Раздел 1. Душа и ее окрестности
Что такое глубинная психология и почему глубинная психология «глубинная»?
Конспект лекции, прочитанной летом 1999 года в Институте биологии и психологии человека, Санкт-Петербург.
Термин «глубинная психология» (от нем. Tiefenpsychologie) был предложен Юджином Блейлером в 1913 году для обозначения «новой науки» — психоанализа. Он является «зонтичным» обозначением целого ряда различных психологических теорий, исследующих взаимосвязи между сознанием и бессознательным, и относится к психотерапевтическим системам, разработанным Пьером Жане, Вильямом Джемсом, Зигмундом Фрейдом, Альфредом Адлером и Карлом Юнгом. Хотя представление о бессознательном использовалось еще задолго до появления психоанализа — в частности, месмеристами и гипнотистами (Элленбергер, 2001), — свое первое «глубинное» обоснование, да еще с претензией на научность, оно получило в работах Фрейда. Интерес как создателя психоанализа Зигмунда Фрейда, так и основателя аналитической психологии Карла Юнга был в особенности сконцентрирован вокруг понятия бессознательного. При этом внимание исследователей было перенесено с деятельности по расчленению наблюдаемых вещей к рассмотрению их в глубине — на смену видению пришло «проницание». «Глубина» относится к тому, что находится под поверхностью психических проявлений: поведением, конфликтами, отношениями, сновидениями, социальными, религиозными и политическими событиями, в которых отражается душевная динамика. В это «что» входят некоторые глубокие фантазии или образные системы, недоступные для ряда буквалистских подходов, не признающих, в частности, бессознательное психическое как метафору, а психическое в качестве реальности. Выражение «видеть насквозь» приобрело аналитическую форму. Новая область знания получила и новое основание, менее ориентированное на физические связи и сконцентрированное, прежде всего, на философии и метафизике в своем стремлении к более глубокому постижению сути вещей.
Но это новое основание было совсем не новым, а, напротив, весьма старым, восходившим к трудам Гераклита (VI век до н. э.), в которых связывались вместе понятия глубины и души:
«Границ души (psyche) тебе не отыскать, по какому бы пути ты ни пошел: столь глубока ее мера (logos)» (Фрагменты ранних греческих философов, 1989, с. 231).
В гераклитовском образе «глубока» обозначена специфика души и сфера душевной деятельности: она имеет собственное измерение, не укладывающееся в понятие физического пространства.
Можно считать, что с момента появления психоанализа в европейской истории психическое претворилось в жизнь и душа обрела свое качество и измерение. Изучение души стало означать хождение «вглубь», поскольку всякий раз, когда мы движемся в психологическую глубину, в это движение вовлекается душа. Душевный логос, или психология, подразумевает странствие по душевному лабиринту, двигаясь по которому мы никогда не достигнем достаточной глубины.
С момента своего появления глубинная психология была занята выслушиванием того, что вытеснено на задворки культуры и индивидуального сознания, будь то болезненные симптомы или различные формы политического или культурного сопротивления, включающие массовые беспорядки, — язык неуслышанного состояния, оставшийся без внимания. Тенденцией такого языка, будь он личным, культурным, архетипическим, экологическим или духовным, является, в соответствии с юнговским высказыванием, построение того или иного мифа, облаченного в одежды, соответствующие времени и культуре.
Карл Юнг выстроил свою собственную версию глубинной психологии и адресовал ее тем людям, для которых сложившиеся в их культурах традиционные обряды, ритуалы и символы перестали нести нуминозную энергию, сохранять божественный заряд, аккумулировать «живую воду» душевных переживаний.
После появления основополагающей работы Фрейда «Толкование сновидений» в 1900 году существование бессознательного стало психологическим фактом. В глубинной психологии постулируется общее представление о том, что сознание является лишь вершиной огромного айсберга, именуемого психическим. Выяснение более точной природы бессознательного и составляющих его элементов привело к появлению различных школ и направлений в глубинной психологии — различных уровней «глубин».
Под сознанием лежит огромный слой забытых или подавленных личных воспоминаний, чувств и поступков, которые Юнг назвал личным бессознательным.
У Фрейда бессознательное содержит разнообразные формы забытых или подавленных чувств и поступков, инстинктов и воспоминаний в виде личного бессознательного, обладающего эмоциональными и соматическими свойствами и проявляющегося в комплексной форме (Эдип, Электра, кастрация).
«Однако сущность бессознательного не охватывается полностью понятием личного бессознательного. Если бы бессознательное было только личным, то тогда существовала бы теоретическая возможность свести все фантазии при душевных болезнях к индивидуальным переживаниям и впечатлениям. Несомненно, большая часть такого материала может быть сведена к истории личной жизни, однако существуют такие фантазии, истоки которых напрасно отыскивать в индивидуальной истории. Что же это за фантазии? Если одним словом, то это — мифологические фантазии. Существуют такие фантазии, которые не соответствуют никаким переживаниям из личной жизни, но лишь мифам» (Jung, CW, vol. 10).
У Юнга это личное бессознательное базируется на еще более глубоком уровне — коллективном бессознательном или объективном психическом — безграничном океане, огромном, гораздо более древнем, чем индивидуальный жизненный цикл, наполненном архетипами: изначальными образами и поступками, которые повторяются снова и снова на протяжении всей истории не только человечества, но и с самого зарождения жизни вообще. Как сказал Юнг: «…Чем глубже вы опускаетесь, тем шире становится основание».
Архетипы обладают не только эмоциональными или психосоматическими качествами, но также и душевными, и духовными свойствами, возникающими повсеместно в видениях, экстатике, медитации, сновидческой деятельности и в синхронистских проявлениях.
Синхрония — юнговский термин, обозначающий значимые совпадения, составляющие обертон глубокого психологического переживания. Объективное психическое в юнговском понимании также образует некий руководящий, организующий центр, или Самость, очень напоминающий «внутреннего бога» или индуистского Пурушу, первочеловека, из которого возникли элементы космоса, мировая душа, «Я» и мир множественных вещей, имеющих тенденцию повторяться (Фридрих Ницше).
Глубинная психология в самом общем виде действует в соответствии со следующими предположениями:
1) Любая психологическая деятельность возникает на основе фантазии или образа («первичный процесс» Фрейда, «образ и есть психическое», по Юнгу).
2) Разум человека является местом взаимодействия динамических необузданных сил, связанных с соматической основой.
3) Психическое представляет собой процесс — иначе говоря, скорее глагол, нежели существительное, — отчасти сознательный, а отчасти бессознательный.
4) Бессознательное, в свою очередь, несет в себе вытесненные переживания и другие содержания личностного уровня, а также трансперсональные (т. е. коллективные, не относящиеся к Я, архетипические) содержания, выносимые в психическое глубинными силами «anima mundi», — мировой души.
5) Психическое несводимо ни к нейрохимическим процессам, ни к более «высшей» духовной реальности; его роль и миссия — быть «третьим», серединным началом между материей и духом, иначе именуемым «душой», началом, требующим для своего выражения собственного языка. Этот принцип психической реальности известен в аналитической психологии как «объективная психика» (Юнг).
Архетипические психологи, которые представляют ответвление от классической юнгианской психологии, рассматривают промежуточное качество объективной психики как «лиминальное» или «образное» («имагинальное»).
Главным препятствием интеграции глубинной психологии и психологии академической является детерминистический уклон, свойственный академическому подходу и материалистическому мышлению вообще. Однако развивающаяся ныне в России архетипическая психология признает свободную и уникальную суть человеческой души и природы и заново формулирует в глубинно-психологическом свете достижения рационалистической и материалистической психологии.
Поскольку психическое составляет свою собственную область переживания и опыта, то его следует изучать теми методами, которые принимают в расчет его автономию. Примерами таких методов являются толкование символов и симптомов, анализ сновидений, глубинно-ориентированные исследования культуры и мифологии.
Психическое спонтанно порождает мифо-религиозные символы и по своей природе одновременно является духовным и инстинктивным проявлениями. Следствием такой мифопорождающей функции является отсутствие выбора между духовной и недуховной личностью. Единственный вопрос: куда мы направляем свою духовность? Живем ли мы этой духовностью сознательно или же инвестируем ее безведома для самих себя в недуховные проекты (перфекционизм, аддикции, жадность, славу и т. д.), которые, в конечном итоге, овладевают нами из-за того, что мы игнорируем эти пугающие и мощные нуминозные силы?
Любые симптомы представляют собой важные послания, адресованные личности, и их следует внимательно рассматривать («прочитывать») — если необходимо, то обращаться к аналитику или психотерапевту, — но не замалчивать. (Юнг писал: «Боги стали болезнями».) Симптом является одним из способов, с помощью которых психическое уведомляет нас о том, что мы не слушаем голоса из его глубин.
После Фрейда и Юнга человеческая психика обнаружила еще большие глубины в работах современных продолжателей юнгианской традиции: архетипической психологии Джеймса Хиллмана, его последователей и сподвижников (П. Кюглер, Л. Зойя, W. Gigeriech, M. Adams, Г. Могенсон, J. Paris и др.), в духовной психологии (Sardello, 1995), экопсихологии (Roszak, 1992).
У всех этих авторов рациональный, целенаправленный человеческий разум, бодрствующее сознание или «дар разума» выступают в качестве только одного игрока на более обширном поле психического. Глубинная психология подходит к рассмотрению человеческого переживания и опыта с точки зрения множественности интерпретаций и выражений.
Несомненными бестселлерами последних лет стали книги Умберто Эко «Имя Розы» и Дэна Брауна «Код да Винчи», давшие новую жизнь изучению символов. Читатель увидел, что жизнь вовсе не пуста и не сводится к механическому «труду на благо Родины», но что она насыщена смыслом, имеет множество разных целей и обладает «архетипическим резонансом», в ней слышен архетипический отзвук, отголосок.
Существует «место значимого переживания», где встречаются полюса личностного и трансличностного психического; это место определяется как душа. Хиллман полагает это место в качестве имагинативного углубления и преобразования событий в переживания. Одной из целей нынешней глубинной психологии является вопрос о возвращении души обратно в психологию.
Душа рассматривается как субъективность, которая разлита повсюду; все имеет свое собственное «внутри» — идея, идущая от Шопенгауэра и Тейяра де Шардена.
Глубинная психология отвергает как философски архаическое абсолютное картезианское расщепление между самостью и другостью и вместо этого вводит меняющееся интерактивное поле субъективной и объективной деятельностей. Например, проекция рассматривается как имагинальная пляска в пространстве между «посылателем» и «получателем».
Прикладной аспект интерактивности заключается в том, что «объективное» исследование ограничено в своем приложении к психическому и даже вводит в заблуждение тем фактом, что мы сами изменяем все то, что исследуем.
Эмпирическое исследование обнаруживает только те грани и аспекты психического, которые так или иначе поддаются количественному измерению. Глубинная психология деконструирует этот «как бы» эмпиризм, представляя психическое, изучающее себя, как некий «зеркальный кабинет» или «зал с зеркалами». В нем сознание, чувствительное к своей собственной относительности, участвует в постоянном и нескончаемом отражении текущих реальностей.
Традиционная глубинно-психологическая мысль тащит на себе всю сексистскую дезинформацию, культурные пристрастия и предвзятости XIX века. Сегодняшняя глубинная психология критикует уравнивание между собой биологического и культурного пола, освобождается от теоретических понятий и представлений, которые поддерживают старые стереотипы относительно женщин и мужчин (например, мать считается первичным источником психопатологии, женщина отождествляется с пассивным Инь, а мужчина — с активным Янь и т. д.), и исследует психическое в его личностном, биологическом, культурном и архетипическом контекстах.
В своем крайнем выражении, все люди, все умы и все человеческие жизни так или иначе встроены в определенное мифопроизводство. Мифология — это вовсе не набор и даже не система или комплекс отживших объяснений естественных событий, происходивших когда-то в мире; это, прежде всего, само богатство и мудрость человечества, выразившиеся в изумительном, удивительном, чудесном и символическом рассказывании всевозможных историй.
Личные симптомы, индивидуальные конфликты, зацикленность на чем-либо несут в себе мифическую или трансличностную сердцевину, которая, будучи проинтерпретированной, способна заново познакомить клиента со смыслом его борьбы (например, боль, сопровождающая уход из дома, может быть преобразована в нестареющее и вечное приключение странника, отправляющегося на поиски неведомого). Каждый знает по себе, как грусть от расставания на вокзальной платформе постепенно преобразуется в любопытство к соседям по купе. Опасность в стремлении только к трансличностному оборачивается инфляцией Эго (духовный «обходной путь» и коврижки Новой эпохи); опасность в редуктивном фокусировании (редуктивной концентрации) на личностном приводит к нарциссическому обесцениванию духовных переживаний. (Юнг, 2006а).
Глубинная психология возникла как движение, очищающее мир от мусора прежних заблуждений. Оно противостоит гибели восприятия как такового или отождествлению с психической онемелостью или неподвижностью. Оно обращает внимание на то, что колониально-иерархическое Эго вытесняет, игнорирует, заставляет замолчать и подавить в себе после соприкосновения: внутренние и внешние голоса и образы и движения из запредельного потока сознания. В этом психотерапевтическое предназначение глубинной психологии, и с этой точки зрения перспективное исцеление является формой деколонизации.
Потому что есть психическая доля во всем, что нас окружает. Мы здоровы и целостны только в той степени, в которой заботимся о нашем окружении и способны взять на себя ответственность за мир, в котором живем.
Глубинные психологи считают, что эго-сознание, наше дневное Я, не является хозяином в психологическом доме. Еще в начале прошлого века это было доказано Карлом Юнгом в исследованиях ассоциаций, приведших к появлению теории комплексов, в которых испытуемый, наряду с обычными реакциями на слово-стимул, мог внезапно дать слишком длинный ответ. Такая реакция, наряду с массой других отклонений в ответах, была связана со специфическими эмоциями, воспоминаниями, вытесненными переживаниями, которые теперь мы именуем комплексами. В дальнейшем метафорический характер и внутренняя драма комплексов позволили нынешним архетипическим психологам утвердить свой подход к психическому, базирующийся на представлении о «поэтической основе разума» (Хиллман, 2006, с. 31).
Тезис «поэтическая основа разума» был впервые выдвинут Хиллманом в его лекциях, проходивших в Йельском университете в 1972 году. В них среди прочего утверждалось, что архетипическая психология «начинается не с физиологии мозга, структуры языка, организации общества или анализа поведения, а с процессов воображения». Взаимосвязь между психологией и художественным воображением обусловлена природой ума. Таким образом, полагает Хиллман, наиболее плодотворный подход в исследовании разума опирается на разнообразные ответные реакции воображения, где образы получают наибольшую свободу, равно как и возможность их рассмотрения.
Хиллман в своих разработках архетипической психологии решил избавиться от догматизма юнговской Самости. Он заявил, что наши психологические глубины населены архетипами, но все они обладают полной автономией и, в конечном счете, никакого организующего центра не приемлют. Другими словами, душевные глубины полицентричны, и если Самость и существует, то лучшим проявлением почтения к ней будет воздержание от намерения диктовать ей те или иные правила поведения. По Хиллману, архетип и Бог в классическом (античном или политеистическом) смысле оказываются одним и тем же. Кроме того, рассуждая о психическом, он использует слово «душа», которое насыщает смежными понятиями. Он пишет:
«…эти термины составляют повседневный практический язык аналитика, образуют контекст для его корневой метафоры [души] и являются ее выражениями. Другие слова, издавна ассоциирующиеся со словом „душа“, еще более углубляют его значение: разум, дух, сердце, жизнь, теплота, человечность, личность, индивидуальность, преднамеренность, сущность, сокровенное, цель, эмоция, качество, добродетель, нравственность, грех, мудрость, смерть, Бог. О душе говорят, что она „встревожена“, „стара», „бесплотна“, „бессмертна“, «утрачена“, „невинна“, „вдохновлена“. О глазах — что они „душевны“, ибо они „зеркало души“; но человек может быть „бездушным“, если не способен проявлять сострадание. Даже самые древние языки имеют разработанные понятия о принципах, которые этнологи переводят словом „душа“. От древних египтян до современных эскимосов, „душа“ — это высоко дифференцированная идея, относящаяся к реальности, имеющая огромное воздействие на человека. Душа воображается как внутренний человек и как внутренняя сестра или супруга, место или голос Бога внутри; как космическая сила, в которой все человечество и даже все живые создания участвуют как сотворенные Богом и, таким образом, божественные; как сознание, как множественность и как единство в противоположности; как гармония, жидкость, огонь, динамическая энергия и т. д. Любой может „искать свою душу“, и душа каждого может подвергнуться „испытанию“. Существуют притчи, описывающие одержимость души (бесами или дьяволом) и продажу души дьяволу, искушения души, проклятие и воскрешение души, развитие души посредством духовных практик, путешествия души. Были предприняты попытки определить местонахождение души в отдельных органах тела или его областях, проследить ее развитие из спермы или яйца, разделить ее на животные, растительные и неорганические компоненты, в то время как поиск души всегда ведет в „глубины“». (Хиллман, 2004a, с. 105–106).
Напротив, Роберт Сарделло стремится освободить «душу» от ограничений хиллмановской мысли. Он, в частности, отрицает идею архетипической души, коренящейся в эллинистической культуре.
Согласно Сарделло (во многом воскрешающего идеи Владимира Соловьева о смысле любви и Богочеловечестве), имагинальная способность нашего бытия может быть оценена наилучшим образом, когда душа служит не столько прошлым богам или Самости, а когда она взыскует сотворчества с миром более глубокого культурного будущего, основанного, насколько это возможно, на Любви. Он указывает, что «для людей, которые жили в прошлые времена, забота о душе была естественной и инстинктивной, сохраняемой через ритуалы церемонии, мистериальные центры, устную традицию передачи историй, мифов, через искусство и технологию» (Sardello, 1995, p. 7).
Наконец, к глубинным психологам можно причислить и Теодора Росзака, автора книги «Голос Земли», предложившего нам вернуть «глубину», обнаруженную в коллективном психическом, обратно природе и космосу. Росзак утверждает, что здоровье всей окружающей среды нашей планеты и психологическое здоровье человечества находятся в тесной связи друг с другом, что одно не может быть целостным и сохранным без другого. Он свидетельствует о том, что человечество близко к коллективному безумию (если не окончательно свихнулось) в своем отношении к природе и — шире — к биосфере. Росзак утверждает, что мы обладаем огромной мощью, способной причинить непоправимый вред всему, что самой своей жизнью призваны сохранять, и мы этот вред неустанно наносим и планете, и самим себе. Это свидетельствует о том, что культура «обезумела в сумасшедшем порыве, с которым она эксплуатирует природные богатства, и уничтожает все живое на пути этой эксплуатации, и, в конечном счете, убивает самое себя» (Roszak, 1992, р. 70).
Опираясь на идеи Юнга, Хиллмана и Сарделло о встроенности человеческой психологии в природу, Росзак в своих утверждениях замыкает полный цикл возвращения души из своего странствия уже в форме мировой души или Анима Мунди. Юнговскую идею коллективного бессознательного он рассматривает, как наиболее полезную для формирования новой дисциплины — экопсихологии (там же, р. 102). Сегодня мы называем экопсихологическую теорию Гейей. Сама Земля представляет собой живое бытие, и она приобретает сознание по мере того, как это сознание обретаем мы.
«Коллективное бессознательное, на своем глубочайшем уровне скрывает экологический разум всех биологических и геологических видов и форм, источник, из которого, в конечном итоге, разворачивается вся наша культура» (там же, р. 301).
