выходите из дома, заведите машину и ждите, пока не зашевелится ручка входной двери. Затем помогите вашему мужу выйти из дома и сесть в машину.
На следующее утро они приехали. Он шел, пользуясь только помощью жены. Я просто сказал: "Знаете, вам стоило вчера пережить весь этот ад, чтобы сегодня самостоятельно зайти в мой кабинет. Чтобы сказать хоть одно слово. А сейчас проблема состоит в том, как мне заставить вас говорить, ходить, наслаждаться жизнью и читать книги. Мне совершенно не хочется снова быть таким грубым. Но вы совершенно не верили в себя, и я повел себя достаточно неприятно для вас, чтобы не оставлять вам другого выхода, кроме протеста. Я надеюсь, что сейчас мы сможем стать друзьями. Давайте начнем восстанавливать ваши способности, хотя бы к некоторым видам нормальной деятельности".
На его лице было написано беспокойство. Я сказал: "Вы понимаете, что я могу заставить вас говорить, оскорбляя вас, но я считаю, что вы вполне можете ответить мне "да", если я задам вам какой-нибудь приятный вопрос. В свете уже достигнутого нами и учитывая, что целый год вы находились в состоянии полной беспомощности, я считаю, что вы захотите, чтобы я продолжал помогать вам. Теперь вы можете ответить "Да".
